Воспомня прежнее
Сколь жгуче ни влюбляйся - сколь убедительно для самой себя ни обольщайся - и даже чем жгучее, тем вернее, - имеешь дело исключительно с самой собой, с собственным внутренним рельефом, который тебе всё и определяет. Адресат же страстей - фантом, созданный из твоего же внутреннего материала - да из мимолётных, всегда, сколько ни общайся, мимолётных впечатлений, которые ты интерпретируешь и внутренне разращиваешь по собственному разумению и в соответствии с собственными потребностями. А о том, каков этот адресат «настоящий», - скорее всего, лучше ничего не знать.
(Да и то - он такой же «настоящий», как и ты, дорогая: вымечтанный и домысленный самим собой, да не в тех направлениях, которые ты себе воображаешь. В других.)
Вспоминается ещё, что, будучи раздираема страстями (а было это исчезающе-считанное число раз в жизни, пальцев одной руки для подсчёта точно в избытке), я всякий раз, в каком бы возрасте это ни происходило, удивлялась и тому, что (а) надо же, это и со мной происходит, а кто бы мог подумать, (б) надо же, я чувствую как совсем взрослая, как такое возможно. - В общем, всему этому сопутствовало ещё и непреходящее изумление.
Всё это - когда оглянешься назад - урок самодостаточности, конечно: не ставить своих душевных, смысловых, биографических, каких угодно процессов от таковых же неведомых тебе процессов совершенно, в сущности, неведомого тебе человека. Но не в меньшей степени это ещё и урок милосердия: не требовать (даже мысленно) от этого неведомого человека соответствия твоим (неведомым ему - даже если ты имеешь глупость ему о них рассказать) ожиданиям и представлениям.
Урок одиночества, да.
Если выучишь (я вроде - уже. А кому говоришь-то? - да себе в прошлом), будешь потом благодарна за каждую каплю искреннего участия (зато жгуче, сокрушительно смущена его избытком).
Впрочем, за неучастие будешь благодарна ничуть не меньше.
«Я любил немногих, но очень сильно» (в таком именно варианте помнится мне цитата из классика, которая на самом деле звучит более сдержанно: «Я любил немногих, однако сильно». Я - именно очень, и меня это, кажется, совсем исчерпало, вобрав в себя громадные, избыточные массы душевного материала - рассчитанного (Создателем), по всей вероятности, на большее количество адресатов).
(Да и то - он такой же «настоящий», как и ты, дорогая: вымечтанный и домысленный самим собой, да не в тех направлениях, которые ты себе воображаешь. В других.)
Вспоминается ещё, что, будучи раздираема страстями (а было это исчезающе-считанное число раз в жизни, пальцев одной руки для подсчёта точно в избытке), я всякий раз, в каком бы возрасте это ни происходило, удивлялась и тому, что (а) надо же, это и со мной происходит, а кто бы мог подумать, (б) надо же, я чувствую как совсем взрослая, как такое возможно. - В общем, всему этому сопутствовало ещё и непреходящее изумление.
Всё это - когда оглянешься назад - урок самодостаточности, конечно: не ставить своих душевных, смысловых, биографических, каких угодно процессов от таковых же неведомых тебе процессов совершенно, в сущности, неведомого тебе человека. Но не в меньшей степени это ещё и урок милосердия: не требовать (даже мысленно) от этого неведомого человека соответствия твоим (неведомым ему - даже если ты имеешь глупость ему о них рассказать) ожиданиям и представлениям.
Урок одиночества, да.
Если выучишь (я вроде - уже. А кому говоришь-то? - да себе в прошлом), будешь потом благодарна за каждую каплю искреннего участия (зато жгуче, сокрушительно смущена его избытком).
Впрочем, за неучастие будешь благодарна ничуть не меньше.
«Я любил немногих, но очень сильно» (в таком именно варианте помнится мне цитата из классика, которая на самом деле звучит более сдержанно: «Я любил немногих, однако сильно». Я - именно очень, и меня это, кажется, совсем исчерпало, вобрав в себя громадные, избыточные массы душевного материала - рассчитанного (Создателем), по всей вероятности, на большее количество адресатов).