Но тает тайник и с собою тот клад, что в нем был заключен
У нас и вообще-то нет пророка в своем отечестве - а уж ровесников мы тем более не склонны принимать всерьез. Но я обнаружила среди них личность совершенно уникальную. Ко времени нашей юности в системе образовались уже некоторые прорехи, а в них - оазисы, где можно было укрыться от ее пашей. По-видимому, такой имелся и на отделении классической ( Read more... )
Он с Лотманом работал, нет?
Вот за "слишком простой язык* некоторые альтернативные читатели сейчас ругают Хемингуэя. Ну, понятно, они никогда не читали его о том, как долго он над этим языком трудился. Но отрицать его - это уж слишком, тут есть нечто от просто зависти, я уж не говорю про нобелевскую.
Или, скажем, отрицать значение русскоязычных переводов Шекспира, всех, оптом - тот же вид, только в профиль.
Мне кажется, Замятин в "Мы" спроецировал такое отношение в нашу современность глубже чем это казалось когда-то и чем сейчас многим всё ещё кажется.
Откуда только берётся это неуёмное желание всех излечить, всех научить - "правильно" мыслить, писать, переводить, сидеть, ходить, дышать?
Чаще всего лишь на том основании что имярек Ленина видел! Плутарха читал, с "негрогубым поэтом" (Пастернак? или (автор "капли молока", имя забыла)?) за руку здоровался, ну на худой конец на семинары его ходил. Ага, вот вам и "романные семинары" фантастов! :)))
Мне кажется всё-таки, ( как выразился один желчный критик о стихах Ропшина,) чтобы писать настоящие стихи (ну, переводы) - нужно самому быть личностью не ниже, не говоря уж про язык и версификаторский навык...
Reply
Нет, кажется, такого не было. Во второй части своего длинного интервью, ссылка на которую есть из поста, Гриша как раз рассказывает о своих учителях, но, если я правильно помню, речь идет именно об университетских преподавателях.
"Вот за "слишком простой язык* некоторые альтернативные читатели сейчас ругают Хемингуэя"
Художественные вкусы меняются - и от читателя к читателю, и от эпохи к эпохе, и это совершенно естественно. Мне кажется, наша проблема в том, что сама эта мысль - что мнения могут быть разными - все еще дается нам с трудом, потому что семьдесят лет мнение у нас могло быть только одно - мнение газеты "Правда". Когда мы слышим, что кто-то ругает что-то, что мы почитаем, или хвалит что-то, что мы презираем, мы тут же кидаемся в бой - а зачем?
"чтобы писать настоящие стихи (ну, переводы) - нужно самому быть личностью не ниже, не говоря уж про язык и версификаторский навык"
Вот Гриша Дашевский как раз и производит на меня впечатление такой "личности не ниже". Надо сказать, что собственные его стихи кажутся мне слишком сложными для восприятия, но, может, это просто потому, что к нынешнему возрасту я уже вообще утратила восприимчивость к новым стихам :( А вот в качестве литературного критика, да и просто - наблюдателя жизни, Гриша, мне кажется, заслуживает внимания.
Reply
Больше пока ничего про стихи сказать не могу, мало видела.
Зато откопала тут в гугле чудесную совершенно историю под названием "Казус Дашевского". (ссылку не даю, тк не знаю, не упадет ли камент с ней в скрытые, но она легко находится гуглем.)
Вам эта история наверняка известна - это про то как Дашевский разругал Кружкова за переводы из Джона Донна(а Кружков и правда много его переводил), которые в данном случае были сделаны другим человеком.
Там суть-то вовсе не в ошибке Дашевского, а в порочности метода перевода.
Я прочла и статью на lal-balu.trworkshop-точка-нет, и все ссылки и каменты к ней.
Очень интересно и доходчиво.
Но лучше всех про этот случай сказал Топоров:
что до безобразия пропорций, то человек зависит не от них. Чаще - от пропорций безобразия.
И поэтический перевод тоже…
ЗЫ: второй вариант для "негрогубый поэт" в "Мы" - вспомнила имя: Хлебников.
Особую пикантность такому предположению придаёт тот факт, что поэт Хлебников был по профессии математиком, а Замятин его разделил надвое - математика-рассказчика, от имени которого ведётся всё повествование в романе, и поэта, до омерзения официозного и в то же время подпольного бунтаря, да ещё и заставил их делить на двоих одну женщину.
ЗЫЗЫ:Специально не искала в гугле ничего из критики романа, чтоб не нарушать чистоту эксперимента по опознанию прототипов. :)
Reply
Не упадет - я специально отменила этот фильтр, и пока, тьфу-тьфу, живу безбедно :)
"Вам эта история наверняка известна"
Вы, судя по всему, гораздо ближе к миру литературного перевода, чем я, а я-то вообще не имею к нему никакого отношения, так что об этих внутренних разборках я не могу судить.
"негрогубый поэт"
Персонаж R-13 из "Мы" я смутно помню, но, мне кажется, на Хлебникова он как-то мало похож :(
Reply
Умерший незадолго до выхода в свет романа Хлебников был на тот момент легко узнаваемой, не сказать больше - скандальной фигурой, потому-то он и объединил в одну триаду женщину, поэта и математика... (что за женщина, даже не догадываюсь пока).
Тогдашний читатель должен был бы острее проникнуться замыслом автора, не так ли?
А что Замятин тесно пересекался с тем же кругом людей, что и Хлебников, подтверждается распиской (ниже цитата):
Каждый лист машинописи снабжен овальным штемпелем на обороте: <Г. И. И. И. Кабинет современной литературы>. В конце (л. 38 об.) записи карандашом: <От Е. И. Замятина> и чернилами: <В данной машиночной записи тридцать восемь (38) листов. Заведующий литературным архивом К. Шимкевич>. По любезному сообщению А. Кукушкиной, фонд 172 содержит также Инвентарную книгу библиотеки Кабина современной литературы, где под 28 ноября 1928 г. зафиксирован факт приобретения: <Гумилев Н. "Фальстаф". [М<ашиночная> З<апись>]. От Е. И. Замятина. 3 <руб.>>. Поскольку рукописи, как и книги, имеют свою судьбу, нет ничего странного в том, что в собрании Е. И. Замятина, близко знавшего Н. С. Гумилева и по <Всемирке> и по Секции ТЕО Наркомпроса, оказался <самиздатный> <Фальстаф>, к тому же без указания автора (в гумилевских автографах подпись <Н. Г.> встречается достаточно часто). Примечательно, что в том же 1928 г. Е. И. Замятин окончил свою историческую трагедию <Аттила> и расстался с гумилевским <Фальстафом>, вероятно, предвидя отъезд через три года. То, что он не подарил рукопись, а продал ее, было связано с материальными затруднениями создателя <Мы> в это время.
Отсюда https://gumilev.ru/about/116/
Новонайденный перевод Н. С. Гумилёва_Михаил Эльзон
А что негрогубый - так видимо просто узнаваемая черта внешности, мб даже Пастернака ( не помню кого бы еще ) - но она должна была бы, вероятно, по замыслу Замятина, намертво впечатать в сознание читателя образ поэта.
Где-то так(с) :)
Reply
Leave a comment