Veni, vidi, vici
Шпенглер в «Закате Европы» рассматривает Россию как пример псевдоморфоза - явления, когда здоровое развитие молодой культуры насильственно искажается чересчур прочно застывшими формами старой. «Даже сегодня примитивный царизм Москвы - единственный пригодный для русского мира образ правления, но в Петербурге он был насильственно загнан в династическую форму Западной Европы». Мысль не новая, но у Шпенглера она обрастает своеобразными деталями: идейного наследника Петра Великого он видит в Льве Толстом, а большевики, по его мнению - преемники этого последнего. (Вот уж действительно: «Когда бы граф увидел наши игры...»).
Но примечательно другое. Ведь, скажем, Colonia Claudia Ara Agrippinensium едва ли воспринималась местными жителями менее враждебно, чем наша столица на болоте - но, тем не менее, ни Germania Inferior, ни Священная Римская империя не кажутся Шпенглеру псевдоморфозами. Я же, особенно после интереснейшего Römisch-Germanisches Museum'а в означенной Колонии, не могу не видеть, что Европа - это воистину Европа цезарей.
А все дело в том, что усилия Шпенглера направлены на выделение европейской цивилизации, историю которой он предлагает считать с круглой даты 1000 года, в отдельную, отличную от античной, греко-римской. Чтобы доказать этот тезис, он идет даже на откровенное передергивание: в частности, утверждает, что античность не знала искусства индивидуального портрета. Но всякий, кто хоть раз видел фаюмскую энкаустику или римскую скульптуру, никогда в это не поверит.
Все-таки отдельные цивилизации - только разные гребни волн на поверхности единого океана человеческой культуры.