Ранние христиане активно обсуждали третью главу Книги Бытия, повествующую об изгнании Адама и Евы из рая за непослушание. Пелагий настаивал, что грех этих двоих полностью искуплен жертвой Христа, так что их потомки могут достичь божественного совершенства - а значит, и полновесного счастья - если будут следовать христианским заветам: «Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Матф. 5:48).
Меня занимало, почему столь оптимистическая точка зрения была категорически отвергнута Карфагенским собором в 418? Главным противником Пелагия выступил Августин, и,
читая Даррина Макмэхона, проследившего, как менялось представление жителей Европы о счастье на протяжении истории, я, кажется, поняла, в чем дело. Потрясенный разорением Рима вестготами, Августин тщетно пытался ответить на вопрос, почему же праведная жизнь не вознаграждается? Почему, что они ни делают - не идут дела? А в безнадежной ситуации, когда ты убедился, что твои усилия не могут ничего изменить, сознание, что твои несчастья - вина не твоя, а кого-то другого, служит психологическим облегчением.
Только через тысячу лет Пико делла Мирандола осмелился усомниться в этом закрепленном авторитетом Церкви догмате. Адамов грех, длившийся конечное время, заслуживает временного же, а не вечного наказания, утверждал он в своих «900 тезисах», немедленно осужденных Папой как еретические. А tabula rasa Джона Локка уже была решительным отвержением якобы врожденной склонности людей ко злу.
Но доктрина первородного греха обрела второе дыхание у безбожника Руссо, обвинившего человечество в утрате первоначальной невинности под воздействием эгоизма и гордыни, вооруженных разумом.
Click to view
Даррин Макмэхон рассказывает о меняющихся представлениях о счастье на протяжении человеческой истории на World Governments Summit (2017)