Есть только жертвы большевизма, архипелаги лагерей
Почему-то я до сих пор помню стихи из заглавия поста, случайно увиденные в «Крокодиле» знакомых (наше семейство журнал не выписывало). Было мне еще так мало лет, что я не знала, о ком идет речь, и вообще не понимала, о чем это. Это был пик травли «литературного власовца» в советской печати, но я не помню, говорили ли о нем взрослые вокруг меня, и если да, то что именно. А теперь, похоже, история совершила полный круг, поскольку книга Александра Островского, о которой мне рассказал уважаемый pustoj_zhurnal, содержит те же обвинения ее героя в лживости и продажности, что и стихотворение Юрия Баржанского.
«Архипелаг ГУЛАГ», напечатанный в Париже и распространяемый самиздатом на родине автора, был первой успешной - то есть, доведенной до сознания широкой публики - попыткой показать советскую лагерную систему не личной прихотью изувера-Сталина, а несущим элементом всей конструкции. Похожую мысль, а именно, что в стране Советов жизнь «на воле» не слишком отличается от жизни в лагере, высказал еще Иван Солоневич в своих автобиографических заметках 1938 года, но находился он к тому времени уже в Болгарии, в относительной безопасности, а в сталинском СССР мало кто получил доступ к этому изданию.
Автор «Архипелагa» не позиционировал свой труд как объективное историческое исследование - такого у нас нет до сих пор, поскольку часть архивов остается закрытой. Новым поколениям трудно оценить значение того, что он сделал, ведь они плохо представляют себе тогдашние обстоятельства. Я же доверяю мнению тех, кто прочел его сочинения отпечатанными на машинке на папиросной бумаге. (Сама я так прочла два его первых романа, но «Архипелаг» увидела уже в «Новом мире»).
Что же касается человеческих качеств Солженицына, то бросается в глаза его сходство с Лениным. Оба принадлежали к категории пророков - то есть, истово верили в открывшуюся им истину, и оба считали, что для достижения великой цели все средства хороши. Различались только сами цели: у Ленина - установление диктатуры большевиков, у Солженицына - ее сокрушение. Не удивителен, наверное, и тот дремучий Домострой, который попер из последнего после падения советской системы - я почувствовала его уже в романах.
Тюремное фото Солженицына после ареста в 1945
(из публикации на сайте «Топография террора»)
Текст книги Островского, размещенный по ссылке выше, полон орфографических ошибок (по преимуществу в падежных окончаниях: автор - или это наборщик издательства «Яуза, Пресском»? - регулярно пишет «врачем» вместо «врачом» и т.п.) и опечаток, а в одном месте Мстислав Ростропович назван Ростиславом. В сочетании с обвинительным пафосом такая неряшливость производит особенно неприятное впечатление.