И скрипка Холмса, и корабль Синдбада
Книжка Кирилла Кобрина привлекла мое внимание не только своим предметом, но и тем, что автор-ровесник прочел свой первый рассказ о Шерлоке Холмсе «на излете четвертого класса школы» примерно в том же году, что и я: «Особенность холмсовского мира еще и в том, что, будучи совершенно чужим советскому миру середины 1970-х, он странным образом оказался ( Read more... )
"В разном возрасте - разное чтение. Сначала чистый восторг по поводу перипетий сюжета, странных приключений, зловещих персонажей, удивительных редких слов, таких как «карбункул», загадочных имен, вроде «Айзы Уитни» и «Тадеуша Шолто». Потом в сфере моих интересов появилась история. Чтение локализовало время и место происходившего в этих рассказах и повестях, я стал различать социальный статус действующих лиц, их этническое происхождение, доходы, даже политические взгляды.
<...>Нет, пожалуй, более вспаханной исследователями и поклонниками почвы, чем холмсиана. Сотни книг, тысячи статей, десятки сайтов, журналы, сетевые группы. <...>Размышляя несколько лет назад об этом, я вдруг понял, что о самом главном забыли. О том, что за история происходила вокруг Холмса и Ватсона, точнее - участниками, действователями какой истории они были. И вот тут стала очевидной любопытная вещь. Холмсиана дает нам один из универсальных ключей к эпохе, которую на русском языке называют «историей Нового и Новейшего времени», а на английском modernity, Modern Times."
Reply
Это хорошая мысль - про ключ к модерности. Я сам, каюсь, грешен везде такие ключи усматривать. Но что, по мысли автора, сей ключик - феминизм? ))
Reply
Провозгласив тезис, что мир Ш.Х. кажется нам узнаваемым, потому что мы все еще живем в нем, он продолжает:
"Многое, конечно, изменилось - и я не про компьютеры, самолеты или поп-культуру (последняя процветала во второй половине XIX века, но не была столь могущественной). Изменилось прежде всего распределение гендерных ролей. Сегодня в Европе или в Северной Америке сложно представить себе
действующий викторианский семейный код или тогдашнее буржуазное отношение к женщине, к кругу ее прав (очень немногочисленных) и обязанностей (многих, но ограниченных главами из школьного курса домоводства). Однако движение за равноправие женщин начиналось уже тогда, и убежденному мизогинисту Холмсу приходится иметь дело со многими
отважными самостоятельными мисс (не миссис!). Что касается симпатий самого Артура Конан Дойля, то он в данном случае совершенно не разделяет взглядов главного героя.
Еще более разительное отличие обнаружится, если мы обратимся к тому, как выглядел тогдашний земной шар. Карта конца XIX века выкрашена в немногие цвета - перед нами эпоха колониальных империй, главной из которых была Британская. Сегодня от раскраски глобуса пестрит в глазах. Империи рухнули, за колониализ-мом последовал сначала неоколониализм, а потом постколониализм, Западный мир был вынужден научиться уважать (этнически-, культурно-, религиозно-) Другого. Первые робкие попытки такого отношения можно найти в холмсовское время - и здесь сам наш детектив преуспел гораздо больше, чем в вопросах гендерного равноправия.
Национализм, шовинизм, расизм - все это явно претит брезгливому, этически чистоплотному Шерлоку Холмсу. Он готов преподать урок даже сейчас".
Книжка эта представляет собой собрание отдельных очерков, а не сквозное произведение, и феминизму посвящен лишь один из них. Он показался мне интересным, потому что сама я не обратила на это внимания, а, между тем, замечание Кобрина - очень точное.
Интересными мне показались и его замечания по поводу "Знака четырех":
"Ну и конечно, главный герой драмы, разыгравшейся вокруг сокровищ Агры, - викторианская империя. Собственно, глубинным сюжетом «Знака» является
постепенное обнажение механизма работы этой империи, функционирования ее
государственного аппарата и устройства общества. <...>
Это система с отсутствующим центром тяжести. В политическом и юридическом представлении XIX века таким центром должно быть государст-
во и обеспечиваемый им закон; в социальном - средний класс; в экономическом - производство товаров и торговля; в идеологическом -
представления о справедливости, об идеальном обществе и даже некоторый
образ будущего. Ничего этого в мире «Знака четырех» просто нет. Государство представлено жуликами, изменниками и тупицами. Закон применяется только к тем, кто подвернется под руку; действие его избирательно и почти случайно.
<Продолжение в следующем комментарии>
Reply
Спасибо за цитаты, позиция автора стала понятнее, хотя от этого не менее путаной.
Все это выглядит попыткой вычитать в Конан Дойле не модерн, а уже постмодерн - с феминизмом, постколониализмом и проч. Наверное, у хорошего писателя действительно можно найти как то, в чем он выражает свою эпоху, так и то, в чем он предвосхищает следующую. Однако первое все же важнее. Понять прошлую эпоху в ее существенных смыслах кажется мне важнее, чем притянуть все к себе любимым. Последнее - эдакий презентоцентризм, эгоизм настоящего. В свое время Шпенглер пытался его разоблачать, да кто нынче читает Шпенглера? От представления, что прошлое крутится вокруг нас, недалеко до прямой цензуры этого прошлого - в духе хоть Оруэлла, хоть нынешних крайних левых - одинаково паскудное занятие. Я предпочту брать писателя прошлых эпох во всем великолепии его заблуждений: патриархальных ли, расистских или каких еще иных. Ибо вижу в том свою любовь к нему, а не к себе - судящему.
Reply
Reply
Безусловно. Но, во-первых, все-таки "ростки феминизма, мультикультурализма" не кажутся главными в его творчестве и педалировать их - выглядит как-то натужно. А во-вторых, Конан Дойль был еще и убежденным спиритом, автором двухтомной "Истории спиритизма". И этот факт, как мне кажется, говорит о нем не меньше, если не больше подспудных прозрений феминизма. Кобрин как-то разбирает эту тему? Небось снисходительно?
Reply
Reply
Конечно, помню. Но даже там человеческий разум в конечном итоге торжествует. Об этом весь Конан Дойль - о торжестве разума. И в этом суть модерна - человек способен одержать верх над нечеловеческими силами, откуда бы они ни приходили. Преступные ли это намерения, бессознательные импульсы или внешние стихии природы.. Это, конечно, миф, но, как чистый миф, он завораживает. И в этом привлекательность ШХ.
Reply
Да, совершенно согласна с обоими тезисами. Кобрин, кстати, об этом не пишет - но, кажется, это отмечали многие другие критики. Конечно, Ш.Х. - это воплощение веры человечества в торжество разума и даже более конкретно - веры в мощь науки. В этом смысле его можно считать последним героем века Просвещения.
Но в рассказах о Ш.Х. есть и еще нечто чрезвычайно привлекательное, и об этом, кажется, писал Честертон: они воплощают идеал (домашнего) уюта. На первый взгляд это странно: Ш.Х. - убежденный холостяк, выписывающий королевский вензель револьверными пулями, но тем не менее. Страшный преступный мир - он где-то там, за окном, а в квартире Холмса и Уотсона нам ничто не угрожает. Привлекательность этого - чисто английского? - уюта столь велика, что мы и сегодня читаем и бесконечно экранизируем эти рассказы :)
Reply
Да, но почему "но"? Это одно и то же явление. Если разум побеждает все внешнее, то его внутреннее - это самое безопасное и уютное.
Я бы обратил внимание на другое: в отличие от одиноких гениев романтизма, непризнанных, не вмещающихся в эпоху, Холмс имеет идеального собеседника-друга, вроде заурядного, но способного понять гения и даже как бы приручить его. В этом диалоге и заключается секрет привлекательности холмсианских рассказов Конан Дойля - победа над иррациональностью, сверхчеловечностью мира приходит не от такого же сверхчеловеческого гения, а в итоге от рядового разума, такого же, как наш.
Reply
Мне (и миллионам критиков) бросилось в глаза другое: что Холмс далеко не случайно именно частный детектив, а не работник полиции, и в этом, конечно, проявляется известное недоверие жителей Империи к ее официальным институтам, парадоксальным образом заметное даже на ее пике.
Reply
Уотсон показывает, что способности Холмса не мистические, что все можно понять самым обыкновенным разумом, что Холмс (и его протагонисты) не сверхчеловек в романтическом смысле.
Недоверие - возможно. Но частный детектив это прежде всего частный человек. То есть эвримен. За ним не стоит государство, то есть очередная надчеловеческая сила. Я думаю, разгадка в этом.
Reply
Это верно, и К.Д. многократно подчеркивает удивление Уотсона тем, какой простой оказывается разгадка, когда Холмс звено за звеном излагает ему свои рассуждения. Но все же нам ясно дают понять - например, в "Собаке Баскервилей", что сам Уотсон не способен придти к правильному выводу. То есть, Холмс - это исключение, а не правило, и разум у него особый.
"За ним не стоит государство, то есть очередная надчеловеческая сила"
Да, с этим согласна.
Reply
сам Уотсон не способен придти к правильному выводу. То есть, Холмс - это исключение, а не правило, и разум у него особый.//
А вы сравните метод Холмса и метод Сократа. Сократ тоже достигает удивительных результатов, но ведь он это делает порой с мальчишками, и даже раб может вспомнить геометрические истины по методу Сократа. Это не исключение, это всеобщий путь, только слишком затемненный посторонними, случайными обстоятельствами.
Reply
Да, но мальчишки ведь играют роль сугубо пассивную: роль стены, от которой отскакивает мяч Сократа? Холмс тоже периодически хвалит Уотсона на какие-то замечания, которые служат Холмсу только как такая стена.
Метод - методом, но все же не случайно Холмс на протяжении многих лет (а именно, целых сорока: 1887-1927!) остается единственным и неповторимым детективом-консультантом. Если бы его метод так легко могли освоить многие, разве его услуги продолжали бы быть востребованными? Да таких Холмсов развелось бы тогда хоть пруд пруди :)
Reply
Так и Сократов был только один. )
Но это не отменяет его универсального метода. Тут дело не в том, легко освоить или нет, а в том, что метод универсален и не предполагает каких-то мистических, божественных талантов. Каждый в потенции может. Нету - ну это проблема лености и косности людей - не более.
Reply
Leave a comment