Мне не видно уха у героя - дайте, дайте ухо мне анфас!
Человеческое лицо крупным планом - главное изобразительное средство кино как вида искусства. Но с некоторых пор я замечаю странную тенденцию показывать план даже не крупный, а сверхкрупный - соответствующий помещению лица актера уже не в личное, а в интимное пространство зрителя (по классификации Эдварда Холла). В реальной жизни в это пространство мы не допускаем никого, кроме самых близких людей, а насильственное его нарушение вызывает у нас крайний дискомфорт.
Около тридцати дюймов от моего носа
проходит граница моей персоны,
и все пространство до нее -
частная собственность.
Незнакомец, если я своим соблазнительным взглядом
не маню побрататься,
остерегайся грубо пересекать ее:
у меня нет ружья, но я могу плеваться.
Вот и в кино этот сверхкрупный план заставляет меня чувствовать себя неуютно. Когда мне прямо в лицо суют морду какого-то незнакомца, пусть и с экрана, мне инстинктивно хочется отодвинуться подальше и зажмурить глаза. А как вы это воспринимаете?
Величина интимного пространства разная в разных культурах: даже не надо проводить социологических исследований, чтобы догадаться, что, скажем, в Японии оно наверняка меньше, чем в Монголии. Что заставляет нынешних кинорежиссеров злоупотреблять крупным планом? Может, это поветрие отражает уменьшение величины интимного пространства у молодого поколения, выращенного при более высокой плотности населения по сравнению с предыдущими?
Click to viewЛеонид Сергеев исполняет свою «оперу» «Снимается кино»,
из которой я позаимствовала заглавие для поста.
Впервые я услышала ее от уважаемого akasoft в Звенигороде,
на практике после первого курса. Как давно это было!