Когда я впервые попала за границу - в Венгрию, меня поразили стены будапештского метро, а точнее - его эскалаторных тоннелей. Девственно-белые в Москве, тут они были увешаны многоцветными рекламными щитами - и, помню, мне это даже понравилось: в советской действительности не хватало красок. Знала бы я тогда, каким чудовищем Франкенштейна обернется реклама в самом ближайшем будущем...
По моим наивным представлениям, издательский бизнес устроен так. Издатель поставляет тексты (покупаемые им у авторов), а читатели их читают, и, если эти тексты им нравятся, то они платят, а если нет, то издательство разоряется. Скажите, когда и почему эта модель перестала работать? Сегодня торговую сделку заключают вовсе не издатель и читатель, а издатель и рекламодатель - читатель же остался за бортом. А с переходом на электронные носители издательства окончательно превратились в дилеров компаний, получающих мзду за поставку человеческого мяса на прокорм Молоху.
Заполнение рекламой всего доступного пространства, в том числе виртуального, быстро приводит к трагедии общин - точно так же, как и сбрасывание в реки отходов промышленного производства.
Пол Ромер, нобелевский лауреат по экономике, еще в позапрошлом году
предложил ввести налог на доходы сетевых гигантов вроде Гугла и Фейсбука, получаемые от размещения рекламных объявлений. Не похоже, однако, что Конгресс что-то предпринял в этом отношении - или я просто не в курсе?
Лиля Брик на рекламном плакате 1925-го года
(фото из
публикации Олега Тарасова)