(no subject)
Глава 3. Государева печать.
Шевчук, по обычаю своему, почесал вшивую клокастую бороду, затем просунул руку в прореху грязной засаленной рубахи, бывшей когда-то, кажется, тельняшкой, и поправил мотню. Похрипев, он сплюнул в сторону, лишь тогда отпустив рукою мотню, затем поправил разбитые кривые очки.
Посмотрев на смелого рыжебородого с волчьими пронзительными глазами, Шевчук произнес:
- Почему не пускаете в терем? Властям своим, поди, служишь, не народу?
Рыжебородый улыбнулся довольно во всю свою бороду и спросил:
- Да ты кто таков, пёс?
- Я Юра Шевчук, музыкант, - ответил Шевчук.
- А ты кто таков? - вдруг вякнул из-за спины Шевчука козлобородый Лимон, ославивший себя по всему свету содомитом и тем уж много лет известный.
- Я Рамзан Кадыров, слуга Аллаха, вассал князя Владимира Пути и государя Димитрия Медведи. Они мне лично наказали, допрежь их печати не увижу, никого до Лужка не пущать. А на ваши хари вшивые ни в какой день мне смотреть не велено, а велено вас гнать, где встречу.
Толпа загудела. На миг она даже будто рванулась сомкнуть малый круг возле храброго Кадырова, но тот ни одним членом своим не дрогнул и круг, будто оправившись, принял прежний широкий вид.
Лимон добавил уже другим, льстивым тоном: - Ну что ты, сладкий, указ же только что вышел, его слышали десять тысяч человек. Печать на указ ставится в момент оглашения, а по Тверской сейчас никакой конь не проскакал бы. Указ пока до тебя доедет, уже и день пройдёт!
- Вот ты стой и жди, коли такой умный. А хлопцам вашим скажу: (и, подняв голову вверх, прокричал) Мос-Ков-Ля-Не! Увидите конного с государевой печатью - на коня не прыгайте и его не трожьте, а путь дайте! А я пока пойду в терем, сведаю для вас, как там Кац со своей Кацихой поживают!
Повернувшись, он, не оглядываясь, пошел в мэрский терем. Толпа смолкла, лишь понеслось назад волной: - Конного! Конного от князя велено пущать! Он печать государеву везет!
Через пятнадцать минут Кадыров вышел наружу. Лоб его был рассечен и кровил, в руках он нес ларец с секретным замком. Он тяжело дышал. Конные тем временем почти уже совсем начали драться с толпой. Кое-где уже хватали черных коней за поводья, а конники лупили пока по ногам тупыми сторонами пик.
Кадыров вновь пошел к толпе, однако на сей раз не сунулся к людям, а встал поодаль и тут же его окружило двойное кольцо из своих - конников с пиками. И в этот самый момент из толпы вдруг вывалился наружу маленький перепачканный и окровавленный мальчуган лет тринадцати, одетый, однако, в прочные кожаные порты, сапоги, шапку и всем своим видом напоминал бы гонца, ежели б ни был так истрёпан.
Вынув из-за пазухи продолговатый футляр, он протянул его в ту сторону, где за плотным кольцом стоял Кадыров, и упал без чувств. Конники тут же расступились, Кадыров подошел и взял футляр. Раскрыв его, он вынул печать и поднял ее над головой. Золотой оттиск сверкнул на утреннем солнце. Конники без слов сгрудились вокруг него, подняли его на руки и он прокричал, обращаясь к толпе:
- Бей жида!
Шевчук, по обычаю своему, почесал вшивую клокастую бороду, затем просунул руку в прореху грязной засаленной рубахи, бывшей когда-то, кажется, тельняшкой, и поправил мотню. Похрипев, он сплюнул в сторону, лишь тогда отпустив рукою мотню, затем поправил разбитые кривые очки.
Посмотрев на смелого рыжебородого с волчьими пронзительными глазами, Шевчук произнес:
- Почему не пускаете в терем? Властям своим, поди, служишь, не народу?
Рыжебородый улыбнулся довольно во всю свою бороду и спросил:
- Да ты кто таков, пёс?
- Я Юра Шевчук, музыкант, - ответил Шевчук.
- А ты кто таков? - вдруг вякнул из-за спины Шевчука козлобородый Лимон, ославивший себя по всему свету содомитом и тем уж много лет известный.
- Я Рамзан Кадыров, слуга Аллаха, вассал князя Владимира Пути и государя Димитрия Медведи. Они мне лично наказали, допрежь их печати не увижу, никого до Лужка не пущать. А на ваши хари вшивые ни в какой день мне смотреть не велено, а велено вас гнать, где встречу.
Толпа загудела. На миг она даже будто рванулась сомкнуть малый круг возле храброго Кадырова, но тот ни одним членом своим не дрогнул и круг, будто оправившись, принял прежний широкий вид.
Лимон добавил уже другим, льстивым тоном: - Ну что ты, сладкий, указ же только что вышел, его слышали десять тысяч человек. Печать на указ ставится в момент оглашения, а по Тверской сейчас никакой конь не проскакал бы. Указ пока до тебя доедет, уже и день пройдёт!
- Вот ты стой и жди, коли такой умный. А хлопцам вашим скажу: (и, подняв голову вверх, прокричал) Мос-Ков-Ля-Не! Увидите конного с государевой печатью - на коня не прыгайте и его не трожьте, а путь дайте! А я пока пойду в терем, сведаю для вас, как там Кац со своей Кацихой поживают!
Повернувшись, он, не оглядываясь, пошел в мэрский терем. Толпа смолкла, лишь понеслось назад волной: - Конного! Конного от князя велено пущать! Он печать государеву везет!
Через пятнадцать минут Кадыров вышел наружу. Лоб его был рассечен и кровил, в руках он нес ларец с секретным замком. Он тяжело дышал. Конные тем временем почти уже совсем начали драться с толпой. Кое-где уже хватали черных коней за поводья, а конники лупили пока по ногам тупыми сторонами пик.
Кадыров вновь пошел к толпе, однако на сей раз не сунулся к людям, а встал поодаль и тут же его окружило двойное кольцо из своих - конников с пиками. И в этот самый момент из толпы вдруг вывалился наружу маленький перепачканный и окровавленный мальчуган лет тринадцати, одетый, однако, в прочные кожаные порты, сапоги, шапку и всем своим видом напоминал бы гонца, ежели б ни был так истрёпан.
Вынув из-за пазухи продолговатый футляр, он протянул его в ту сторону, где за плотным кольцом стоял Кадыров, и упал без чувств. Конники тут же расступились, Кадыров подошел и взял футляр. Раскрыв его, он вынул печать и поднял ее над головой. Золотой оттиск сверкнул на утреннем солнце. Конники без слов сгрудились вокруг него, подняли его на руки и он прокричал, обращаясь к толпе:
- Бей жида!