О чтении
Читаю вот в Лицекнижии заметки некоторых своих русскоязычных френдов-многознатцев и изумляюсь. Ну как же и когда именно люди умудряются столь много читать (помимо выполнения требований своих основных профессий), что постоянно бывают в курсе абсолютно всех литературных новинок, с (непроверяемым для меня) знанием дела раздают ранги писателям и поэтам прошлого и настоящего? Вот этот-де -- первой свежести, вон те -- второй, а такие-то не просто с душком, но совсем гнилые. Сам я вроде только и делаю, что в основном всякое этакое читаю, ну а иногда что-то ещё и записываю, но близко не подошёл к такой производительности ударного читательского труда. В этом моём наблюдении нисколечко нет пренебрежения, лишь искреннее изумление. А ведь когда-то мне казалось, что я читаю довольно много.
Сам я в последние пару лет всё более ограничиваюсь медленным смаковательным чтением, занудно-филологическим, по глоточку, произведений санскритской словесности самых разных жанров. На очереди сгрудились реальные и виртуальные кипы непрочитанных или недочитанных произведений (книг и статей) коллег по востоковедному цеху. До теологии и философии любых направлений руки доходят, увы, в последние годы совсем нечасто. Что касается литературы художественной, помимо той, что на санскрите, то здесь я предпочитаю для умственного отдохновения и духовного вдохновения перечитывать произведения классические, на самых разных языках. Помимо русского, регулярно -- прежде всего на немецком, латышском, литовском, английском и на некоторых других. Смаковать их снова и снова, по-новому переживая радость узнавания. Возможно, поэтому до современных литераторов, и их поделок или скоровищ, руки не доходят. Да и, если честно, не особенно на это дело тянет.
Когда-то попробовал было читать модного Сорокина, но быстро бросил. При всех отдельных его гениальных находках основное моё впечатление -- трэш и угар. Улицкая не особенно впечатлила. Сказки Петрушевской произвели колоссальное впечатление. Лимонов -- кое-что нравилось, из раннего, хотя большевиков как таковых не терплю ни под каким соусом... Это для примера.
Особняком, как бы вечною глыбой, стоит для меня Лесков, которого перечитываю "во дни сомнений, во дни тягостных раздумий". С точки зрения возможностей русской речи -- неисчерпаемый кладезь.
К Достоевскому возвращаюсь снова и снова, с перерывами. С ним у меня отношения горячей любви и одновременно отталкивания. Возвращаюсь снова, так как темы его вечны, несмотря на всю мимолётность нашего века. А вот характерного для Фёдора Михалыча трэша мне в последние годы с преизбытком хватает в новостной ленте.
Выходит, что для русскоязычной традиционной гуманитарной публики (не говоря уже о публике, читающей на других языках, помимо русского), которая читает запоем и много, мои конкретные знания индийской словесности в её оригинале почти совершенно неинформативны. Ну а до уровня традиционных пандитов мне ещё далековато. Впрочем, правды ради здесь следует оговориться. Широко, а не только глубоко начитанных пандитов сравнительно не так много, так как для традиционного санскритского образования характерна ранняя и узкая специализация.
Вот и приходится жить, увы, с ощущением своей полной ущербности и никчёмности. Лишь только немногие ученики, занимающиеся у меня санскритом, спасают от полного погружения в окиян "вишады". Впрочем, нигде, ни в каких авторитетных писаниях, и не сказано, что хороших учеников непременно должно быть много.
40