О тропинках судьбы
В связи со столетием Папы Иоанна-Павла II: вспомнил со своими родителями, что святой Папа им лично от себя через меня передал в дар чётки, которые они с того самого достопамятного 1993 года хранят как святыню (про мою с Папой встречу в Литве: см. пост недельной давности). То, что это святыня, однозначно потвердила и чёрная Мурка, немедленно разлёгшаяся под этими чётками, подпитываясь флюидами святости, нежась в её лучах. А, как известно, что котики говорят, то всегда всё правда! Roma locuta, causa finita!
Ну а если оставить в стороне весёлые шутки....
Что касается моего литовского и иннсбрукского периода жизни в качестве новиция Societatis Jesu… Принимая в 1994 г. судьбоносное для меня решение о том, что Общество Иисуса - якобы "не для меня" (по его словам, я "несомненно, буду блестящим иезуитом и прекрасным учёным ордена, но по-человечески несчастным, поскольку слишком свободолюбив и независим"), мой австрийский магистр Ордена иезуитов патер Северин Ляйтнер (+ 2015), был в чём-то и прав, и неправ. Кандидатов в Орден он отбирал так, как если бы это был всемирный конкурс на первый в истории межзвёздный полёт. По его критериям, это должны были быть не люди, а воплощения духовного совершенства, героизма и самоотдачи. Другой мой церковный начальник, уже первой половины 2000-х, венский бенедиктинский аббат Хайнрих Ференци, насмешливо называл патера Ляйтнера "последним бой-скаутом" - за его неотмирный идеализм и безграничную наивность.
Прекраснодушие этого по-своему хорошего и чeстного, но, очевидно, лишённого глубокой психологической проницательности человека проявилось уже позже. Например, в том, что значительная часть из лично отобранных им кандидатов-новициев вышли из Ордена позже уже сами, будучи иезуитскими схоластиками (студентами философии и теологии), уже после того, как дали вечные обеты. А вот я бы никуда не ушёл, так как субъективно чувствовал себя на своём месте. Что касается такого критерия, как "счастья", то его наивность и всю глубину психологического идиотизма я полностью осознал, уже в последние годы понаслушавшись лекций и подкастов великого и несчастного Джордана Питерсона и поняв, что есть гораздо более существенные вещи, чем "счастье", этo эфемернo-неуловимoe, нестабильнoe, призрачнoe состояние. Которое лишь в самом редком случае может ненадолго стать необязательной вишенкой на торте.
Моё литовское орденское начальство было решением моего иннсбрукского магистра шокировано, поскольку они уже твёрдо планировали отправить меня для дальнейшего образования в Папский Библейский институт, считая вполне подходящей и даже желанной для Ордена кандидатурой. Планировали сделать из меня библеиста. Ведь недаром я к тому времени уже несколько лет самостоятельно интенсивно изучал библейский иврит и сирийко-арамейский язык. Странная шутка судьбы оказалась в том, что после года иезуитского новициата в Литовском Каунасе, только что вышедшем из советского подполья, совершенно в традиционном стиле, в среде патеров, известных церковных антисоветских диссидентов, где я чувствовал себя совершенно как дома, среди родных по духу, интереснейших мне людей, в любимейшей мною Литве, в языковой средe обoжаемого мною литовского языка, меня вдруг забросило в 1993 г. для продолжения новициата в совершенно другую, уже немецкоязычную страну, с совершенно другими представлениями о должном и о церковности.
Как бы то ни было, но волюнтаристское решение патера Ляйтнера, враз обрушившее все мои мечты, сокрушившее жизнь до самого её основания и ввергшее меня более чем на год в непроглядную адскую пучину отчаяния, вдруг извело из небытия другой путь. Теперь, оглядываясь назад, я ясно вижу, что это было совершенно классическое и чрезвычайно опасное для психики и физической жизни ПТСР, из которого я сам не знаю, как постепенно выкарабкался, не прибегая ни к какой внешней помощи: ангел смерти тогда на целый год стал неотходной моей тенью.
Однако именно из этого вдруг случился уже самостоятельный мой переезд в Вену летом 1995 г., в надежде получить уже гуманитарное высшее образование и вновь обрести если не покой, то хотя бы относительную душевную стабильность. Отсюда же в результате, помимо теологии и педагогики, вышло и моё востоковедение, каковое приключение продолжается и до сих пор. Однако это это была уже не библеистика, но религиоведчески-исторически-филологическиe науки об Индии, Тибете и буддизме. Собственно, мой тогдашний живой интерес к буддизму, как и ощущение необходимости его глубокого, профессионального изучения, и сформировался в качестве парадоксального пути самоисцеления души от постигшей её катастрофы, ясного ощущения отвергнутости христианским Богом. Хотя на самом деле буддизмом и Индией я начинал интересоваться ещё в детстве, читая путевые заметки Николая Рериха.
Выходит, что, не случись со мною двух лет иезуитов, не случилось бы в конечном счёте и санскрита. А вот памятный эпизод личной встречи и общения с Папой Иоанном-Павлом Вторым произошёл как раз накануне моего переезда из Каунаса в Иннсбрук. Странные у судьбы пути. दैवं वै दुरतिक्रमम् ।
**********************
UPD:
Хамские или насмешливо-ироничные комментарии буду удалять. Ходите самоутверждаться в другие блоги.
