Мне приходилось часто слышать утверждение современных русскоязычных буддистов, что, дескать, слово duḥkha в рассужденияx Будды ни в коем случае нельзя переводить как "страдание", но следует оставлять непереведённым, как "дукха". Подобный подход, модный в определённых кругах неакадемических любителей "восточной мудрости", как, впрочем, и среди некоторых профессиональных востоковедов, кажется мне не очень удачным, так как оставляет на совести читателя разбираться в нюансаx того или иного важного санскритского слова (или вообще в них не разбираться), в определённых контекстах ставшего термином.
Недавно я заглядывал в трактат мыслителя-найяика (и пашупата по своей религиозной вере) Бхарадваджи Уддйотакары "Ньяяварттика" (ок. 6-7 в. н. э.), являющийся субкомментарием на "Ньяясутры" (Гаутама Акшапада, 2 в. н. э.?) и прямым комментарием на "Ньяябхашью" Ватсьяяны Пакшиласвамина (4-5 в. н. э.). Известно, что Уддйотакара был непримиримым противником и оппонентом буддийских мыслителей. Их диспуты нашли своё выражение в трактате этого мыслителя, который за свою позицию получил прозвище "Бауддхадхиккара" ("оплёвыватель буддистов"). Однако и его собственные воззрения, по всей видимости, подверглись под влиянием этих споров известным модификациям и обогащению понятийного инструментария.
В (суб)комментарии на самую первую сутру Акшапады (о 16 топиках Ньяи) Уддйотакара следующим образом даёт разъяснение по поводу того, что такое "дукха" ("страдание") [санскритский оригинал привожу для желающих и понимающих на верхнем снимке]:
„В свою очередь, страдание делится на 21 разновидность: ‘тело, 6 чувств, 6 [типов их] объектов, 6 [типов] восприятия [соответствующих этим чувствам], счастье и стрaдание'. Тело есть страдание по причине того, что страдание в нём локализуется. Чувства, [их] объекты и восприятия [суть страдание], поскольку они по своей сути к нему приводят. Счастье [есть страдание,] поскольку страдание [за ним] непосредственно следует. Страдание же [таково] по самой своей природе.“
Как мы видим, за основу "терминологизации" берётся обычноe бытовоe словo duḥkha, которое всякий санскритоязычный человек понимает именно как "страдание" в самом прямoм смысле. Это однозначно следует из утверждения, почему именно "страдание" называется "страданием": svarūpataḥ! Однако далее мыслитель-найяик расширяет семантику этого слова (это также, безусловно, и буддийская тема) и называет "страданием" то, что, на первый взгляд человека неучёного (laukika) таковым не является. Налицо своего рода *śāstrīya-vyavahāra, то есть использование мыслителями-экспертами всем знакомого слова в специальном, терминологическом значении.
Разумеется, подобные нюансы исследователь должен разъяснить либо в особом примечании, либо они будут очевидны из самого текста, как в данном случае. Итак, я не вижу ни малейшей причины, кроме желания со стороны некоторых коллег или любителей создать мудрёный санскритский (или тибетский) воляпюк - для взаимного узнавания в узком кругу "своих" (подобный масонскому рукопожатию) или же просто по причине лени -, оставив слово непереведённым. Кроме того, не будем забывать, что ведь сам тибетский язык, глубоко воспринявший буддийскую культуру от индийцев при посредстве санскрита, в собственном своём узусе (в переводах на тибетский язык фундаментальных буддийских Сутр, философских трактатов и т. д.) практически полностью отказался от использования санскритских слов, творчески найдя или выдумав свои собственные, семантически порой весьма далеко от оригинала отстоящие эквиваленты.