Лучшее как враг хорошего, или о ловле рыбки в мутной воде: Латгалия, термины и политика
Click to viewПо Сети гуляет русскоязычный ролик, сделанный по следам разгорающейся в восточном регионе Латвии, Латгалии дискуссии о специфических особенностях Закона о госязыке. Согласно 3-му параграфу этого Закона, литературный латгальский язык(*) признаётся особой исторической формой латышского языка, сохранение, защита и развитие которого гарантировано государством.
(*)Идиом, преимущественно используемый в повседневном общении латышского населения Латгалии - исторического региона Латвии - и обладающий, наряду с общенациональным латышским языком, собственной, достаточно богатой литературной традицией, берущей начало примерно с первых десятилетий 18-го века. Латышский идиом, по ряду причин ставший так называемым "общенациональным языком", сложился на основе письменной традиции, выросшей при литературной обработке и письменном узусе центрально-латышских говоров, составляющих так называемый "средний" или "центральный" диалект латышского языка.
После раздела Речи Посполитой в 1770-е гг. Латгалия, издревле населённая прямыми потомками восточнобалтийского племени латгалов, была сделана частью Витебской губернии Российской Империи, в составе которой с переменным успехом подвергалась усиленной и агрессивной русификации [Cправедливости ради следует заметить, что в Польском государстве, разумеется, перед велась полонизация. Такова культурнo-историческая судьба любых аннектированных территорий и этносов]. При Екатерине II „Великой“ последовали волны русских беженцев-старообрядцев, потом было целенаправленная заселение этих территорий восточными славянами, а также увеличение еврейского населения, одним из центров которого сделалась Режица. Всё это и создало причудливый этнически-религиозный синкретизм Латгалии, наблюдаемый вплоть до наших дней. Bысшим выражением русификаторской политики царского правительства стал запрет на печатание латгальских изданий латиницей, просуществовавший в 1864-1904 гг., а также репрессивно-карательная деятельность генерал-губернатора Муравьёва с характерными прозвущами "Вешатель" или "Палач" (кажется, он сейчас в РФ вновь в большой моде и чести).
В 1917 г. демократически избранные представители латгальскоязычного коренного населения данных территорий Резекненскoм конгрессе приняли историческое и чрезвычайно важное для культурной памяти латгальцев постановление о том, чтобы считать латышей исторических областей Курземе, Видземе и Латгале одним народом, который чуть позже и стал государственнообразующей нацией Латвийской Республики. Прихотливая культурная память латгальцев, если судить по слышанным мною рассказам стариков, а также по письменным источникам столетней давности, сохранила восприятие себя на начало 20 века в качестве именно "витебских" латышей, части некогда единого народа, взаимное общение в котором по причинам политической и религиозной разделённости, а также разных диалектов долгое время было затруднено.
Во времена демократической 1-й Pеспублики бурно развиваются оба латышских литературных идиома, причём в 1920-х, нач. 1930-х гг. (1920-34) на латгальском латышском, подвергшемся нормативизаторской обработке и орфографической реформе и унификации (деятельность епископа, проф. П. Стродса), ведётся образовательный процесс и делопроизводство. Также недолгая бурная культурная деятельность на латгальском языке ведётся в СССР (в Питере), до сворачивания всех подобных процессов Сталиным и уничтожения им культуртрегеров. В эти годы, на мой взгляд, вполне можно было бы говорить о реальной латышской литературной диглоссии, только никто ещё данный процесс не рассматривал в таком ключе.
В 1934 г. "мягкий диктатор" К. Улманис, значение которого для предвоенной Латвии во многом велико, тем не менее плохо понимал специфику и не желал принимать региональных особенностей Латгалии. Он упразднил её культурную автономию, лишив латгальский латышский официального статуса (практически запретив его использование, помимо быта, контролировать который было затруднительно) и переведя образование и делопроизводство на единую форму государственного идиома.
После советской оккупации латгальский язык прекратил своё развитие, будучи запрещён в публичном использовании. Помимо семьи и общения "между своими", слышать его на территории Латвии можно было лишь в католических храмах. Издававшиеся микроскопическим тиражом в "советской Латвии" молитвенники на латгальском были для большинства совершенно недоступными, так же, как и продукты латгальского книгоиздания, продолжающееся появляться в эмиграции трудами отдельных учёных подвижников, (таких, как профессора М. Букшс, Л. Латковскис и т. д.).
Восстановление Латвией независимости в 1990 г. дало импульс для нового развития латгальской культуры и языка и бурного дальнейшего развития литературы на нём. Неоценимы заслуги здесь директора Издательства латгальского культурного центра в Резекне, Я. Элксниса (изображён на фотографии вместе с автором этой заметки, см. ниже), который издал за постсоветские десятилетия огромное количество книг и других изданий прежде всего на латгальском, но также и на русском и даже на английском языках.
Латгальский язык пережил вторую серьёзную орфорграфическую реформу в 1990-е гг. (призванную приблизить правописание к реальной фонетике и морфологии живых латгальских говоров, в то время как реформа П. Стродса 1929 г. своей целью имела орфографическое сближение латгальского с "общелатышским" языком) , которая до сих пор встречается носителями языка неоднозначно. Впрочем, это отдельная тема.
Помимо экономических проблем, созданный латвийскими и европейскими брюссельскими политиками (восстановление независимости ЛР было, разумеется, не "проблемой", а огромным, трудно представимым по значимости историческим шансом, который Республика под водительством и в лице своих недальновидных или вороватых временщиков-политиков бездарно прошляпила, а то так и корыстно продала, но это уже другая тема), следует осознавать и продолжающееся презрительное отношение властей и многих "западных" латышей к Латгальскому региону и бытующему в нём своебразному идиому, который "западники" плохо понимают, а также разнообразную стереотипизацию его носителей. Всё это не может не вызывать определённого реактивного отторждения, которое густо подпитывается непрерывной и неограниченной трансляцией российского телевидения вместе с его пропагандой.
Особой и непростой культурологической темой здесь можно считать и своеобразное интернализированное самопрезрение латгальцев, выражающееся в стыде за свой обычно узнаваемый в столице страны специфический акцент (обусловленный большими различиями в системе музыкальных ударений в латгальском и западном латышском идиомах. Латыши, вообще трепетно относящиеся к своему языку, крайне чувствительны к "акценту").
Одна из таких реакций отторжения приняла в настоящее время образ языкового спора из-за двухъязычных вывесок в северолатгальском городке Карсаве. Вывески были сделаны на латгальском и общегосударственном варианте латышского, причём латгальская надпись превосходит размером букв "латышскую" (Забавно, но и горько было видеть в Фейсбуке и яростную реакцию некоторых "столичных латышей", также считающих латгальский идиом нелатышским). Кажется, причины там были какие-то сугубо личные (некие политики что-то не поделили между собой, насколько я понял из лицекнижных дискуссий). Однако русскоязычное ТВ в своей характерной слегка гопнически-приблатнённой интонации немедленно подало этот спор как якобы героическое сопротивление латгальского народа, угнетаемого центральной рижской властью латышей: "Так по какому праву латышский язык узурпировал статус единственного госязыка?" (см. и слушайте ролик). Некоторые латгальцы из числа активистов латгальской культуры, которым надоела культурная гегемония "общенационального" латышского идиома и навязываемые региону культурные стереотипы, а также хроническая экономическая отсталость, всё больше утверждают о якобы отдельности латгальского языка от латышского, о его большей архаичности (что, в общем, имеет вполне объективное обоснование) и вообще об "отдельности" Латгалии.
Насколько мне видится после чтения различных русскоязычных публикаций и просмотра видеороликов на Ютьюбе, кремлёвские всемерно поддерживают эту установку, предательски вырядившись в одежды друзей латгальцев и латгальского языка, презираемого и угнетаемого "проклятыми латышскими нацистами", засевшими в Сейме в Риге. Увы, за всеми этими троянскими конями шевелятся более чем знакомые лисьи уши одной известной организации, у которой легион сложносокращённых имён, но всегда одна и та же сущность. Вряд ли литерная контора бросила идею разыграть такую привлекательную политическую карту, включив тянитолкая, одну из своих классических и многажды апробированных функций. В данной конретной внутренней дискуссии разных региональных групп латышей о справедливости относительно одного из защищённых законом исторических вариантов (sic!) латышского языка московские агенты потихонечку раздувают сепаратистские настроения серди части активных латгальцев, тихой сапой, крайне коварно производя подмену фундаментальных понятий, на которую иные из латгальских активистов, насколько могу судить, с готовностью ведутся.
В результате этой подмены латгальский идиом (в его литературной, наддиалектной форме) из регионального, исторического варианта общего латышского языка, так и поименованного в Законе о государственном языке, окончательно становится языком, отдельным от латышского. (не следует забывать, что старая дилемма "язык-диалект" во многом зависит и от коллективного самопонимания носителей того или иного идиома, к которому может добавляться - или же нет - поддержка или сопротивление государственных структур). Тем самым, перформативной силою этой риторики (которую, с точки зрения политического единства небольшой восточноевропейской республики, и так обезлюженной трудовой эмиграцией, эмоционально трудно назвать иначе, как только вражеской) латгальцы превращаются в народность, как бы не только противопоставленную, но якобы и активно противостоящую "латышам". Вспоминая политическую игру, которую соседнего государства марионетки вели в восточной Украине, и чем эти направляемые и руководимые с *** площади тенденции к сепаратизму закончились (увы, ещё даже и не закончились, требуя всё новой и новой крови), лично я не могу не испытывать тревогу. Далёкий расчёт, конечно, на постепенное воспитание в латгальцах, de facto много смотрящих российское ТВ или русскоязычные латвийские передачи (латышских просто по количеству меньше, особенно в восточных регионах Латвии), ещё большего отчуждения от "латышей" и осознавание себя как бы отдельным эносом.
Некоторые из совсем безумных, наивных или недалёких (из числа латгальской молодёжи или, наборот, латгальских "совков" средне-пожилого возраста, тоскующих о советской "стабильности" зарплат и пенсий и о советской "уверенности в завтрашнем дне") даже говорили - хотя я не уверен, что вполне всерьёз - о перспективе "культурной автономии" Латгалии в составе РФ!
В результате такой "культурной политики" манипулируемого формирования идентичности и запрограммированного этнического раскола латыши автоматически становятся в Латвии меньшинством, теряя латгальцев в виде "нелатышей". Упор в этой пропаганде делается не просто на необходимости больше внимания уделять латгальскому идиому, являющемуся, согласно волеизъявлению и самоотождествлению латгальцев в начале 20-го века и действующему Закону о государственном языке, историческим вариантом латышского языка единого латышского этноса, бытующего в двух письменных и устных нормированных традициях. Акцент - на дальнейшем расхождении субэтносов, усугублении между ними противоречий.
Однако, если в случае гетерогенного этнического образования числом в десколько десятков миллионов носителей и соответствующей территории поощрение медленного и обдуманного, сопровождаемого серьёзными дискуссиями разделительного этногенеза, с дефиницией отличных друг от друга национальных языков и имело бы определённый культурно-политический смысл (как, например, в случае русских и украинцев, id est России и Украины), то в случае маленькой страны и небольшого народа гипотетические последствия могли бы быть просто катастрофическими и привести к очередной попытке заглота рекомых территорий великим Мастером аннексий и захватов, через промежуточное провозглашение какой-нибудь "Латгальской Народной Республики" с "Иваном Пупкиным" в роли подотчётного какому-нибудь Суркову или Володину народного комиссара, а то и с какой-нибудь местной безбашенной "моторолой" в качестве бородатого исполнителя приговоров народных троек (в 1940 г., когда коммунисты при приближении немцев драпанули из Резекне, мой дед лично ходил на опознание зверски изуродованных в подвалах НКВД - или как оно там тогда звалось - трупов своих коллег и знакомых, так что предание ещё относительно свежо).
Русский язык в результате этого сценария становится, наряду с "латгальским языком", языком численно значительного этнического меньшинства в регионе, что ведёт в перспективе к захвату русским языком в Латвии позиции "второго государственного" в результате какого-нибудь очередного рефрендума, инициируемого купленными Москвой латвийскими политиками.
В результате нынешнего безумия неконтролируемых волн миграции (о, ещё как контролируемых и направляемых, ещё как! - причём как с трансатлантического и центральноевропейского Запада, так и с российского Востока) в страны ЕС мусульманских беженцев и ближневосточных и африканских соискателей пособий и другой социальной халявы глобальная архитектура Европы, да и всего мира может серьёзно и глубоко измениться ("нулевой" случай глобального ядерного Холокоста я в принципе не хочу рассматривать, за потенциальной полной элиминацией объекта рассмотрения, включая самоё рассматривателя). Последствием этого может быть то, что политическим структурам ЕС и НАТО может стать вовсе не до каких-то крошечных восточноевропейских провинций, вроде Латгалии или, к примеру, восточной Эстонии, - разменных медяков для чаемого задабривания безличного лица, которое к тому моменту будет "работать путиным".
Далее немножко из области произвольных умозрений, переходящих в фантастику (но кто сказал, что фантастика часто не становится действительностью?). В мусульманском Брюсселе, столице Халифата Еврабии сойдутся на уютный междусобойчик очередные меркели и могерини и решат, что "у Путина [или у его будущего неограниченно воспроизводящегося клона, чуточку различного по форме морщин, мочкам ушей и крыльям носа] свои традиционные интересы в странах Балтии" (Балтистана?), и что "надо понимать загадочную душу России и отдать ей её бывшую Витебскую губернию", в которой всё равно живут не латыши, а отдельные от них латгальцы (будут ли ещё жить к тому времени?). Ну и так далее, по слишком хорошо известным лекалам…
В последние годы, и особенно в последние месяцы я крайне скептически гадаю о будущих перспективах пока ещё сравнительно единой Европы. Увы, давно уже я перестал доверять мифу, некогда, в начале 1990-г сдвигавшему тектонические плиты истории: нарративу об обретаемом "национальном суверенитете" восточноевропейских стран, вырвавшихся из орбиты гибельного и злосчастного притяжения распадающейся Советской империи. Но чего же нам ожидать? Возможно, образуется какие-то совершенно новые политические конгломераты или союзы, граница которых может пройти по линии бывшего европейского "железного занавеса". Следует ли ожидать политического строительства нечто нового, какого-нибудь "Вышеградского союза", с примкнувшими к нему прибалтийскими странами, Польшей и, к примеру, [западной?] Украиной, граничащего с "бескрайними дикими территориями" одной стороны и с Халифатом - с другой? Впрочем, как я уже писал, всё это - не более, как произвольный полёт фантазии, слегка подправленный наблюдением автора за нынешним развитием событий, умеренной субъективной паранойей и неплохо развитой интуицией.
Возвращаясь из исторического экскурса (краткий курс истории латгальского языка и культуры региона) и из области футурологических умозрений в настоящее, диктующее свои императивы или же альтернативы. При всём том, что прогноз мой по Европе в её нынешнем виде крайне неблагоприятен, хотелось бы надеяться, что ведущийся ныне в Латвии московскими агентами влияния социально-культурный инженеринг (просто так, на всякий пожарный, как один из запасных вариантов: карточная шестёрка, прихотью случая могущая вдруг стать тузом!) по поощрению культурно-сепаратистских тенденций сильно русифицированного Латгальского региона и населяющего его специфического латышского субэтноса, будет видеться разумными людьми именно в качестве такового.
Как все помнят классическую сентенцию, следует остерегаться или даже бояться приносящих по внешности щедрые дары данайцев, отличных рыбарей, имеющих свой умысел, мастеров ужения в мутных, беспокойных течениях. Лучшим лекарством от экстатического самоуничижительного пляса под сладкогласую дуду чуждых пришлецов будет внимательное, посильное даже для удручённых бытовыми заморочками обывателей изучение собственной истории и тщательная рефлексия над основополагающими терминами, определяемыми культурной памятью предков, многие столетия и, не исключено, что цельные тысячелетия хоббитами живщих на своей маленькой, но столь потаённо милой сердцу родной землице.