О единстве и множественности (филология и герменевтика)
Несмотря на моё редкое присутствие в последнее время в моём Журнале (тому имеются свои веские резоны, о которых - не в этой заметке) иногда случается общение с иным из читателей, которое будоражит мысль филолога и герменевта. Насчёт "мистики" - пожалуй, говорить постесняюсь: о таких материях, пожалуй, лучше молчать... Недавно вот один из моих собеседников спросил об интерпретации одной строфы (стр. 7) из знаменитой коротенькой Иша-Упанишады, относящейся к традиции Светлой Яджурведы:
yasmin sarvāṇi bhūtāni, ātmaivābhūd vijānataḥ /
tatra ko mohaḥ kaḥ śoka ekatvam anupaśyataḥ //
(Послушать рецитацию можно ЗДЕСЬ, начиная с мин. 2:50)
Вопрос: "Недавно, перечитывая отрывок из Иша упанишады (в переводе), встретил словосочетание - sarvani bhutani, "вещи которые стали", которое, судя по всему, противопоставляется вечному атману. Мне было бы интересно ваше мнение по этому поводу." Далее собеседник привёл перевод (насколько я понял) небезызвестного Шри Ауробиндо Гхоша: "Тот, в ком сущность «Я» стала всеми существами, которые есть Становления, ибо он обладает совершенным знанием, как тогда может он заблуждаться, как может он горевать, видя во всем единство?"
Не знаю, дело ли в слишком вольном и поэтому ошибочном русском переложении английского перевода Ауробиндо или в самом мистике из Пондишери и его вольном, "мистическом" обращении с древними текстами, плохо учитывающим грамматические особенности.
Очень странна акцентуация на буквальной этимологией слова "бхута" (bhūta) и, к тому же, если уж так, на его неверном переводе как "становление". Слово bhūta, так же, как и jantu, sattva, jana или другие, обозначает просто "(живое) существо", но ни в коем случае не "вещи, которые стали" (если во множественном числе), как предположил мой собеседник. Если уж совсем дословно, тогда "то, что сделалось/стало". Если на то пошло, "становление" было бы bhava, bhāva, bhavana... Хайдеггерианская игра этимологиями не всегда имеет смысл.
Не согласен я и с переводом Сыркина:
"Когда для распознающего Атман стал всеми существами,
То какое ослепление, какая печаль могут быть у зрящего единство? "
В этой строфе нет никакого "когда", которое Сыркин придумал, интерпретируя правильно увиденную им соотносительную (коррелятивную) конструкцию.
Итак, скучно-филологическое! В основе фразы - коррелятивная конструция: yasmin … tatra, то есть "там, где / в том, в котором <...> там / в том (месте) / у того". Что именно? ātmā eva sarvāṇi bhūtāni abhūt, т. е. "именно Атман (Самость? Душа? Высшее Я?) стал всеми существами". Для кого Атман сделался всеми живыми существами? vijānataḥ, т. е. "для знающего/осознающего (vijānat/n)", а именно (уточнение!) "для зрящего/прозревающего (суть вещей) (anupaśyat/n)".
Нашёл я в Сети ещё один английский перевод, который всё так же передаёт конструкцию то ли временной, то ли условной, в то время, как она однозначно локативна. Но и помимо этого перевод просто неверный, увы.
When, to one who knows, all beings
have, verily, become one with his own self,
then what delusion and what sorrow can be
to him who has seen the oneness?
Локативный коррелятив "yasmin <...> tatra" никак не может быть условным или временным - грамматика не позволяет. Однако с локативом смысл становится более трудным для понимания, хотя и единственно возможным.
Кроме того, грамматически невозможен перевод и вряд ли возможно понимание, предложенные моим любознательным собеседником: "... bhūtāni abhūt - «стала Становлениями»." “Смысл состоит в обретении человеком высшего сознания, благодаря чему единое «Я» в нем, расширяясь, заключает в объятия все существа и реализует вечное действие, в котором то Единое проявляет себя во множестве форм универсального движения.” (c)
Подлежащее здесь совершенно однозначно ātman, согласующийся в (единственном) числе с корневым аористом abhūt. А "все существа" (sarvāṇi bhūtāni) (не имеющие коннотаций "создания") являются именной частью предиката/сказуемого.
Итак, попытаюсь дать свой перевод и интeрпретацию:
“"В том, в котором для точно знающего - Высшее Я (т. е. Атман) сделалось всеми живыми существами, какая (возможна) там (т. е. в нём) иллюзия, какая горесть для провидящего единство?”
Я полагаю, что относительным местоимением в локативе (yasmin Lok. <-- yad) означен неназванный напрямую Абсолют, Брахман: yasmin (=> brahmaṇi). То есть метафизический Абсолют явлется как бы “полем сознания”, в котором единый Атман принимает форму множества живых существ ("становится всеми живыми существами"), множества "атманов" (ведь именно так, в духе метафизического плюрализма интерпретируют видимую множественность живых существ индийские натурфилософы-вайшешики). Наверняка, в точности, детально (vi-) осознающий (-jānan) суть вещей, то есть метафизический монизм (ekatva), зреющий (-paśyan) ему вослед (anu-), не будет более ни пребывать в прежней иллюзии (множественности), ни испытывать скорбь и страдания (от этого).
Иначе говоря, HE "единое Я человека, расширяясь, заключает в объятия все существа"! Нужно глубоко понимать (каким-то мистическим образом "прозреть"; но это ведь не то же, что просто "знать, ЧТО это именно так" и повторять вызубренную истину), что в метафизически едином Атмане нет ни отдельного человека (ведь "человек" - это просто одно из бесконечного множества живых существ), ни прочих существ, которых должно заключать в себе "расширяющееся сознание" самоназначенного йогина. Знающий суть не есть знающий "о сути", то есть "правильные" словесные формулы, и умеющий манипулировать ими. Иллюзия и сопутствующая ей скорбь прекращается (вернее, в принципе невозможна) в (абсолютном) Брахмане. То есть, следует осознавать/осознать (?) Абсолют и единство в Нём всего, но никак не "расширять сознание".
Понимание же этого возможно, видимо, у того, кто получил "тайное учение" (upaniṣad) от харизматического наставника-мистика (ведического провидца-риши), и который поэтому является "тем, который именно так знает" (ya evaṃ veda).
Сам я так же, как и мой собеседник, высоко ценю непосредственный опыт, какой бы он ни был. Однако надо понимать, что опыт не равен переживанию: хоть единичному, хоть множественному. Религиозный (мистический) опыт становится таковым лишь в традиционной текстуальности, будучи "верифицирован Писаниями". Всякий опыт сконструирован именно так -- он искусно вплетён в традиционную текстуру, дающее риторический инструментарий для его выражения. Однако, если так называемая практика (медитации или чего бы то ни было) исходит из явно неверно понятого текста, поскольку "великому йогину" (живущему в Москве, Питере, Новосибирске, Тель-Авиве или Мухобойске)* было лень потратить десятка полтора-два лет на изучение санскрита и созданных на нём текстов (что я как раз очень хорошо могу понять), то меня "одолевают смутные сомнения" насчёт равноценности его опыта с опытом древних ведических легендарных персонажей. Человек этот будет, скорее всего, svam ṛṣiṃ manyamānaḥ, лишь "считающим" себя, "как бы" риши.
(* Разумеется, я веду речь совершенно безотносительно, ни в коем случае не намекая на моего почтенного и внимательного собеседника!)
Внешнее поведение такового господина будет, скорее всего, искусным перформансом обладания глубоким знанием (размеренный голос с трагически-таинственными нотками, пристальный взор, осколки санскритских фраз). Однако я позволю себе усомниться в возможности достижения такого рода знания современным "креаклом" в российском, европейском или американском (и т. д.) мегаполисе, за медитациями, отбытыми между просиживанием штанов в офисе, корпоративчиками и отпуском в цветастых шароварах в Индии или в насиженных Гималаях.
В то же время филологическое занятие таким действительно сложным (по смыслу) текстом (как, например, Иша), при приличном знании особенностей ведического языка оригинала, может хотя бы дать верное направление (!) к пониманию, а также импульс к дальнейшему изучению традиционной текстологии (различных канонов, их инвариантов), а также послужить более-менее адекватным инструментом для хоть сколько-нибудь объективно верифицируемой герменевтики, позвояющей хоть как-то, маленькими шажками, постепенно, с предельным уважением и осторожностью приблизиться к пониманию великих текстов древности, сочинённых тысячелетия назад явно не для людей нашего современного - рассеянного и самонадеянного - образа жизни.
