Игры судьбы
Изучая aнтологию санскритской поэзии "Sūktimuktāvalī" ("Жемчужное ожерелье благих речений"), составленную кашмирским поэтом 13 века Джалханой (Jalhaṇa), я обнаружил любопытную главку, посвящённую теме судьбы (daivapaddhati). Однако самая первая строфа, написанная, согласно Джалхане, кашмирским же поэтом Кшемендрой (10-11 в.), повествует об особенности не "дайвы", но "кáрмана"* или, как более русскоязычному читателю привычно, "кармы". Однако свойства этой "кармы" здесь взаимозаменяемы с таковыми "дайвы", "видхи", "дишты" и т. д. (всё это термины, которые можно условно и грубо переводить одним и тем же словом "судьба", что, однако, влечёт за собой множество серьёзных проблем в случае контекстов, например, в Эпосе, где эти термины употребляются в отнесении к разным мировоззренческим концепциям). Этот факт помещения "кармы" в раздел "судьбы" (дайвы) связан с тем, что, по моим наблюдениям, в классической санскритской художественной словесности - в отличие от Махабхараты - все вышеперечисленные термины становятся практически взаимозаменяемыми, то есть подлинными синонимами, от чего узус Махабхараты ещё далёк.
Ниже привожу эту строфу, написанную распространённым среди санскритских поэтов изысканным размером "шардулавикридита" ("игра тигра"), а также даю свой перевод.
*) Строго говоря, передавать это многозначное слово следует именно в форме основы, которая звучит как karman (подобно тому, как следует давать современную научную транслитерацию в формах: yogin, sannyāsin и проч.), при том, что вошедшее в самый широкий обиход разных современных языков слово karma является формой номинатива ед. числа). Слово karman имеет прежде всего значение "действия, деяния", в более раннем, специфически ведийском употреблении "ритуального действия, ритуала", а позднее - вообще любого рода действия или деятельности. Уже в Эпосе это слово получает также значение karma-phala, т. е. "плодов действий/деяний". В некоторых контекстах можно наблюдать, что karma терминологически употребляется именно в значении «(плодов) действий (прошлых существований индивидуума, актуализирующихся в нынешнем существовании)». Ранний древнеиндийский медицинский трактат "Чаракасамхита", являющийся также своего рода энциклопедией научного знания своего времени (ок. 3-5-го вв. н. э.?) даёт даже строгую, продуманную дефиницию "судьбы" (дайва) как раз через понятия "карма" и "кармапхала".
Исходя именно из этих соображений, я перевёл ниже слово "карма(н)" как "судьба". И от, и другое наводит на мысль об осознании конечной неисследимости, неизведанности и неожиданности тех причин, почему нечто с человеком или с миром случается. Ведь нельзя же то, что с философской точки зрения является regressus ad infinito, спроецированной в прошлое принципиально непознаваемой дурной бесконечностью, называть "точным знанием". "Знание" ТОГО, что есть такая вещь, как "карма(н)", никоим образом не является знанием ЭТОГО "кáрмана" (или этой кармы). Поэтому в тех же самых текстах "карма" называется ещё "адришта", "невидимой/непознаваемой (силой)". Всё это может быть в художественном плане передано словом "судьба".
Кстати, именно эта попытка рационализация явления, чьи причины рационально определить заведомо невозможно, привело к тому, что в ещё в том же Эпосе (Махабхарате), на более поздних этапах его формирования, связанных с уже явно письменной редакторской обработкой, а не устными импровизациями бардов ("сута") (при сосуществовании самых разных региональных письменных и устных традиций), прослеживается тенденция своего рода теологизации изначально механистической, атеистической концепции "кармы", где распорядителем и конкретным "наделителем" индивидуума плодами деяний, накопленных в прошлых жизням, согласно заслугам этих индивидуумов, называется Бог (Дхатр/Видхатр, Махешвара).
Из строфы ниже также ясно, что у этой многоликой и неизведанной силы имеется своя собственная воля (icchā), что говорит о её (по крайней мере поэтической) персонификации. Также именно судьба (в данном случае "карма"), по мнению поэта, ответственна за всеобщую изменчивость вещей и явлений, за конечные превращения того, что видится непреложными и даже вечным, в свою полную противоположность. При этом деяния Судьбы ассоциируются с "дурными шутками" (dur-lalita-), которые Она вершит, словно "играя" (līlā° <-- līlayā).
Вот эта строфа Кшемендры, найденная мной в сборнике Джалханы:
ambhodhiḥ sthalatāṃ sthalaṃ jaladhitāṃ dhūlīlavaḥ śailatāṃ /
merur mṛtkaṇatāṃ tṛṇaṃ kuliśatāṃ vajraṃ tṛṇaklībatām /
vahniḥ śītalatāṃ himaṃ dahanatām āyāti yasyecchayā /
līlādurlalitādbhutavyasanine tasmai namaḥ karmaṇe //
Перевод:
Склоняюсь пред Судьбою, чьим произволеньем
Сокровищница вод твердыней, тверди хлябью,
Пылинки нерушимою скалой становятся,
Кусками глины Меру, а солома адамантом,
Алмаз же -- делается мягким, как былинка,
Огнь замерзает и пылает лёд;
Пред Той, чьё удивительно стремленье
Игривое к дурным забавам.