Об учёных „деспотах“ и о мифотворчестве
Click to viewВ ЖЖ моего достопочтенного френда kalakazo речь зашла о нынешнем "Nr. 2" в РПЦ МП, митрополите Иларионе Алфееве, а также о его молодых ставленниках, "деспотных волчатах", по остроумному выражению всё того же "Дедульки" kalakazo. В беседу эту я вдруг решил добавить, как говорят, свои пять копеек.
Владычного композитора, коего я несколько знавал по его венским временам, в бытность свою в Вене деспотой (с мая 2003 г.) устроил тогда в венском храме св. Николая, в его книжно-иконно-свещной лавчонке, особливый шкап для продажи исключительно своих собственных книг, выручка от чего шла деспоте прямо в широкий карман, минуя церковную кассу.
B сам храм св. Николая я довольно регулярно в те времена, 10-13 лет назад, захаживал, будучи монахом-бенедиктинцем и увлекаясь тогда "восточноцерковной духовностью", а также переживая ностальгию по русскому окружению и языку. Потом сия ностальгия и по родине, и по её идеологизированной новой "духовности" куда-то канула, когда я постепенно понял, что на родине строится не Россия, а всё тот же опостылевший Совок, пусть и в виде зловещего фарса, пародии на самого себя. И не потому, что "власть вдруг захватили чекисты", но наоборот, потому что люди всё те же, и это именно их родная, - от плоти, крови и нутряного духа, - власть.
Я тогда близко приятельствовал с двумя церковно-свещными дамами, немало лет торговавшими в сей лавке и знавшими всю приходскую подноготную „кухню“ и прочее грязноватое бельишко: оне-то и рассказывали мне в подробностях и со смаком о всех сих художествах недавно назначенного владыки И. Алф. Своим авторитарным стилем он тогда многих настроил супротив себя, как мне сии дамы со вздохами жаловались.
На выложенном здесь видео слышно, с каким резким русским акцентом говорит владыка И. А. по-английски, и это после лет в Оксфорде и Великобритании! С ещё более тяжёлым, гнетущим "рязанским" или там нижегородским (what so ever…) прононсом говорил он по-немецки: сие слышал я неоднократно сам на его официальных речах, произносившихся с разными оказиями.
Проповеди вл. И. сами по себе были неплохи и даже в своё роде умны. Однако - "лишь литература", как большинство хорошо построенных церковных проповедей. Это уже типическая черта многих церковных проповедников. Беллетристика и риторика, пронизанная сияющей шуньятой, сиречь пустотою. Сердце, бывает, задевают совсем неказистые на слух и кургузые для ума проповеди, в которых, однако, имеются проблески личного, выстраданного опыта веры.
Однако таких личною верой, сомнением и поисками истины окрашенных проповеданий мне практически не приходилось слышать от высоких церковных менеджеров любой конфессии: их положение обязывает настолько тщательно взвешивать каждое слово, что на выходе, по печальным законам жанра - кукольно улыбающийся труп, припудренный и обряженный в тщательно выглаженный - с иголочки - костюм.
Позволю себе несколько усумниться в якобы безграничной учёности успешного церковного менеджера, кою превозносят где только сие возможно.
Каждая "учёность" имеет свои границы. Об этом (или почти об этом - по книжке, о границах возможностей магов) прекрасно сказано у Стругацких в "Понедельнике": "Каждый из магов имеет свой предел. Некоторые неспособны вывести растительность на ушах. Другие владеют обобщенным законом Ломоносова - Лавуазье, но бессильны перед вторым принципом термодинамики. Третьи - их совсем немного - могут, скажем, останавливать время, но только в римановом пространстве и ненадолго".
Вероятно, и познания учёного владыки в сирийско-арамейском такого же свойства, то есть несколько, хм..., преувеличенные легковерной публикой. Сам я занимался несколькими семитскими языками, и по опыту знаю, что дело это крайне непростое.
Невозможно, прообучавшись древнему литературному и значит, по определению, достаточно сложному и богатому ближневосточному языку всего около двух лет, пусть и у светилы сирологии проф. Брока, пусть и в Оксфорде, настолько проникнуть во все его тонкости и сложности, чтобы целыми книгами переводить новооткрытые и практически неизученные литературные памятники. Говорю это с внутренней уверенностью, сам будучи востоковедом и навидавшись высокоодарённых коллег.
По официальным общедоступным сведениям (см. статью в Википедии), будущий владыка Иларион был направлен на стажировку в Оксфорд в 1993 г., где под руководством епископа Диоклийского Каллиста работал над докторской диссертацией на тему «Преподобный Симеон Новый Богослов и Православное Предание», изучал cирийский язык под руководством профессора Себастиана Брока, совмещая учёбу со служением на приходах Сурожской епархии. Окончил Оксфорд с докторской степенью уже в 1995 г.!
Здесь несколько настораживающих моментов. Что это за докторат, который писался всего лишь в течени двух лет? Каковы его научные качества? Ну хорошо, пусть два года. Но тогда - ночи напролёт без сна и без выхода на прогулки, с обедами за письменным столом! А тут - совмещение с активным пастырским служением в Великобритании. Да ещё таким служением, которое явно просило огромные силы и время прирождённого мастера интриг. Чем сие беззаветное служение в Великобритании в конце концов завершилось, хорошо известно: см. открытое письмо митрополита Антония Сурожского.
Да и вообще, если взглянуть на внешнюю канву жизни - огромная административная загруженность, как и у всякого церковного manager-a. При такой нагрузке и общественно-церковной деятельности, даже если человек и был некогда неплохим учёным, "подающим надежды", в результате останется один лишь администратор, говорящая голова Патриархии и Синода. В случае же владыки Илариона - переводы с древних языков, множество написанных книг. Нет, что-то тут явно не то. Налицо ощутительное, целенаправленное создание мифа. Кажется, были какие-то разговоры о том, что на самом деле книги писались целой командой безымянных "литературных рабов". Буду благодарен, если люди сведущие просветят.
Ну, a помимо космической скорости доктората, написанного за два года, и пастырской деятельности - ещё изучение сирийского. Воля ваша, но невозможно всё это настолько успешно совместить, чтобы, помимо доктората, вышли ещё всякие переводы в виде книг и сопроводительных исследований, да ещё со свежевыученного сирийского, помимо греческого.
O превозносимых переводах вл. И. с сирийского языка сведущие люди говорили, что перевод на русский на самом деле сделан с английского подстрочника, который, в свою очередь, вл. Илариону отдал щедрый профессор Брок. Один мой давний венский однокашник и приятель по факультету теологии, ныне профессорствующий в Регенсбурге, занимался у профессора Брока сирским языком в Риме семестр или два и превозносил его глубокие познания и редкие человеческие качества.
Не могу судить о знании владыкой греческого. Вероятно, занимался он им дольше сирийского. Помню, что Аверинцеву его стихотворные переводы с греческого очень не нравились. Но тут не мне судить.
A Наталью Петровну Аверинцеву владыченька разобидел, даже не предложив её подвезти домой после посещения больного Сергея Сергеевича в неврологической клинике в Вене. Помню, что она восприняла это как хамство и бестактность... Подводя итоги - всенепременно будет следующим патриарxoм, ибо нравственными качествами - Axios! По крайней мере, по меркам нынешней МП…
Один из читателей журнала "kalakazo" заметил мне: „Ныне акцент ни о чем не говорит. Даже наоборот. Среди людей, долго проживших в иных странах, считается дурным тоном скрывать свой русский прононс“. На что в.п.с. занудно ответил следующее, возразив:
„Aкцент, если он очень резкий (как в случае вл. Илариона), говорит довольно о многом. Как минимум - о несовершенном, а то и слабом владении языком. Мне странно, что так говорит человек, несоменно в музыкальном плане одарённый. Вероятно, хороший музыкальный слух не обязательно тождественен безукоризненному языковому.
О том, что "скрывать акцент - дурной тон": впервые в своей жизни эту причудливую фантазию слышу. Вероятно, её придумали те, кто без акцента говорить на иностранных языках природно не в состоянии. Я вот говорю по-немецки (на австрийском идиоме нем. языка) без акцента, и люди, знающие о моём происхождении, лишь дивятся и хвалят. Я это не к тому, какой я "гениальный", а просто для иллюстрации. Это совершенно природный дар, и хвалиться им глупо. Во-первых, скрыть акцент, если он имеется, едва ли возможно нарочно. Во-вторых, нарочито бравировать акцентом или его подчёркивать можно лишь из каких-то эстетических или иных специальных соображений. Пример: когда я нахожусь в Восточной Германии, мне практически невозможно скрыть свой явно слышимый австрийский акцент. Всё-таки живу в Австрии уже почти 2 десятилетия. Однако в Саксонии австрийский акцент людям очень нравится, поэтому я не делаю попыток его скрыть, но иногда наоборот, подчёркиваю, в особых ситуациях переходя на своего рода венский диалект.
Что же касается русского акцента: зная о весьма амбивалентном отношении, которое коренится в недавней истории, в центральной Европе к русским, которые безошибочно опознаются по резкой палатализации в своей речи согласных перед "и, е, ю, ё, я", по речевой интонации и иным признакам. Поэтому я рад, что у меня русского акцента никоим образом нет. Близкие знакомые о моём неавстрийском происхождении знают, а обращать на себя лишнее внимание случайных собеседников или публики в магазине я бы не хотел.“
В заключение хочу сказать: эта тема мистифицированных, стилизованных биографий известных современников или деятелей недавнего прошлого интересует меня прежде всего как культуролога, исследователя мифотворений и самого истового домашнего мифотворца (ср. в моём Журнале всё, что связано с "Нашей Касталией" и "Шкафным"). Размышлять над этими механизмами поучительно и весело.
И ещё одно маленькое addendum: таковые конструкции биографий заметных общественных деятелей, грозящие ещё при их жизни трансформироваться в жития, сродни церковному "созданию святых" на потребу той или иной "повестки дня" или исторической эпохи, иные из которых ведь бывали канонизированы столетия спустя после смерти (ср. случаи Иоанна Креста и Терезы Авильской). Это как раз тот случай, о котором мои нынешние коллеги-историки в Дрездене говорят: "Historisch gesehen, Heiligkeit ist eine Zuschreibung" (С исторической точки зрения, "святость" является [культурологической] конструкцией). Понятно, что это - исследовательская метапозиция историка и культуролога. Но иногда чрезвычайно полезно бывает взглянуть на собственные милые сердцу мифы глазами постороннего, отстранённо-внимательного наблюдателя.