Об одной особенности русского научного стиля и его психологических корнях
Интересно, как со временем меняется восприятие некоторых реалий, бывших некогда саморазумеющимися. При чтениии научных статей на русском языке мне бросается в глаза безличный, имперсональный их стиль, выдержанный в pluralis maiestaticus или, возможно, в pluralis modestiae. Везде, куда не взглянешь: "В своей статье мы исследуем/по нашему мнению/мы думаем" и т. п. Это при том, что автор нередко один.
Когда-то, довольно много лет назад, мне аналогично резало слух и кололо глаз постоянное подчёркивание авторского "ich" ("я") в немецкоязычных научных статьях. С детства-то в России учат: "Я - последняя буква русского алфавита". От проблемы можно было бы отмахнуться, сославшись на обычную разницу конвенций в научной стилистике, помимо различия языков и культур. Тем более, что и в немецких странах ещё несколько десятилетий назад бытовалo подобнoe: "Wir meinen..." Однако дело тут именно в культурах, клишированные продукты которых внимательный наблюдатель имеет возможность подмечать и делать свои выводы.
Я думаю, что на самом деле тут видится какой-то рефлекс национальной психологии. В русской культуре явно принижено значение индивидуальности. "Индивид, индивидуум" - слова эти в русском языке несут явный пейоративный, презрительный привкус. Как, кстати, и слово "обыватель".
Понятное дело, когда воспитываешься всю жизнь в коллективности - при недоверии к индивидуальному, личному, - или на художественной литературе, где идеалы сельской общины, мира, соборности или коллективности, или "народности" строго кодифицированы, сознание "я" действительно становится последним делом, как и сама эта русская буква.
Именно здесь, по-моему, следует искать корень этих знаменитых "есть мнение", "мы считаем" и т. п. И поэтому исследователь никогда не рискнёт сказать "я считаю", "я написал", по моему мнению". Поскольку "я" - это отношение индивидуальной ответственности, которое в русской культуре едва ли когда было. В русской культуре высоко оцениваются типы ответственности, связанные с какой-либо группой: с государством, с трудовым коллективом, с "мiром", с Церковью, с народом, с общественным классом или "прослойкой" интеллигенции, например. А индивиуум, ни даже "яркая индивидуальность" или отдельная личность тут не в счёт.
Она, к сожалению, остаётся лишь щепкой, пригодной для бросания в топку коллективного блага, понимаемого, как правило, и вовсе узко - как благо прежде всего государственное. А последнее, как и водится, отождествляется в благом того или иного политического режима, считающего себя не только богоданным, но и вечным.
Пишет ли кто-либо в наше время "в моём исследовании" вместо "в нашем исследовании" - я просто не знаю. Скорее всего, это до сих пор не comme il faut.
С другой стороны, можно было бы предположить, что "в нашей статье" - это как бы вежливое приглашение читателя к совместному продумыванию предмета. Тем самым читатель как бы становится соавтором написавшего. Но такое отношение, с моей точки зрения, также крайне амбивалентно, напоминая знаменитое хлебосольство эпонима "Демьяновой ухи". Это сладко-обволакивающее "мы" со стороны как бы внешне самоустраняющегося автора на самом деле творит из читателя сообщника сочинителю и не даёт возможности относиться к написанному критически, с дистанции, необходимой для осмысления, дискуссии или даже спора.
Кстати, подобное отношение к индивидууму как к ребёнку-несмышлёнышу в русской культуре культивируется и во многих других сферах. В знаменитом сборнике "Вехи" речь ведётся о необходимости русский народ воспитывать или заниматься самовоспитанием - но всегда в коллективных категориях. Это же отношение проглядывает во всех этих запретах читать или смотреть то или иное зрелище (театральную постановку, кинофильм и т. п.). Дескать, "обычный" человек без "руководящий и направляющих" указания "компетентных товарищей" не в состоянии сам критически осмыслить увиденное, услышанное или прочитанное.
Поэтому-то единственно мыслимой стратегией коллективного (государственного) реагирования является цензура и последующий неминуемый запрет. Все эти вещи мне видятся глубоко взаимосвязанными. "Как бы чего не вышло". Вероятно, и стиль этот в своих истоках, и психологические особенности вышли из недр российского сословного, чиновничего государства. Советский период был никоим образом не нарушением традиций (гораздые на инновативное творчество и порывание с прошлым 1920-е гг. не в счёт), но их трансляцией в изменившихся условиях.
Над такими вещами начинаешь всерьёз задумываться, лишь пожив два десятилетия в инокультурном окружении, став чужим для самого-себя-изначального, задавая вопросы, некогда казавшиеся неуместными или неважными. Получается, что культуролог, как и любой учёный, в отличии от обычного "образованного носителя" той или иной культурной парадигмы, должен обладать способностью к самоостранению, не говоря уже к критической дистанции к предмету своего изучения. И предметом этим может быть хоть изначально "своя" культура, ставшая вдруг странной и непонятной, хоть какая-либо экзотическая, вроде тибетской или индийской для человека из Европы или России.