"Беседный наигрыш": недосказанное о России и Западе
Недавнее новогоднее посещение моей "венской отшельнической пустыни мысленной" френдом и коллегой banshur69 оставило глубокий след. Не только нашими длившимися далеко за полночь разговорами: о науке, религии, России и Западе, о нашем и нынешнем поколениях, - да и много ещё о чём. И не только импровизированным ночным "семинаром" по чтению и истолкованию сложнейших и таких хронологически невообразимо удалённых от нас шумерских гимнов, комментирование которых осуществлялось одним из крупнейших специалистов по предмету. И даже не тем, что я решил после этого восполнить досадные пробелы в своём поверхностном образовании, приобретя перво-наперво шумерскую грамматику, чтоб хотя бы обзорно изучить то, как устроен этот уникальный древний язык. Одной из постояных тем наших бесед была наука, роль интеллектуала и интеллигента, учёного и просветителя на Западе и в России.
Восприятие европейской интеллектуальной и духовной жизни моим гостем, сравнение её с российской спецификой, одним из отражений которых являются его "Венские зарисовки", даёт богатую пищу для размышлений. Особенно мне, который с российской академической (в широком смысле) системой на личном опыте знаком только в её естественнонаучном варианте, да и тому уже порядка 20 лет. Гуманитарные науки, их изучение и связанная с этим интеллектуальная (университетская и академическая) жизнь гораздо более опытно известны мне как раз в западном контексте. А если точнее - в его германской разновидности.
Устройство российских гуманитарных наук, многие из которых, как кажется, находятся по ряду разных причин в состоянии то ли терминальной стадии развития болезни, то ли даже агонии, начало для меня прояснятся лишь в последние годы, в частности, благодаря Живому Журналу и заведённым с его помощью знакомствам.
Но поговорить я бы хотел даже не об этом. Об этом - лишь печально, обречённо вздохнуть, памятуя нынешнее положение российских наук, некогда во многих своих отраслях превосходивших западных сестриц или, по крайней мере, являвшихся достойной их ровней.
Мои приватные размышления, даже и после прекращения живой беседы с коллегой по его отбытию, касаются всё того же: что значит научная и связанная с нею общественная состоятельность в России и на Западе? И здесь мне бы хотелось возразить на некоторые его выводы ("Венские зарисовки"-1 и 2, ЖЖ banshur69).
Позволю себе процитировать некоторые мысли ув. коллеги:
"В Вене, как и на прочем Западе, от человека ждут специализации, после чего пожизненно запирают в каком-то одном институте, приклеивая ярлык... Если человек понимает в искусстве, пишет стихи, играет на рояле, философствует - здесь это не нужно, поскольку есть свои профессиональные искусствоведы, философы и прочие спецы… Всё вполне предсказуемо. И это страшно. Человек оказывается в узком кругу коллег, сознавая свою отверженность всеми остальными частями общества, ибо ни поэту, ни философу, ни искусствоведу не придет в голову долго с ним беседовать - для этого у них имеются собственные коллеги."
Опасность в человеческом смысле чрезмерно зауженной специализации очевидна. Она как раз может принести профессиональную состоятельность, выражающуюся в написании иногда блестящих научных статей и монографий. А на более широкие обобщения - или не "хватает пороху", или времени. Да и владeть на должном уровне слишком большим количеством научных специализаций представляется по нынешним временам, увы, навряд ли возможным. Когда в Вене в начале 2004 г. умер Сергей Сергеевич Аверинцев, немецкоязычные газеты с уважением писали о нём как об "Universalgelehrter", то есть учёном-энциклопедисте.
В Европе учёные-энциклопедисты, гордость Средневековья или Нового времени, встречались ещё в 19 веке или, возможно, в начале 20-го. Потом пришла пора "Universalgelehrter", но только лишь в рамках какой-то одной, пусть и широко понимаемой специальности. Имя Ф. И. Щербатского, наверное, всем знакомо. Он и являлся таким универсалом и во многом первопроходцем. Но уже лишь только в области классической индологии, особенно индийской философии и буддологии, и отчасти тибетологиии.
Теперь науки (история индийской философии и особенно буддология), в которых Щербатской в своё время во всём мире считался корифеем, а в России, насколько я знаю, до сих пор непревзойдён и постоянно цитируем, развились и углубились во всём мире настолько, что ситуация коренным образом изменилась. На Западе вряд ли кто-либо будет чрезмерно цитировать труды Фёдора Ипполитовича, разве что с тем примечанием, что многие его интерпретации, а особенно методика перевода, устарели или были вовсе ошибочными. Слишком много с тех пор появилось блестящих учёных, слишком много чисто фактических сенсационных открытий сделано, в том числе найдено и прекрасно издано основополагающих текстов. Например, трактатов по тому же буддизму или индийских научных трудов, ранее известных лишь по цитатам
у других авторов или по названиям.
Примером нашей венской гордости, основоположником венской школы истории индийской философии, из которой позже вышли целых 2 кафедры, является академик Эрих Фраувалльнер. Ему ещё удавалось быть и индологом, и буддологом, и тибетологом, и всё это самого широкого профиля, - при всём том, что по своей фундаментальной университетской специальности он был филологом-классиком, как и другой знаменитый венец, которого имею честь немного знать лично: и поныне живой, хотя и весьма уже пожилой, академик Манфред Майрхофер.
Самые близкие ученики Фраувалльнера тоже стали знаменитостями в своих областях: бывший заведующий нашей кафедры (до 1999 г.) индолог академик Герхард Оберхаммер; эпоним целой международной буддологической научной школы наш же академик Эрнст Штайнкелльнер - лучший в мире знаток Дхармакирти и вообще "праманы" (буддийской теории познания и логики), а также великий исследователь буддизма, особенно йогачары, гамбургский академик Ламберт Шмитхаузен...
Однако указанные академики занимались уже строго очерченными темами своих наук, пусть тоже по-своему необъятными. И вряд ли в наше время найдётся ещё международно признанный специалист, к примеру, буддолог, в одинаковой мере владеющий ВСЕМИ "буддийскими" языками, как то: санскритом, пали и некоторыми другими среднеиндийскими языками, тибетским, китайским, японским, монгольским, бирманским, тайским, цейлонским (сингальским)...
У некоторых из последних корифеев-универсалов мировой буддологии мне, к счастью, удалось поучиться. Так, весной 2005 у нас преподавал целых 3 курса Хайнц Бехерт, профессор из Гёттингена, который после этого учебного семестра, к несчастью, и скончался. Он был великолепным знатоком всей палиязычной буддийской Ойкумены, а также буддизма Непала, практически все эти страны облазавшим, не только кабинетным учёным, и лучшим на то время знатоком буддийской литературы на пали, санскрите, староцейлонском (сингальским) и бирманском.
Не так давно целый семестр со своими уникальными курсами у нас гостил марбургец проф. Михаэль Хан, буддолог, индолог и тибетолог, владеющий, помимо санскрита и тибетского, также пракритами, китайским, японским, лучший знаток буддийской тибетской и санскритской художественной, дидактической литературы и поэзии.
Но это всё были, или, к счастью, до сих пор являются, люди старшего поколения, возраста моих родителей или даже старше. Скоро таких универсалов или относительных универсалов, "в кругу своей широкой специальности", совсем не останется. Не потому не останется, что поколения "нынешнего племени" академической молодёжи вовсе не то, что "было в наше время". Просто невозможно сделаться действительно специалистом мирового уровня и оставаться при этом универсалом. Слишком много в мире Sekundärliteratur (вторичной литературы по специальности), слишком много отнимает времени её достойное и всестороннее изучение, чтобы оставались какие-либо иллюзии, надежды сделаться "энциклопедистом".
Так что дело не в ожиданиях общества, которое хочет видеть лишь узких "спецов" (если логически следовать интуициям banshur69), но в самой невозможности научной универсальности, достойной лучших образчиков мирового уровня. А ведь, помимо гор вторичной литературы, то есть учебников, статей и монографий по предмету, имеется ещё необозримая груда литературы "первичной", первоисточников, которые нужно также серьёзно изучать, а не только поверхностно ними знакомиться, используя переводы. Неполный список обязательных восточных "азиатских" языков источников по тому же буддизму я уже привёл, каждый может его составить по более знакомой ему области.
В России дело другое. Здесь настолько мало востоковедов мирового уровня, и столь много производится околонаучных поделок, что известность может получить практически любой, которому удасться опубликовать сколько-нибудь востребованную книгу по "модной" проблематике. Останемся с тем же примером буддизма и буддологии, несколько более мне знакомой, нежели Древняя Месопотамия. Кроме того, в современном мире буддизм по ряду причин и впрямь стал очень моден, особенно среди интеллектуалов как на Западе, так и в России. Но сказать нечто стоящее о буддизме на английском или немецком языке, и не быть при этом уличённым в любительстве, компиляторстве или прямом плагиате, несравненно труднее, чем в России.
На Западе слишком много действительно серьёзных и глубоких специалистов, которые, пусть и не претендуя на звание культуртрегеров, но великолепно зная своё дело, немедленно укажут желающему отличиться выскочке или самоучке его законное место - разгромной рецензией или "полным игнором". В России же, во-первых, пересчитать специалистов такого уровня, хотя бы по Индии или буддизму, вероятно, хватит пальцев на одной руке. А посему, прославиться там (в РФ), опубликовав книгу по "экзотическому" и модному предмету вроде буддизма, особенно если она занимательно написана, гораздо легче. Критика коллег по объективным причинам почти отсутствует, зато в наличии имеется, и с преизбытком, жадные до экзотических новинок люди, профессиональные интеллигенты [интеллектуалов, в силу историко-политических причин, почти нет, и не в почёте они. Однако это мысленное ответствление - сама по себе серьёзная и большая тема],
которым требуется культурно оприходовать любую новую культурную информацию. И из этого вытекает "второе".
Во-вторых, в России чрезвычайно силён штамп обязательной культурной реакции. Всё, что производится в виде книг, должно обязательно же "реципироваться" и воспроизводиться уже в виде восторгов, охо-ахов любителей экзотики, самостийных "религиозников" или богостроителей всех толков, а также культурном сообществе в целом, которое, в отличие от интеллектуалов-профессионалов Запада, в России составляет именно интеллигенция. Классическое российское жёсткое противостояние интеллигенции и власти (а без него интеллигенция, видимо, и помыслить своё существование не может; без него она немедленно бы превратилась бы в прослойку интеллектуалов, прекратив "духовное окормление народа" и потеряв свою профетичность - но для интеллигенции, по ряду причин, такое подобно позорной самоликвидации, предательству глубинного фундамента своей идентичности).
В пику своему недавнему многоучёному собеседнику, а также и любому другому сомневающемуся русскому интеллигенту или интеллектуалу, слишком гораздому судить о "Западе" чрезмерно уж упрощённо, играя набором известных стереотипов (а Запад гораздо многообразнее, и цивилизационно, и культурно, чем обычные, клишированные представления о нём человека культуры русской), следует сказать, что и заполночь тянущихся "кухонных разговоров" (обычно не под водку, но под пиво или виноградые вина), подобных интеллигентским российским, я тут накушался вдосталь, с европейцами самых разных культур - германских, латинских, средиземноморских, западно- и южнославянских, а также балтийских, - у нас в Вене "каждой твари по паре"!
Разговоры эти могут вестись специалистами со специалистами - тогда это может быть действительно изнуряющим или суховатым занятием. Но мне попадалось сколь угодно много людей, самых разных типов образования и культурных интересов, - а особенно это были студенты, - с которыми можно также, как и с их российскими "коммилитонами", дискутировть и спорить обо всём на свете, о Боге или Его отсутствии, о мировоззрениях и религиях, о политике, о науках... И если российская специфика так и просит (тоже, кстати, весьма ограниченный!) определённый набор ходовых тем, которые, увы, в интеллигентской компании всегда в результате сведутся к самой онтологичной из них - к теме "мы и власть/начальство", то особенности Запада диктуют свои стереотипные наборы. Однако нигде не сказано, что их невозможно нарушить. Была бы соответствующая многогранная личность...
Имеется и в достаточном количестве категории и благодарных слушателей, и умных собеседников. О буддистах я уже упоминал. Иногда мне приходилось с ними спорить или просто размеренно беседовать по многу часов. Западные адепты буддизма, как и мусульманские неоконвертиты (знаком и с такими) - обычно живые, заинтересованные спорщики. Особую подгруппу составляют любители всякого рода восточной эзотерики. Если не подходить к этому явлению с жёстко предвзятых (например, идеологических христианских, ортодоксальных) позиций, то это обычно люди, выше среднего интересующиеся "духовной" проблематикой, но искренне не находящие адекватных ответов в (обычно) выхолощенных казённых церковных общинах.
Можно назвать и другую группу, явственно интересующуюся духовной, религиозной и культурной проблематикой. Это также мне хорошо знакомый тип студента или уже окончившего университет богослова-мирянина, причём обоего пола (что в нынешней российской ситуации едва ли представимо, в то время как богословские факультеты западных государственных университетов представляют собою, исторически, - костяк западной университетской системы). Правда, особенность образования и профессионaльной социализации данной группы (например, в Австрии - это обычно преподаватели религии в школах всех типов, сотрудники на приходах, лекторы богословских школ и свободные лекторы, а кроме того, священники и монашествующие, - но это уже обычно!).
Мне приходилось читать несколько публичных, - популярных и более специальных, - лекций: по санскриту, индийским религиях, буддийской философии. Состав слушателей был весьма пёстр. После одной из них (как раз в Высшей богословской вечерней школе, что на площади св. Штефана, в здании архиепископского дворца), длившейся 2,5 часа, меня продержали ещё около полутора часов вопросами и разговорами. Так что утверждать, что любой, например, филолог или иной гуманитарий на Западе находится в узкoпрофессиональной изоляции от более широких слоёв общества - это значит не знать всей пестроты западных обществ и их живого подчас интереса в отношении мировоззренческих проблем.
И ещё одно возражение Питерскому коллеге. Всё далеко не так печально своей якобы предсказуемостью. И если феномен недоучившегося Петербургского гения Шилейко действительно был бы едва возможен в среде германской культуры (просто потому, что здесь достаточно много вполне академически состоявшихся специалистов), но нечто подобное возможно в современной немецкоязычной культуре, в области, например, санскрита.
Мой коллега и близкий приятель (учимся совместно уже полтора десятилетия!), по происхождению штириец из австро-еврейской семьи, более известный под своим кафедральным псевдонимом Чарудатта, гениальный чудак и эксцентрик, в любую погоду и во все времена года передвигающийся исключительно босиком (в том числе по снегу и льду), занимавшийся в своей жизни более чем двумя десятками языков, давно де факто окончивший курсы по синологии, тибетологии и индологии, а также поучившийся на иудаике, арабистике, скандинавистике и Бог ещё знает где, - но всё никак не собравшийся получить хотя бы магистерский диплом, уже вполне известен любителям немецкой изящной словесности своими гениальными эквиметрическими или близкими к оригиналу (санскриту) переводами санскритской поэзии и прозаической художественной литературы. Его первая же книга (переводы "Гитаговинды" Джаядевы - это воистину шедевр, достойный когда-нибудь стать классикой немецкоязычного перевода восточных текстов!) вызвала фурор в среде немецкоязычный индологов - каждый желал с ним познакомиться, почитая за честь. При этом человек также (пока что) не закончил курса, хотя учится уже очень давно). Сейчас выходит 2-я книга его переводов. Насколько и как его книга воспринималась в неиндологической среде, мне пока неизвестно…
В Старой Европе, в отличие от Североамериканских Штатов, всё ещё, кажется, возможно быть просто гениальным или чрезвычайно одарённым любителем, могущим сказать своё веское слово в культуре. А людей, интеллектуалов-профессионалов, занимающихся домашним культурным творчеством, для отдохновения, и того больше!
Тот же "ординарный университетский профессор", вроде уже упоминавшегося М. Хана, может быть великолепным музыкантом-любителем (как и наш кафедральный проф. Хлодвиг Верба), с которыми можно при случае поговорить и про музыку в узко-техническом смысле, и в смысле общемузыкальной культуры. Вена и Австрия вообще, в отличие от России - город и страна, в культурном плане гораздо более ориентированные на музыку, нежели Россия, ориентированная преимущественно на литературу и поляризованная по принципу отношения к власти. Последнее в современной Европе почти немыслимо.
Из всех этих размышлений, которые почитаю нужным на сем прервать за их долгостию, до другой удобной оказии, для меня следует, что различия мегакультур Запада и России (само это различие зиждется более на недоразумениях и недослышанностях, нежели на врождённой "онтологии", мнится мне) - более надуманные, нежели сущностные. Отсутствие или почти-отсутствтие глубоких специалистов мирового уровня, например, в тех же востоковедных дисциплинах (исключения пусть таковыми и остаются), является скорее классическим фактором отставания российских наук от западного уровня, чем их достоинством, когда любого, даже просто взмекнувшего дурным голосом, но с апломбом и "интересно", ильфопетровские "интеллигентные слесари" готовы причислить к учителям жизни, называемым в России специфически - "властителями дум".
Действительно, для человека, по-интеллигентски привыкшего "властвовать над думами масс", Запад может показаться пустынею мысленной. Способствующей уединённому углублению в себя, а также наработке профессионализма в своих областях гуманитарного знания. Для России с её культурным сверхэнтузиазмом, где ни индивидуализм, но особый персонализм не в чести, но зато приветствуется массовый отклик и моментальное окультуривание интеллектуальных достижений, характерна опасность потерять в культуре своё лицо, быть тут же оприходованным какой-либо социальной или культурной группой, и в дальнейшем уже только интересничать в угоду своему образу "властителя дум", а то и, глядишь, "пророка". На Западе же - своё искушение, замыкания в узкопрофессиональные рамки, при забвении такого благородного занятия, как просвещение.
Общая же опасность, как для Запада, так и для России, - это тривиализация повседневности, выпячивание жизненно необходимого, но - низового, "подлого". А в России ещё и своя изюминка с горчинкою - жестокость, лживость и бесчеловечность власти. И, видимо, поэтому в России, при прочих равных условиях, стремительнее может произойти духовная "возгонка" - если имеются знания и желание над собою работать. И ещё - если безвинно не бросят в застенок.