О чародействе и волшебстве науки
"Самые интересные и изящные научные результаты сплошь и рядом обладают свойством казаться непосвящённым заумными и тоскливо-непонятными. Люди, далёкие от науки, в наше время ждут от неё чуда и только чуда и практически неспособны отличить настоящее научное чудо от фокуса и какого-нибудь интеллектуального сальто-мортале. Наука чародейства и волшества не составляет исключения"
[Братья Стругацкие, "Понедельник начинается в субботу"]
На примере наших филологических и историко-философских "изящных наук" убеждаюсь в правоте провидения великих писателей, глубоко разбиравшихся в суете вокруг наук точных и естественных. Филология и история философии не составляет исключения.
Сегодняшний и студент, и иной аспирант ожидают от занятия наукой прежде всего эстетики, которая на поверку вся оказывается эстетикой эффектного внешнего жеста. Постоянно слышишь: доклад-де "неинтересный, скучный"; статья занудная, и т. п. Видимо, сказывается ожидание, что докладчик или автор статьи будут для вящей убедительности своих тезисов ходить по раскалённым углям, пить без вреда для здоровья расплавленный свинец или закушивать полонием чай, или на худой конец пройдутся от избытка радости по потолку на ушах.
Сам я тоже любитель эффектного жеста или выразительной, необычной метафоры во время лекции. Но всё это внешнее. Большинство же студентов, как начинаю убеждаться, дальше этих фокусов не заглядывает. Был ли я принципиально другим в свои двадцать с небольшим лет? И да, и нет. Иногда мне было интересно и содержание вне зависимости от преподносимой формы. И чем далее, тем больше меня интересует содержание. Содержание долговечней текучей формы.
Гораздо легче, имея в руках не до конца понятый текст тысячелетней давности, пофантазировать на тему - "как и что я думаю" по этому поводу. Фатальная ошибка! Автор наверняка думал по-другому. И подлинное смирение - в признании этого факта, в попытке понять, что именно хотел сказать автор, а не в сплетении нитей на предмет того - на какие мысли это наталкивает МЕНЯ.
Смирение - это осознание своей ограниченности; это сознание банальности своего обыденного мышления, даже если и хочется назвать его "философским". А ведь ой как хочется...
Философам, интересующимся индийской философией, скучна филология с её нудными требованиями: скрупулёзности разбора, совершенного знания языка, копания в (существенных) разночтениях. В то же время не все филологи (например, санскритологи или тибетологи) способны на философское осмысление изучаемого. В результате в первом случае получается гений-самородок Зильберман, более чем вольно обращавшийся с индийским материалом. Видно, что для него всё это - "не столь важно". Здесь - оригинальное философствование (в случае Зильбермана, но не эпигонов), но нисколечко - науки. Очередное русское гениальное фантазёрство. Обломов, но ни за что - Штольц.
Заявляя: "Это я уже знаю!", мы исключаем себя из цепочки учеников, ставя незаслуженно в ряд учителей. А учитель-то, в большинстве случаев, оказывается вполне дутый. Тот же Обломов со своими беспочвенными прожектами и запылённой книгой, раскрытой на всё той же сорок какой-то странице.
Другое дело, когда начинаешь себя спрашивать - а чем же хороша как таковая "наука", если всё равно мы все скоро умрём, днём раньше или годом позже? Ведь как и наука, пустопорожнее фантазирование может быть преинтереснейшим занятием. Если говорить об "интересности" для субъекта.
Как смысл любого человеческого занятия, осмысленность занятий "Наукой" никак не вытекает из самой этой науки, с её правилами и условностями. Тут, видимо, человек сам должен ежедневно задавать себе этот вопрос. Ответ на него также будет лежать в иной плоскости, нежели в бравировании количеством публикаций или подвергнутых университетской социализации студентов.