Три песни
Вот уж кого точно не заподозришь в западничестве - это Римского-Корсакова. Мало кто еще столько сделал для того, чтобы мы помнили наши напевы и наши легенды, и нашу историю и вообще - кто мы.
Но его русизм, как и русизм Достоевского, не имел ничего общего с примитивно-воинственным "долой все не наше", "назад в деревню" и прочими унылыми порождениями умов добронаправленных, но недалеких. Разумеется, нечего и говорить о том, что чужда была ему и чепуха типа "Россия - часть Европы", порождаемая умами недобронаправленными.
С момента возникновения русская цивилизация, помимо того, что она создавала собственные уникальные смыслы, занимала среди цивилизаций мира место особенное, можно сказать - центральное. Она - гигантский аккумулятор всего прекрасного и ценного, создаваемого другими. Создавшие давно уж бросили, позабыли, предали, а мы - забрали себе, освоили, переработали, нашли место и храним. Если, конечно, это действительно прекрасное и ценное. Пустое, лживо-соблазнительное, случайное при нашем прикосновении отшелушивается и рассыпается в пыль. Подметать, правда, часто приходится.
Русский человек, любознательный, активный, жадный до нового и всегда ищущий не просто новое, а прекрасное, волнующее, волшебное (в хорошем смысле слова), ограничить свои горизонты деревней, даже самой комфортабельной, никогда не позволит.
Садко - образ такого человека.
Он не с потолка взят композитором, этот гусляр и певец (а когда это на Руси что без песни делалось?), - из мира былин, в опере воссозданного. Наш человек, и захочешь - не отречешься.
Богатство приобрел в одночасье - песенным мастерством и личным обаянием, лавки выигранные торговцам вернул (ну не самому же в них сидеть-торговать, в самом деле?), а все остальное - на что? Снаряжать корабли, конечно!
На тех бусых кораблях мы
Парусы поднимем,
Поплывем за сине море,
В дальнюю сторонку.
Плыть? - плыть! плыть!
А куда?
САДКО (иноземным торговым гостям).
Гой вы, гости иноземные,
Гой вы, люди заезжие!
Вы пропойте-ка нам песни звонкие,
Про края расскажите далекие,
Чтоб ведать нам, знать, куда путь держать
И где больше чудес повстречается.
Вот так, вы услышали? Где больше чудес.
И тут-то наступает момент выбора. Самый, по-моему, важный момент в опере.
Три песни - три направления. Три дорожки от от заветного камня - к другим мирам, к иным цивилизациям.
Варяжский гость, индийский (в оригинале - индейский) и веденецкий.
Здесь придется сделать отступление, совершенно, увы, необходимое. Вы можете прочитать в сети (и, боюсь, уже не только в ней): "Веденец - так в старину называли Венецию". Так вот - это полнейшая ерунда. Не называли. Или, может, и называли - Венецию или что другое, но нам об этом ничего не известно.
В сборнике Кирши Данилова, который был основным источником для Римского-Корсакова и его соавтора Бельского при написании либретто, упоминается такой город - ЛЕденец (с ударением на первый слог). А в некоторых списках - Веденец. Исследователи спорят, ошибка ли это переписчика или два разных города, - и не могут сойтись во мнениях. Потому что ничего, кроме названий, об этих городах не известно и отождествить их не с чем.
Леденец - это понятно, это от слова "лёд". В северных вариантах былин гости из Леденца прибывали "из-за моря, моря Студеного", с северов, значит. Севернее Архангельска. Включив фантазию, можно и Ультима Туле вспомнить.
Но если Веденец - не описка, если это другой город, то название его происходит от слова "ведать", и тогда получается еще интереснее - "город знающих людей", "город мудрецов".
Видимо, именно это толкование Римского-Корсакова и привлекло.
И скорее всего, от него-то, от тех черт Венеции, которые он придал Веденцу в своей опере, и пошло мнение, что это - Венеция. Мне, во всяком случае, не удалось найти ссылки ни на одну работу, где бы это хоть как-то обосновывалось. Все на оперу ссылаются. Не исключаю, правда, и такого варианта, что во времена Римского-Корсакова такие гипотезы всплывали. Если кто подскажет - буду благодарна, будет с чем на досуге поразбираться.
И хотя в опере князь Веденца обручается с морем, как это делали венецианские дожи, и вторая часть песни веденецкого гостя - по форме баркарола, но все-таки Веденец у Римского-Корсакова - не совсем Венеция.
Хотя бы потому, что либретто они с соавтором писали сами, и если бы он хотел сказать "Венеция" - так бы и сказал.
Вот что пишет Римский-Корсаков о времени, к которому отнесено действие оперы:" Время действия, повествуемое былиною, относимое обыкновенно к XI-XII столетиям, перенесено в полусказочную-полуисторическую эпоху только что водворившегося в Новгороде христианства, когда старые языческие верования были еще в полной силе.» В эту эпоху настоящая Венеция была частью Византии - и далеко не самой влиятельной и блестящей. Задворками она была, чего там, и уж точно не "всем городам мать".
Так что пусть люди с сознанием обедненным и приземленным, утерявшие способность к обобщению и оперированию "полусказочным-полуисторическим" , цепляются за баркаролу. Веденец - он Веденец и есть, таинственный город мудрецов, могучий и древний, мать всех тех европейских городов, над которыми веет ветер с синего моря. В нем есть все самое чудесное, что будет потом в европейских городах, - ослепительная синева, могучие стены, песни красавиц и лодочников, обручение князя с морем и самое загадочное, самое до боли близкое русскому сердцу - церковь, раз в году встающая из вод.
Мы не знаем, где он? А так и задумано.
Итак, три песни. И все три - о прекрасном. Ничто не облегчает выбора. Ни в одной из них нет ничего случайного, пошлого, мелкого; ничего, о чем можно было бы сказать: "Ну, это не для души, это... так."
Песня о мужестве, о вечной борьбе со стихиями - и об их величии, о душах суровых и истовых.
Песня о древних тайнах, еще дочеловеческих; нетронутых сокровищах, неразгаданной мудрости.
И песня о Веденце.
Народ на площади, кто и плыть никуда не собирается, активно принимает участие в обсуждении (тут Корсаков точен, в былинах всегда так: "все дивуются", "взволновалися" или еще что; реакция мiра всегда значима).
Важно отметить. Решает вся площадь; выбирают не "пути развития", не "куда все пойдем" - выбирают, куда направить разведчиков, выбросить цивилизационное щупальце. Не "Восток смотрит на Запад" и не "Запад на Восток" - центр мира выбирает, в какую сторону распространиться.
Не будем упускать из виду, что перед нами все-таки не былины - это люди конца 19 века говорят важное своим современникам - после всех споров западников и славянофилов, после слов о "священных камнях Европы", которые остаются священными для нас, давно перестав быть таковыми для европейцев.
Былинные русские, воссозданные русскими 19 века, решают, за какой мечтой устремиться.
По первой песне - "разбойничков" испугались. Однако музыка свидетельствует о несерьезности реакции: нам ли разбойничков бояться? это так... критические замечания, взвесим ответственно все за и против. С азартом, с наслаждением даже народ обсуждением занимается, чего там. По второй - в смущении: туманные намеки индийского гостя на психотронное воздействие как-то напрягают.
А вот по третьей - все "за". Воодушевление полное, никаких критических замечаний, народ на площади дружно славит неведомый ему Веденец.
А и в Веденец славный путь ты держи,
Звонкие песни там перейми.
В Веденце славном ты побывай,
Сильного князя там повидай.
Каменной церкви ты поклонись.
Вот оно! Цивилизация центра, цивилизация-аккумулятор обнаружила значимый для себя объект. Грозные скалы и пещеры каменные не саккумулируешь.
А Садко до таинственного Веденца так и не добрался. Обычные русские заботы помешали - музыка (все преходяще, искусство - вечно!), непонятки с Морским царем, осиротевшая река присмотра требовала... Или добрался, а все это произошло уже потом?
"Синее море, синее небо..." Где они? Не на географической карте, не в учебнике истории, уж точно.
Но его русизм, как и русизм Достоевского, не имел ничего общего с примитивно-воинственным "долой все не наше", "назад в деревню" и прочими унылыми порождениями умов добронаправленных, но недалеких. Разумеется, нечего и говорить о том, что чужда была ему и чепуха типа "Россия - часть Европы", порождаемая умами недобронаправленными.
С момента возникновения русская цивилизация, помимо того, что она создавала собственные уникальные смыслы, занимала среди цивилизаций мира место особенное, можно сказать - центральное. Она - гигантский аккумулятор всего прекрасного и ценного, создаваемого другими. Создавшие давно уж бросили, позабыли, предали, а мы - забрали себе, освоили, переработали, нашли место и храним. Если, конечно, это действительно прекрасное и ценное. Пустое, лживо-соблазнительное, случайное при нашем прикосновении отшелушивается и рассыпается в пыль. Подметать, правда, часто приходится.
Русский человек, любознательный, активный, жадный до нового и всегда ищущий не просто новое, а прекрасное, волнующее, волшебное (в хорошем смысле слова), ограничить свои горизонты деревней, даже самой комфортабельной, никогда не позволит.
Садко - образ такого человека.
Он не с потолка взят композитором, этот гусляр и певец (а когда это на Руси что без песни делалось?), - из мира былин, в опере воссозданного. Наш человек, и захочешь - не отречешься.
Богатство приобрел в одночасье - песенным мастерством и личным обаянием, лавки выигранные торговцам вернул (ну не самому же в них сидеть-торговать, в самом деле?), а все остальное - на что? Снаряжать корабли, конечно!
На тех бусых кораблях мы
Парусы поднимем,
Поплывем за сине море,
В дальнюю сторонку.
Плыть? - плыть! плыть!
А куда?
САДКО (иноземным торговым гостям).
Гой вы, гости иноземные,
Гой вы, люди заезжие!
Вы пропойте-ка нам песни звонкие,
Про края расскажите далекие,
Чтоб ведать нам, знать, куда путь держать
И где больше чудес повстречается.
Вот так, вы услышали? Где больше чудес.
И тут-то наступает момент выбора. Самый, по-моему, важный момент в опере.
Три песни - три направления. Три дорожки от от заветного камня - к другим мирам, к иным цивилизациям.
Варяжский гость, индийский (в оригинале - индейский) и веденецкий.
Здесь придется сделать отступление, совершенно, увы, необходимое. Вы можете прочитать в сети (и, боюсь, уже не только в ней): "Веденец - так в старину называли Венецию". Так вот - это полнейшая ерунда. Не называли. Или, может, и называли - Венецию или что другое, но нам об этом ничего не известно.
В сборнике Кирши Данилова, который был основным источником для Римского-Корсакова и его соавтора Бельского при написании либретто, упоминается такой город - ЛЕденец (с ударением на первый слог). А в некоторых списках - Веденец. Исследователи спорят, ошибка ли это переписчика или два разных города, - и не могут сойтись во мнениях. Потому что ничего, кроме названий, об этих городах не известно и отождествить их не с чем.
Леденец - это понятно, это от слова "лёд". В северных вариантах былин гости из Леденца прибывали "из-за моря, моря Студеного", с северов, значит. Севернее Архангельска. Включив фантазию, можно и Ультима Туле вспомнить.
Но если Веденец - не описка, если это другой город, то название его происходит от слова "ведать", и тогда получается еще интереснее - "город знающих людей", "город мудрецов".
Видимо, именно это толкование Римского-Корсакова и привлекло.
И скорее всего, от него-то, от тех черт Венеции, которые он придал Веденцу в своей опере, и пошло мнение, что это - Венеция. Мне, во всяком случае, не удалось найти ссылки ни на одну работу, где бы это хоть как-то обосновывалось. Все на оперу ссылаются. Не исключаю, правда, и такого варианта, что во времена Римского-Корсакова такие гипотезы всплывали. Если кто подскажет - буду благодарна, будет с чем на досуге поразбираться.
И хотя в опере князь Веденца обручается с морем, как это делали венецианские дожи, и вторая часть песни веденецкого гостя - по форме баркарола, но все-таки Веденец у Римского-Корсакова - не совсем Венеция.
Хотя бы потому, что либретто они с соавтором писали сами, и если бы он хотел сказать "Венеция" - так бы и сказал.
Вот что пишет Римский-Корсаков о времени, к которому отнесено действие оперы:" Время действия, повествуемое былиною, относимое обыкновенно к XI-XII столетиям, перенесено в полусказочную-полуисторическую эпоху только что водворившегося в Новгороде христианства, когда старые языческие верования были еще в полной силе.» В эту эпоху настоящая Венеция была частью Византии - и далеко не самой влиятельной и блестящей. Задворками она была, чего там, и уж точно не "всем городам мать".
Так что пусть люди с сознанием обедненным и приземленным, утерявшие способность к обобщению и оперированию "полусказочным-полуисторическим" , цепляются за баркаролу. Веденец - он Веденец и есть, таинственный город мудрецов, могучий и древний, мать всех тех европейских городов, над которыми веет ветер с синего моря. В нем есть все самое чудесное, что будет потом в европейских городах, - ослепительная синева, могучие стены, песни красавиц и лодочников, обручение князя с морем и самое загадочное, самое до боли близкое русскому сердцу - церковь, раз в году встающая из вод.
Мы не знаем, где он? А так и задумано.
Итак, три песни. И все три - о прекрасном. Ничто не облегчает выбора. Ни в одной из них нет ничего случайного, пошлого, мелкого; ничего, о чем можно было бы сказать: "Ну, это не для души, это... так."
Песня о мужестве, о вечной борьбе со стихиями - и об их величии, о душах суровых и истовых.
Песня о древних тайнах, еще дочеловеческих; нетронутых сокровищах, неразгаданной мудрости.
И песня о Веденце.
Народ на площади, кто и плыть никуда не собирается, активно принимает участие в обсуждении (тут Корсаков точен, в былинах всегда так: "все дивуются", "взволновалися" или еще что; реакция мiра всегда значима).
Важно отметить. Решает вся площадь; выбирают не "пути развития", не "куда все пойдем" - выбирают, куда направить разведчиков, выбросить цивилизационное щупальце. Не "Восток смотрит на Запад" и не "Запад на Восток" - центр мира выбирает, в какую сторону распространиться.
Не будем упускать из виду, что перед нами все-таки не былины - это люди конца 19 века говорят важное своим современникам - после всех споров западников и славянофилов, после слов о "священных камнях Европы", которые остаются священными для нас, давно перестав быть таковыми для европейцев.
Былинные русские, воссозданные русскими 19 века, решают, за какой мечтой устремиться.
По первой песне - "разбойничков" испугались. Однако музыка свидетельствует о несерьезности реакции: нам ли разбойничков бояться? это так... критические замечания, взвесим ответственно все за и против. С азартом, с наслаждением даже народ обсуждением занимается, чего там. По второй - в смущении: туманные намеки индийского гостя на психотронное воздействие как-то напрягают.
А вот по третьей - все "за". Воодушевление полное, никаких критических замечаний, народ на площади дружно славит неведомый ему Веденец.
А и в Веденец славный путь ты держи,
Звонкие песни там перейми.
В Веденце славном ты побывай,
Сильного князя там повидай.
Каменной церкви ты поклонись.
Вот оно! Цивилизация центра, цивилизация-аккумулятор обнаружила значимый для себя объект. Грозные скалы и пещеры каменные не саккумулируешь.
А Садко до таинственного Веденца так и не добрался. Обычные русские заботы помешали - музыка (все преходяще, искусство - вечно!), непонятки с Морским царем, осиротевшая река присмотра требовала... Или добрался, а все это произошло уже потом?
"Синее море, синее небо..." Где они? Не на географической карте, не в учебнике истории, уж точно.