Поминальное слово русской фэнтези
Литература живет энергией сопротивления.
Нет, конечно, я далека от излюбленной либеральными интеллигентами идейки, согласно которой писатель просто обязан всегда находиться в оппозиции к власти - и только в этом случае признается стоящим писателем.
Никому ничего подобного писатель не обязан. Руставели, если помните, был придворным поэтом, Вергилий - очень сильно придворным; качеству их произведений это ни в малейшей степени не повредило.
Сама эта гнилая идейка частично растет из чисто западного и совершенно чуждого нашей культуре представления об атомизации как идеальном состоянии человеческого сообщества, из чего вытекает, что государство - ууу! - страшный враг гражданского общества и с этим врагом нужно постоянно бороться; а кто не борется - предатель дела свободы и вообще нехороший человек.
Частично же идейка оппозиционности литературы проистекает из застарелой злобы отечественной либеральной интеллигенции на то, что власть - это не они. Вот когда к величайшему несчастью для страны случается так, что власть - это они , о вечном правиле, предписывающем художнику быть диссидентом, сразу забывается. И "Ельцин - наш президент!" , и "Раздавите гадину!" и много еще чего верноподданого, что каждый может с отвращением припомнить.
Впрочем, либералы - они на то и либералы, чтобы всё опошлять и идейки порождать мелкие и грязноватые. Им и в голову не приходит, что противостояние власти - задача для литературы слишком уж ничтожная. По ситуации может складываться и так, и этак, и верный империи поэт может быть изгнан на лед Танаиса, и обласкан - диссидент с кукишем в кармане, и всё это по большому счету неважно.
Потому что то, чему на самом деле противостоит художество словесное, гораздо глубже и масштабнее.
Литература призвана воплощать смыслы. Дух, что живет и дышет, где восхощет, проявляется, наполняя своим дыханием буковки, сложенные в слова. Литература - его физическое тело.
И - его оружие.
Мне литература кажется подобной имунной системе, произведения - множеству лейкоцитов, бессознательно бросающихся на то, что мертвит дух и глушит идею, лечащих общественный организм - но и во множестве гибнущих изуродованными в этой борьбе.
"Дурно пахнут мертвые слова." (с)
Европейские писатели 19 века были последовательными врагами капитализма, хотя не все осознавали это. Самый могучий и непримиримый - Бальзак - осознавал лишь частично.
Наш 19 век - это еще не "железная пята" . Мертвечина проявлялась не столько укладом, сколько гнилыми и подлыми идеями. Наша литература этого времени - литература противостояния идеям, поэтому она одухотвореннее и вечнее европейской.
По-разному оно бывает. Когда - сильнее, когда - слабее.
В 90-е годы прошлого века возникла и расцвела русская фэнтези. Как Володихин уточняет - интеллектуальная русская фэнтези.
Она принципиально отличалась от западной литературы с тем же названием и схожими сюжетами. Западная - чисто развлекательная; интересный сюжет - это все, что в ней есть. Про принцев Эмбера почитать забавно, если вам хочется от всего отвлечься. А если хочется наоборот - углубиться в понимание мира вокруг вас, с принцами вы быстро соскучитесь. Неподходящие они для этой цели собеседники.
Русская фэнтези в своих лучших образцах философична, политична и актуальна - даже когда на первый взгляд кажется, что это не так. Она никогда не о чем-то там, она всегда о нас.
Но почему фэнтези? Почему лучшая литература своего времени приобрела именно такую форму?
Девяностые были страшным временем не только потому, что беда происходила со страной, с государством, политикой и экономикой. Плохое происходила и с каждым из нас, и с обществом в целом.
Общество поверило, что главное - зарабатывать деньги. Заработать, приподняться и жить хорошо. Под хорошей жизнью понималась совокупность вещей сугубо материальных - квартира, машина, одежда, отдых.
Далеко не все готовы были ради этого отказаться не только от былой эмоционально и интеллектуально наполненной жизни (этого лишились практически все), но и от моральных норм, таких, как не убий и не укради , но - очень многие.
Как будто свинцовая плита опустилась, отсекая нас от неба и не давая вольно дышать. И мы жили под этой тяжкой плитой со склоненными к земле головами.
Литература не сплоховала - ринулась в атаку.
"О подвигах, о доблести, о славе" удобнее всего было говорить именно литературе "меча и магии" - и она говорила.
Она заставляла нас сочувствовать героям бескорыстным и готовым броситься на помощь слабому.
Она воспевала королей и полководцев, преданных своему народу.
Магов и поэтов, творцов словесных витражей - творцов, вот что главное.
Она подняла все философские системы и все мифы народов мира, чтобы духу было свободно, чтобы пробить проклятую свинцовую плиту. Чтобы мы снова научились думать о вечном.
Она была хорошей, настоящей литературой - и я готова на этом стоять.
Сейчас русская фэнтези иссякла. Старые авторы дописывают, новых не появляется.
Это хорошо. Это значит, что свинцовой плиты тупого приземленного прагматизма над нами больше нет - сброшена, растворена.
Это грустно. Эта литература была поддержкой и опорой в очень трудный час. Мы любили ее.
Что придет на смену?
Нет, конечно, я далека от излюбленной либеральными интеллигентами идейки, согласно которой писатель просто обязан всегда находиться в оппозиции к власти - и только в этом случае признается стоящим писателем.
Никому ничего подобного писатель не обязан. Руставели, если помните, был придворным поэтом, Вергилий - очень сильно придворным; качеству их произведений это ни в малейшей степени не повредило.
Сама эта гнилая идейка частично растет из чисто западного и совершенно чуждого нашей культуре представления об атомизации как идеальном состоянии человеческого сообщества, из чего вытекает, что государство - ууу! - страшный враг гражданского общества и с этим врагом нужно постоянно бороться; а кто не борется - предатель дела свободы и вообще нехороший человек.
Частично же идейка оппозиционности литературы проистекает из застарелой злобы отечественной либеральной интеллигенции на то, что власть - это не они. Вот когда к величайшему несчастью для страны случается так, что власть - это они , о вечном правиле, предписывающем художнику быть диссидентом, сразу забывается. И "Ельцин - наш президент!" , и "Раздавите гадину!" и много еще чего верноподданого, что каждый может с отвращением припомнить.
Впрочем, либералы - они на то и либералы, чтобы всё опошлять и идейки порождать мелкие и грязноватые. Им и в голову не приходит, что противостояние власти - задача для литературы слишком уж ничтожная. По ситуации может складываться и так, и этак, и верный империи поэт может быть изгнан на лед Танаиса, и обласкан - диссидент с кукишем в кармане, и всё это по большому счету неважно.
Потому что то, чему на самом деле противостоит художество словесное, гораздо глубже и масштабнее.
Литература призвана воплощать смыслы. Дух, что живет и дышет, где восхощет, проявляется, наполняя своим дыханием буковки, сложенные в слова. Литература - его физическое тело.
И - его оружие.
Мне литература кажется подобной имунной системе, произведения - множеству лейкоцитов, бессознательно бросающихся на то, что мертвит дух и глушит идею, лечащих общественный организм - но и во множестве гибнущих изуродованными в этой борьбе.
"Дурно пахнут мертвые слова." (с)
Европейские писатели 19 века были последовательными врагами капитализма, хотя не все осознавали это. Самый могучий и непримиримый - Бальзак - осознавал лишь частично.
Наш 19 век - это еще не "железная пята" . Мертвечина проявлялась не столько укладом, сколько гнилыми и подлыми идеями. Наша литература этого времени - литература противостояния идеям, поэтому она одухотвореннее и вечнее европейской.
По-разному оно бывает. Когда - сильнее, когда - слабее.
В 90-е годы прошлого века возникла и расцвела русская фэнтези. Как Володихин уточняет - интеллектуальная русская фэнтези.
Она принципиально отличалась от западной литературы с тем же названием и схожими сюжетами. Западная - чисто развлекательная; интересный сюжет - это все, что в ней есть. Про принцев Эмбера почитать забавно, если вам хочется от всего отвлечься. А если хочется наоборот - углубиться в понимание мира вокруг вас, с принцами вы быстро соскучитесь. Неподходящие они для этой цели собеседники.
Русская фэнтези в своих лучших образцах философична, политична и актуальна - даже когда на первый взгляд кажется, что это не так. Она никогда не о чем-то там, она всегда о нас.
Но почему фэнтези? Почему лучшая литература своего времени приобрела именно такую форму?
Девяностые были страшным временем не только потому, что беда происходила со страной, с государством, политикой и экономикой. Плохое происходила и с каждым из нас, и с обществом в целом.
Общество поверило, что главное - зарабатывать деньги. Заработать, приподняться и жить хорошо. Под хорошей жизнью понималась совокупность вещей сугубо материальных - квартира, машина, одежда, отдых.
Далеко не все готовы были ради этого отказаться не только от былой эмоционально и интеллектуально наполненной жизни (этого лишились практически все), но и от моральных норм, таких, как не убий и не укради , но - очень многие.
Как будто свинцовая плита опустилась, отсекая нас от неба и не давая вольно дышать. И мы жили под этой тяжкой плитой со склоненными к земле головами.
Литература не сплоховала - ринулась в атаку.
"О подвигах, о доблести, о славе" удобнее всего было говорить именно литературе "меча и магии" - и она говорила.
Она заставляла нас сочувствовать героям бескорыстным и готовым броситься на помощь слабому.
Она воспевала королей и полководцев, преданных своему народу.
Магов и поэтов, творцов словесных витражей - творцов, вот что главное.
Она подняла все философские системы и все мифы народов мира, чтобы духу было свободно, чтобы пробить проклятую свинцовую плиту. Чтобы мы снова научились думать о вечном.
Она была хорошей, настоящей литературой - и я готова на этом стоять.
Сейчас русская фэнтези иссякла. Старые авторы дописывают, новых не появляется.
Это хорошо. Это значит, что свинцовой плиты тупого приземленного прагматизма над нами больше нет - сброшена, растворена.
Это грустно. Эта литература была поддержкой и опорой в очень трудный час. Мы любили ее.
Что придет на смену?