Как Ельцин на «Кукол» возбудился
29 лет назад - 13 июня 1995 года - Генеральная прокуратура возбудила уголовное дело против программы «Куклы» по ст. 131, ч. 2 УК России за «умышленное унижение чести и достоинства высших должностных лиц государства».
Монарший гнев вызвала серия программы по мотивам произведения Максима Горького «На дне», которая вышла в эфир 8 июня 1995 года. В ней кукольный Ельцин ходил по вагонам с ребеночком-Коржаковым и просит милостыню. Руководители страны изображались в виде нищих, бездомных и попрошаек. Резиновый Коржаков торговал деталями разобранной газовой плиты, Грачев и Ерин дрались на помойке из-за сломанного зонтика, а Гайдар играл на скрипке в подземном переходе.
Именно эта серия наглядно показала всю «люмпенскую» природу ельцинской власти, которая опустила «на дно» всю нашу страну. Поэтому она дала повод прокуратуре осуществить свой демарш против НТВ в стиле салтыков-щедринского «не потерплю».
( посмотреть можно тут: https://youtu.be/p2v0WuGdVck?si=lsj9JH0mZpJzHfKw ).
На этом гонения на программу "Куклы" не остановились. Всего против программы за все годы ее существования (с 1994 по 2002) было возбуждено пять уголовных дел.
Подробно их историю описал один из главных сценаристов программы Виктор Шендерович в своей книге «Куклиада» (2000 год):
«Первое уголовное дело против программы возбудилось само.
А впрочем, конечно, не само. Знавшие бывшего и.о. Генпрокурора Ильюшенко утверждают, что тот моргнуть не смел без высочайшего одобрения... Конечно же, был ему звонок, да чего там! - мы знаем, из чьего кабинета звонок, и знаем достоверно.
От кого знаем - не скажем. Как писал Сталин Рузвельту, "наши информаторы - скромные люди".
...Непосредственным раздражителем для уголовного преследования стала программа "На дне". Горьковская пьеса пришлась как нельзя более кстати после повышения минимального размера пенсий - до 52 тысяч рублей в месяц.
Причем, что интересно, среагировала власть не на саму программу, а на появившуюся через несколько дней после нее рецензию в "Советской России", где наши шутки со смаком пересказывал заместитель главного редактора этого органа, некто Евгений Попов.
(К слову сказать, этой милой забавой - пересказом чужих шуток - этот Попов пробавлялся целый год. Понять "совраскиного" зама можно: классовой ненависти у "патриотов" навалом, а вот шуток своих Бог не дал... Целый год шутили мои).
Так вот, тринадцатого июня было возбуждено уголовное дело, а четырнадцатого я узнал, что такое проснуться знаменитым. Встречи со мной вдруг возжелали все - от воркутинской многотиражки до Новозеландского телевидения. Вскоре я научился произносить фразу из кино про ненашу жизнь: "У меня есть для вас двадцать минут" - но разговаривал все равно до тех пор, пока не кончалась слюна. Я давал по пять-шесть интервью в день. Месяца полтора в буквальном смысле не отходил от телефона.
Даже странно, что в эти недели мы умудрялись еще и выпускать программу…
Тем временем оказалось, что уголовное дело против "Кукол" - сугубая реальность и эту реальность нам дадут в ощущении. В один прекрасный день мне позвонили и попросили зайти в Следственное управление Генеральной прокуратуры.
Когда меня просят, отказать я не могу.
В кабинете сидел моложавый человек вполне интеллигентного вида. Я подумал, что сегодня иголок под ногти не будет, и не ошибся. Впоследствии в беседах с ним мы провели около десяти часов, и могу утверждать, что единственным явным пороком моего визави была излишняя любознательность.
Он хотел знать буквально все: кто придумал сделать куклу первого должностного лица, и зачем он это придумал, и не имелось ли в виду оскорбить этим первое должностное лицо, и сколько стоит изготовление одной куклы, и сколько получаем мы, и от кого, и...
Будучи внуком врага народа, я сразу встал на путь помощи следствию. Показания мои носили глубоко признательный характер, но никак не могли помочь молодому любознательному человеку перетащить трактуемые события в сферу действия статьи 131, часть вторая, УК РФ - "Умышленное оскорбление, нанесенное в неприличной форме", - ибо для этого Генеральной прокуратуре надо было доказать сразу три вещи: сам факт оскорбления, умышленность этого оскорбления и неприличность формы, - а это было совершенно невозможно.
Судите сами. Во-первых, не было заявления со стороны как бы потерпевшего (человека, по моим наблюдениям, совершеннолетнего и довольно вменяемого) - и, по совести говоря, первым делом молодому человеку из Генпрокуратуры надо было бы допросить г-на Ельцина на предмет уточнения: а был ли г-н Ельцин оскорблен нашей программой?
За следователя это сделал некий тележурналист, и я своими ушами слышал, как Президент ответил: "Я этой программы не видал". После чего, впрочем, посмотрел на журналиста в точности по Ильфу - как русский царь на еврея, что, впрочем, имело под собой некоторые основания с обеих сторон.
Во-вторых (возвращаясь к статье 131, ч.2) - если я говорю, что никого оскорбить не хотел, то доказать умышленность оскорбления можно только путем чтения мыслей, что перестало считаться доказательством со времен разгона святой инквизиции.
Что же касается "неприличности формы", то способы определения оной УК РФ вообще оставляет без комментариев - и тут начинается праздник духа. В джемпере на королевском приеме - прилично? А во фраке в бане? Но это теория. А следователь прямо спросил меня, отдаю ли я себе отчет в том, что Президент России, одетый в обноски и с треухом на голове - это оскорбительно и неприлично. Я, разумеется, согласился - Президент России в обносках, какой ужас!..
Таким образом, по первому вопросу был достигнут стремительный консенсус, но он же оказался и последним, ибо следователь почему-то полагал, что в нашей программе таким кошмарным образом был одет именно Президент России, а мне всегда казалось, что мы имеем дело с пятью килограммами крашеной резины и кубометром поролона.
Недоразумение заходило так далеко, что следователь, упоминая в протоколе допроса персонажей программы, регулярно забывал ставить кавычки вокруг имен собственных и просто писал: Ельцин, Черномырдин... Кавычки, перед тем, как протокол подписать, аккуратно ставил я…
В общем, уголовное дело против программы "Куклы" по части "оскорбления величества" издыхало на глазах.
И тогда какой-то умник в прокуратуре придумал покопаться насчет финансовых нарушений.
Как говорится: так бы сразу и сказали! За финансовые нарушения у нас можно пересажать вообще всех. Обрадованный прорезавшейся принципиальностью, я тут же предложил следователю не мелочиться с четвертым каналом, а сразу закрыть первый, на котором со мною расплачивались "наличманом" году еще эдак в девяностом.
Я выказал недюжинное гражданское мужество в готовности, во имя торжества закона, заложить всех, начиная с себя самого, но на мой гражданский порыв следователь отреагировал подозрительно уныло. Его интересовала только деятельность телекомпании "Дикси", производившей программу "Куклы" - зато интересовала настолько сильно, что допросы в течение года дошли аж до наших шоферов и уборщиц.
Следствию не удалось допросить только художественного руководителя программы Базиля Григорьева. С первыми лучами взошедшего над нами уголовного дела он улетел "в Париж по делу срочно" - и художественно руководил нами оттуда.
Тут следует заметить, что следователь наш, несмотря на молодость, был следователем по особо важным делам, - и на борьбу с резиновыми изделиями был переброшен с дела об убийстве Листьева. Квалификации он был нешуточной, и сомневаться в том, что повод для закрытия телекомпании подчиненными и.о. Генпрокурора России рано или поздно будет найден, не приходилось...
Но тут взяли на цугундер самого и.о.
Такое мольеровское развитие сюжета показалось мне несколько нарочитым, хотя принадлежность г-на Ильюшенко к ломброзианскому типу бросалась в глаза.
Прокуратуру произошедшее застало врасплох. Сначала сменился следователь. Потом о нас попросту "забыли", но дело, однако ж, закрывать не стали - глядишь, пригодится... Сменилось два Генпрокурора, прежде чем обнаружилось, что мы чисты перед законом: не то что состава преступления - события преступления, оказывается, отродясь не было.
Окажись на нашем месте какие-нибудь иностранные граждане, они бы тут плотоядно воскликнули, подали бы в суд на возмещение всяческих ущербов и хорошенько подразорили родимую прокуратуру. Но мы, внуки врагов народа, только прослезились от прижизненной реабилитации.
Нам, безусловно, повезло. Ни о каком торжестве закона, разумеется, речи быть не могло - просто конъюнктура повернулась к нам передом, а к г-ну Ильюшенко - задом. Такое иногда случается в переходные периоды...
=======
К двадцатилетию начала дела, в 2015 году, Виктор Шендерович вспоминал об том деле так:
Юбилейчик, однако. Двадцать лет назад, 13 июня 1995 года, Генеральная прокуратура возбудила уголовное дело против программы «Куклы».
Я услышал об этом по радио на следующий день. Постоял, озадаченный. Позвонил нашему французскому продюсеру Григорьеву, больше известному из титров как Basile Grigorieff. Вася, говорю, надо бы встретиться, согласовать показания. Ну, прилетай, меланхолично ответил Вася. А ты где? Да я тут, в Булонском лесу…
Узнав об уголовном деле, господин продюсер, слова нам не сказав, улетел в Париж.
Сегодня, из путинской перспективы, то уголовное дело окрашивается в ностальгические тона, но тогда было не смешно. Старший следователь Костин, переброшенный на борьбу с резиной с дела об убийстве Листьева, рыл нам статью 131, ч.2 со всем усердием.
(Где ты теперь, кому ломаешь пальцы?)
Но времена стояли относительно демократические, - администрацию вываляли в дегте и перьях, и они быстро поняли, что сваляли дурака, и через полгода отползли, сделав меня телезвездой аж на восемь лет…
А поводом для того уголовного преследования была программа «На дне», где герои были бомжами. Таким нехитрым образом я решил отметить повышение минимального размера пенсий до $13 в месяц. Резиновый Ельцин ходил по вагонам с Коржаковым на руках и противным голосом Безрукова просил милостыню:
- Сами мы не местные…
- Я-то местный, - замечал басом младенец.
- Молчи! - говорил Ельцин. - Отстали от поезда…
- Сели на самолет…
- Молчи!
Хорошие были времена. То есть, времена были очень противные, но хоть пендаля им можно было пробить по коллективной заднице, тварям…
Монарший гнев вызвала серия программы по мотивам произведения Максима Горького «На дне», которая вышла в эфир 8 июня 1995 года. В ней кукольный Ельцин ходил по вагонам с ребеночком-Коржаковым и просит милостыню. Руководители страны изображались в виде нищих, бездомных и попрошаек. Резиновый Коржаков торговал деталями разобранной газовой плиты, Грачев и Ерин дрались на помойке из-за сломанного зонтика, а Гайдар играл на скрипке в подземном переходе.
Именно эта серия наглядно показала всю «люмпенскую» природу ельцинской власти, которая опустила «на дно» всю нашу страну. Поэтому она дала повод прокуратуре осуществить свой демарш против НТВ в стиле салтыков-щедринского «не потерплю».
( посмотреть можно тут: https://youtu.be/p2v0WuGdVck?si=lsj9JH0mZpJzHfKw ).
На этом гонения на программу "Куклы" не остановились. Всего против программы за все годы ее существования (с 1994 по 2002) было возбуждено пять уголовных дел.
Подробно их историю описал один из главных сценаристов программы Виктор Шендерович в своей книге «Куклиада» (2000 год):
«Первое уголовное дело против программы возбудилось само.
А впрочем, конечно, не само. Знавшие бывшего и.о. Генпрокурора Ильюшенко утверждают, что тот моргнуть не смел без высочайшего одобрения... Конечно же, был ему звонок, да чего там! - мы знаем, из чьего кабинета звонок, и знаем достоверно.
От кого знаем - не скажем. Как писал Сталин Рузвельту, "наши информаторы - скромные люди".
...Непосредственным раздражителем для уголовного преследования стала программа "На дне". Горьковская пьеса пришлась как нельзя более кстати после повышения минимального размера пенсий - до 52 тысяч рублей в месяц.
Причем, что интересно, среагировала власть не на саму программу, а на появившуюся через несколько дней после нее рецензию в "Советской России", где наши шутки со смаком пересказывал заместитель главного редактора этого органа, некто Евгений Попов.
(К слову сказать, этой милой забавой - пересказом чужих шуток - этот Попов пробавлялся целый год. Понять "совраскиного" зама можно: классовой ненависти у "патриотов" навалом, а вот шуток своих Бог не дал... Целый год шутили мои).
Так вот, тринадцатого июня было возбуждено уголовное дело, а четырнадцатого я узнал, что такое проснуться знаменитым. Встречи со мной вдруг возжелали все - от воркутинской многотиражки до Новозеландского телевидения. Вскоре я научился произносить фразу из кино про ненашу жизнь: "У меня есть для вас двадцать минут" - но разговаривал все равно до тех пор, пока не кончалась слюна. Я давал по пять-шесть интервью в день. Месяца полтора в буквальном смысле не отходил от телефона.
Даже странно, что в эти недели мы умудрялись еще и выпускать программу…
Тем временем оказалось, что уголовное дело против "Кукол" - сугубая реальность и эту реальность нам дадут в ощущении. В один прекрасный день мне позвонили и попросили зайти в Следственное управление Генеральной прокуратуры.
Когда меня просят, отказать я не могу.
В кабинете сидел моложавый человек вполне интеллигентного вида. Я подумал, что сегодня иголок под ногти не будет, и не ошибся. Впоследствии в беседах с ним мы провели около десяти часов, и могу утверждать, что единственным явным пороком моего визави была излишняя любознательность.
Он хотел знать буквально все: кто придумал сделать куклу первого должностного лица, и зачем он это придумал, и не имелось ли в виду оскорбить этим первое должностное лицо, и сколько стоит изготовление одной куклы, и сколько получаем мы, и от кого, и...
Будучи внуком врага народа, я сразу встал на путь помощи следствию. Показания мои носили глубоко признательный характер, но никак не могли помочь молодому любознательному человеку перетащить трактуемые события в сферу действия статьи 131, часть вторая, УК РФ - "Умышленное оскорбление, нанесенное в неприличной форме", - ибо для этого Генеральной прокуратуре надо было доказать сразу три вещи: сам факт оскорбления, умышленность этого оскорбления и неприличность формы, - а это было совершенно невозможно.
Судите сами. Во-первых, не было заявления со стороны как бы потерпевшего (человека, по моим наблюдениям, совершеннолетнего и довольно вменяемого) - и, по совести говоря, первым делом молодому человеку из Генпрокуратуры надо было бы допросить г-на Ельцина на предмет уточнения: а был ли г-н Ельцин оскорблен нашей программой?
За следователя это сделал некий тележурналист, и я своими ушами слышал, как Президент ответил: "Я этой программы не видал". После чего, впрочем, посмотрел на журналиста в точности по Ильфу - как русский царь на еврея, что, впрочем, имело под собой некоторые основания с обеих сторон.
Во-вторых (возвращаясь к статье 131, ч.2) - если я говорю, что никого оскорбить не хотел, то доказать умышленность оскорбления можно только путем чтения мыслей, что перестало считаться доказательством со времен разгона святой инквизиции.
Что же касается "неприличности формы", то способы определения оной УК РФ вообще оставляет без комментариев - и тут начинается праздник духа. В джемпере на королевском приеме - прилично? А во фраке в бане? Но это теория. А следователь прямо спросил меня, отдаю ли я себе отчет в том, что Президент России, одетый в обноски и с треухом на голове - это оскорбительно и неприлично. Я, разумеется, согласился - Президент России в обносках, какой ужас!..
Таким образом, по первому вопросу был достигнут стремительный консенсус, но он же оказался и последним, ибо следователь почему-то полагал, что в нашей программе таким кошмарным образом был одет именно Президент России, а мне всегда казалось, что мы имеем дело с пятью килограммами крашеной резины и кубометром поролона.
Недоразумение заходило так далеко, что следователь, упоминая в протоколе допроса персонажей программы, регулярно забывал ставить кавычки вокруг имен собственных и просто писал: Ельцин, Черномырдин... Кавычки, перед тем, как протокол подписать, аккуратно ставил я…
В общем, уголовное дело против программы "Куклы" по части "оскорбления величества" издыхало на глазах.
И тогда какой-то умник в прокуратуре придумал покопаться насчет финансовых нарушений.
Как говорится: так бы сразу и сказали! За финансовые нарушения у нас можно пересажать вообще всех. Обрадованный прорезавшейся принципиальностью, я тут же предложил следователю не мелочиться с четвертым каналом, а сразу закрыть первый, на котором со мною расплачивались "наличманом" году еще эдак в девяностом.
Я выказал недюжинное гражданское мужество в готовности, во имя торжества закона, заложить всех, начиная с себя самого, но на мой гражданский порыв следователь отреагировал подозрительно уныло. Его интересовала только деятельность телекомпании "Дикси", производившей программу "Куклы" - зато интересовала настолько сильно, что допросы в течение года дошли аж до наших шоферов и уборщиц.
Следствию не удалось допросить только художественного руководителя программы Базиля Григорьева. С первыми лучами взошедшего над нами уголовного дела он улетел "в Париж по делу срочно" - и художественно руководил нами оттуда.
Тут следует заметить, что следователь наш, несмотря на молодость, был следователем по особо важным делам, - и на борьбу с резиновыми изделиями был переброшен с дела об убийстве Листьева. Квалификации он был нешуточной, и сомневаться в том, что повод для закрытия телекомпании подчиненными и.о. Генпрокурора России рано или поздно будет найден, не приходилось...
Но тут взяли на цугундер самого и.о.
Такое мольеровское развитие сюжета показалось мне несколько нарочитым, хотя принадлежность г-на Ильюшенко к ломброзианскому типу бросалась в глаза.
Прокуратуру произошедшее застало врасплох. Сначала сменился следователь. Потом о нас попросту "забыли", но дело, однако ж, закрывать не стали - глядишь, пригодится... Сменилось два Генпрокурора, прежде чем обнаружилось, что мы чисты перед законом: не то что состава преступления - события преступления, оказывается, отродясь не было.
Окажись на нашем месте какие-нибудь иностранные граждане, они бы тут плотоядно воскликнули, подали бы в суд на возмещение всяческих ущербов и хорошенько подразорили родимую прокуратуру. Но мы, внуки врагов народа, только прослезились от прижизненной реабилитации.
Нам, безусловно, повезло. Ни о каком торжестве закона, разумеется, речи быть не могло - просто конъюнктура повернулась к нам передом, а к г-ну Ильюшенко - задом. Такое иногда случается в переходные периоды...
=======
К двадцатилетию начала дела, в 2015 году, Виктор Шендерович вспоминал об том деле так:
Юбилейчик, однако. Двадцать лет назад, 13 июня 1995 года, Генеральная прокуратура возбудила уголовное дело против программы «Куклы».
Я услышал об этом по радио на следующий день. Постоял, озадаченный. Позвонил нашему французскому продюсеру Григорьеву, больше известному из титров как Basile Grigorieff. Вася, говорю, надо бы встретиться, согласовать показания. Ну, прилетай, меланхолично ответил Вася. А ты где? Да я тут, в Булонском лесу…
Узнав об уголовном деле, господин продюсер, слова нам не сказав, улетел в Париж.
Сегодня, из путинской перспективы, то уголовное дело окрашивается в ностальгические тона, но тогда было не смешно. Старший следователь Костин, переброшенный на борьбу с резиной с дела об убийстве Листьева, рыл нам статью 131, ч.2 со всем усердием.
(Где ты теперь, кому ломаешь пальцы?)
Но времена стояли относительно демократические, - администрацию вываляли в дегте и перьях, и они быстро поняли, что сваляли дурака, и через полгода отползли, сделав меня телезвездой аж на восемь лет…
А поводом для того уголовного преследования была программа «На дне», где герои были бомжами. Таким нехитрым образом я решил отметить повышение минимального размера пенсий до $13 в месяц. Резиновый Ельцин ходил по вагонам с Коржаковым на руках и противным голосом Безрукова просил милостыню:
- Сами мы не местные…
- Я-то местный, - замечал басом младенец.
- Молчи! - говорил Ельцин. - Отстали от поезда…
- Сели на самолет…
- Молчи!
Хорошие были времена. То есть, времена были очень противные, но хоть пендаля им можно было пробить по коллективной заднице, тварям…