Разгон митинга в 20 годовщину оккупации Чехословакии
35 лет назад - 21 августа 1988 года - в 20-ю годовщину вторжения советских войск в Чехословакию на Пушкинской площади Москвы был разогнан митинг «Демократического союза». После этого Валерия Новодворская была осуждена на 15 суток.
========
Газета «Экспресс-Хроника» № 35 (56). 28 августа 1988 года:
Статья «РАЗГОН МИТИНГА В МОСКВЕ 21 АВГУСТА В 20 ГОДОВЩИНУ ОККУПАЦИИ ЧЕХОСЛОВАКИИ ВОЙСКАМИ СТРАН ВАРШАВСКОГО ДОГОВОРА».
За десять дней до проведения митинга ее организаторами - членами Демократического Союза - в Мосгорисполком была подана заявка. 13 августа они получили официальный отказ. Тем не менее было решено провести демонстрацию 21 августа в 16 часов. В этот день в 14 часов в сквере рядом с кафе «Лира» (начало Тверского бульвара) состоялась традиционная воскресная встреча членов ДС с жителями города. Милиция сначала в это не вмешивалась. Однако уже через час появились усиленные наряды милиции. Одетые в специальную форму - серые береты, бронежилеты, они начали оцеплять сквер, где к этому времени находилось уже свыше 800 человек. Одновременно с этим милиция в рупора стала объявлять, что любая попытка провести здесь митинг или демонстрацию будет рассматриваться как нарушение закона.
Большинство членов ДС были задержаны еще до начала предполагаемого митинга. После 16 часов над толпой, в разных частях сквера появились плакаты. Вот один из них - «СССР - жандарм Европы». Сотрудники милиции и многочисленные люди в «штатском» бросились в толпу, стали рвать и топтать лозунги, избивать тех, кто их держал. Привлеченные шумом, к скверу стали подходить прохожие с улицы Горького и Тверского бульвара. Они выражали возмущение действиями милиции, слышались возгласы: «Позор!», «Фашисты!». Однако людей продолжали избивать и заталкивать в милицейские автобусы. Корреспонденты американских телекомпаний «ЭЙ-БИ-СИ НЬЮС» и «СИ-ЭН-ЭН» были избиты, а провода их телевизионной аппаратуры перерезаны. «Если будете в другой раз снимать - разобьем голову» - сказал американцам один из «штатских».
В это же время по инициативе активиста ДС Александра Чуева около 100 человек направились на улицу Арбат, где они провели митинг, посвященный 20 годовщине оккупации Чехословакии, и беспрепятственно вернулись назад. К этому времени уже вся Пушкинская площадь и все прилегающие к ней бульвары были оцеплены милицией. По словам Чуева, мимо них прошел сержант милиции, на лице которого видны были следы крови. На вопрос, кто его ударил, милиционер ответил: «Мы все правильно делаем, а вот народ бьет…»
Как рассказывают очевидцы, во дворе ближайшего к месту событий 108 отделения милиции стоял водомет, к скверу было подогнано более 20 автобусов. Время от времени народ, собравшийся в сквере, кричал: «Не трогай!», «Давай, давай, патронов не жалей!», «Люди, протестуйте!». Избиение и задержание демонстрантов, а также прохожих, выразивших возмущение действиями милиции, продолжалось до позднего вечера. В общей сложности в этот день было задержано около 150 человек. По словам начальника ОВД Фрунзенского района Любимова действия милиции санкционировал начальник ГУВД Мосгорисполкома Богданов. Задержанные были развезены по разным отделениям милиции.
В тот же день народный суд Фрунзенского района Москвы (судья Николаева) приговорил Валерию Новодворскую к 15 суткам административного ареста. В зале суда после оглашения приговора она объявила голодовку. Екатерина Подольцева, приговоренная к 5 суткам, также объявила голодовку. А. Глизера приговорили к двум суткам и В. Пелеха к штрафу сто рублей. В последующие дни более 75 человек были подвергнуты различным административным наказаниям.
===========
Газета «Аргументы и факты» 28 августа 1988 года:
21 августа, в минувшее воскресенье, группа людей, называющих себя "демократический союз", попыталась устроить митинг в Москве, на Пушкинской площади, а на следующий день оперативно в ГУВД Мосгорисполкома состоялась внеочередная пресс-конференция.
В частности, было сказано, что 4 августа представители "демократического союза" подали заявление в Моссовет с просьбой о разрешении на проведение митинга. Учитывая антисоветскую и антисоциалистическую направленность лозунгов "союза", исполкомом Моссовета в этой просьбе было отказано. Несмотря на это 21 августа к 15 час. 30 мин. члены "союза" стали собираться на площади и, как отметил заместитель начальника ГУВД Мосгорисполкома Н. Мыриков, отказались разойтись после того, как представители милиции объяснили им незаконность проведения митинга.
Только после этого работниками милиции, дружинниками и милицейским отрядом специального назначения организаторы митинга были задержаны, но часть собравшихся площадь не покинула. Против них была применена сила. За нарушение общественного порядка 96 человек были доставлены в милицию, на большинство из них материалы направлены в суд.
К четвергу, 25 августа, материалы на 44 задержанных уже были рассмотрены. 21 человек оштрафован, 11 судом предупреждены, 9 подвергнуты административному аресту на срок до 15 суток. 3 человека, доставленные в милицию случайно, в понедельник были отпущены с принесением извинений.
Прокурор Москвы Л. Баранов признал действия сотрудников милиции в целом правомерными.
Во время задержания 28 милиционеров были травмированы.
===========
Текст о событиях, действительно произошедших 21 августа 1988 года в г. Москве с приехавшими туда с абсолютно мирными и дружественными целями тремя харьковчанами. Впрочем, читайте - и все узнаете.
Венок эпиграфов
На собственном горбу и на чужом
Я вынянчил понятие простое:
Бессмысленно ходить на танк с ножом,
Но если очень хочется, то стоит.
Гарик Губерман
«…А я посмотрю, как вас будут запихивать в автобусы!»
(Из диалога В.Прибыловского с «ДС»овцами вечером 20 августа.)
- А что такое ДС?
- Приходите завтра на «Пушку» - узнаете!
(Из диалога авторов с ДС-овской молодежью.)
- Нет, вы скажите мне - что такое ДС? Нет, ну что это такое?
(Из разговора на Пушкинской площади 21 августа в 15 ч. 30 мин.
- Все в порядке, ребята, я же не сопротивляюсь, только руку не ломайте, руку не ломайте!
(Монолог одного из авторов, там же, в 15-45.)
- А что случилось, почему оцепление?
- Водопровод прорвало!
- Как? Прямо на площади?!
(Из разговора с милицией - там же, 16-00)
- Все! Я не был членом ДС, но теперь вступаю!
(Реплика неизвестного в 108 отделении милиции г. Москвы 21 августа, около 19-00).
- А у вас в Харькове такие митинги бывают?
- ………?!
Из разговора с Е.Дебрянской, одной из лидеров ДС там же, тогда же.
- Разговор окончен. Что-о? Где свидетели? В чем виноваты? Нечего ходить на Пушкинскую площадь!!
(Реплика председательницы нарсуда Фрунзенского р-на г.Москвы, 22-00.
То беспокоясь, то скорбя,
Держась пути любого,
Будь сам собой - не то тебя
Посадят за другого.
Гарик Губерман.
Глава 1
Все началось с дыни…
Дыня была прекрасна, как очарование молодости. Ее нежные ломтики трещали на зубах Инны и Жени, уютно расположившихся на скамейках «Пушки». Увы! Для наших героинь этой дыне суждено было стать яблоком познания. Нежный одуряющий запах, разносившийся по всей площади, аппетитный вид плода и его поедательниц стали объектом пристального внимания бесцеремонной молодежи ДС. Очарованные столичным нахальством наши провинциалки через пять минут оказались в окружении юных оппозиционеров, евших дыню и споривших о многопартийной системе. Однако, не знавшие, что внешней формой дружелюбия в нашей компании является ехидство, молодые демократы вскоре нарвались…
Женя:
- Вот если бы я была правительством, я бы вас игнорировала нафиг и тем самым ликвидировала как движение! Я бы посмотрела, что вы сможете сказать, если вам дать такую возможность!
Юные демократы (хором):
- И тем не менее завтрашний митинг будут жестоко «винтить»! Так что приходите пожалуйста, гостями будете!..
Отметив про себя, что теперь в Москве симпатичных девушек приглашают не в кафе, а на митинг с «правой нарезкой», харьковчанки с радостью приняли приглашение…
21 августа в 2 часа ночи харьковской командой была принята программа культурно-тусовочной деятельности на день. Дабы читатель, особенно столичный, ощутил всю глубину щенячьего оптимизма гостей из провинции, приводим ее полностью.
2-00 - 7-00: личностное общение, ознакомление с независимой прессой.
7-00 - 14-00: ночь, здоровый сон.
15-00 - 18-00: посещение митинга ДС, посвященного 20-летию ввода не только советских войск в Чехословакию.
18-00 - 19-00: просмотр документального фильма «Рок».
19-00 - 20-00: посещение выставки русской живописи.
21-00: прибытие на вокзал с целью отбытия домой.
Хозяин квартиры Володя улыбается, как Чеширский кот.
- Володя, ты чего?
Володя:
- Ну-ну, пойдите, посмотрите… Только вы там поосторожнее, потому что в самом деле будут жестоко «винтить»…
Харьковчане (хором): - А ты?!
Володя: - Ну, разумеется!
Харьковчане (ехидно): - А тебя «винтить» не будут?
Володя (с чувством собственного достоинства): - Ну, я-то стану аккуратненько, влезать никуда не буду, как сторонний наблюдатель… (Ох уж эта независимая пресса! - прим. автора) . Посмотрю, как их в автобусы будут запихивать…
Авторы иронически хмыкнули, но промолчали. Увы, читатель! Действительность превзошла наши самые смелые ожидания.
Смешно, как тужатся мыслители
То громогласно, то бесшумно,
Забыв, что разум недействителен,
Когда действительность безумна…
Гарик Губерман
Глава 2
На площади
(Полностью документальная)
21 августа в 15-15 по московскому времени группа авторов вышла из метро на залитую ослепительным солнцем Пушкинскую площадь. Многочисленные блики от милицейских фуражек усиливали праздничное настроение. Радостное удивление вызвал отряд м-м-м… служивых в незнакомой тогда серой форме и беретах того же дружелюбного оттенка: «О! Десантников понагнали!» Затем авторы разделились. Тусовщик Андрей, нацепив значок движения «Шанс», с ходу нырнул в дискуссию, кипевшую в ближней от метро части площади, а Инна и Женя отправились подкрепиться в кафе «Лира», где стали свидетелями редкостной идиллии: за столиками мирно соседствовали участники грядущих событий как с одной, так и с другой стороны. Они торопливо набивали желудки, явно предчувствуя, что многим поесть сегодня не удастся. Последовав столь наглядному примеру, девушки уселись за столик, чтобы встать где-то без четверти четыре. Выйдя из кафе, они услышали протяжный взлетевшийгул голосов десятков людей. Звук оборвался как бы на середине.
Дальше будет не очень-то смешно.
В этот момент митинг кончился, нее успев начаться. Зато началась месиловка.
Рассказывает Андрей:
- В этот момент я находился в центре стихийно закрутившейся вокруг меня дискуссии, отбиваясь одновременно от 4-х человек, явно принявших меня за агитатора ДС и искавших со мной ссоры. И тут - никаких предупреждений, никаких лозунгов над головами и проч. - мы слышим нарастающий слитный гул в правой стороне площади. Гул резко обрывается, наступает сумятица звуков. Началось! Но что? Тусовки мгновенно распадаются, люди бегут, вскакивают на скамейки и парапеты… С парапета хорошо вижу людской поток, текущий по правой стороне площади к узкому проходу, где стоят милицейские автобусы. Где же митинг?! В центре потока взлетают руки и ноги, слышны крики и стоны. Самое интересное, что милицейских фуражек и красных повязок там практически нет - они оцепили площадь. Кто же тащит? Рядом со мной на парапете в истерике бьется парень, хватает за плечо стоящего рядом: «Смотри! Смотри! Вот так и нас завтра! Им прикажи - они нас стрелять будут, танками давить! По-зор! По-зор!» «А ну слазь!» - подает голос снизу какой-то заслуженный старичина. - «Не нравится - катись на необитаемый остров!» «Сам катись к своему КГБ!!!» Тем временем «Позор!» скандируют уже как минимум человек 40. «Бежим туда!» - парни спрыгивают с парапета и уносятся по ступенькам вдоль милицейского оцепления, перед которым пританцовывают субъекты в штатском с мегафонами. Туда - к проходу. В узком коридоре крутится настоящий людской водоворот. Секунда ступора - и я бегу за ними, только теперь разбирая хриплый мегафонный лай: «Немедленно разойди…! Митинг запре…! Моссове…!» Кто-то из «мегафонистов» хватает меня за плечо: «Стой! Куда? А ну назад!» Резко вырываюсь, не теряя хода. В голове полный бардак, сумятица отдельных слов: «Сейчас… Сейчас увижу…» Что я сейчас увижу?
Не успев додумать, оказываюсь у внутреннего угла бордюра, которым заканчивается проход, и всякую мыслительную деятельность отрубает напрочь. Работает только зрение, четко, как кинокамерой, фиксируя происходящее. Вот прямо передо мной трое здоровенных «тихушников» волокут худенькую женщину лет 45 - развеваются седые волосы, голова запрокинута, рот распялен в истерическом крике. Вот четверо тащат волоком по асфальту парня с фотоаппаратом, только что стоявшего рядом со мной, и один из них выбивает фотоаппарат ногой - раскрывается крышка, кассета медленно, как в рапиде, пролетает над головой. Вот чуть в стороне четверо или пятеро бьют кого-то головой об дерево. Рядом со мной уже стоит другой фотограф - поднимаясь на цыпочки над головами первого ряда "зрителей" снимает камерой на вытянутых руках. «По-зор! Позор милиции!» - скандирует уже, кажется, вся площадь. Передо мной четко, как напечатанная, проплывает строка из «Хронографа» и я начинаю скандировать другое слово - короткое и точное - «ПАЛАЧИ!» Справа на несколько секунд возникают Инна и Женя. Вадим. Поворачиваюсь к ним, в следующее мгновение теряю. А затем начинается полный беспредел: из-за автобусов выкатывается, плавно набирая ход, толпа громил в серых беретах и бегом движется на толпу.
И в этот момент я очень многое понял.
Во-первых, я понял, наконец, что вижу и еще увижу то, что средний гражданин СССР до последнего времени мог увидеть лишь в программе «Время» с титрами типа «Зверства американских полицейских». Во-вторых, я понял, что передо мной отнюдь не «десантники», а отряд спецназначения и людям на площади сейчас придется несладко. Ну, а в-третьих, я неожиданно для себя сообразил, что отнюдь не смотрю телевизор, а стою на этой самой площади, и несладко придется сейчас лично мне!!!
Моя реакция была столь же быстрой, сколь неправильной. Забыв, что «Собаки кусают бегущего», я бросился назад по борюру (так плотно стояли люди, что перескочить обратно было невозможно) вдоль линии оцепления. Ясное дело - дружинники в оцеплении мигом сообразили, что так поспешно удирающий от безобидных «серых беретов» чувак - матерый организатор беспорядков, уходящий от заслуженного наказания. В следующую секунду у меня на плечах повисли двое, и один из них, в «афганке», с совершенно мертвым оскалом и радостной интонацией сообщил мне: «Куда? Куда, дорогой?» Погоди, вот сейчас…»
Что должно было «сейчас» произойти, я себе неплохо представлял и потому рванулся со всей возможной прытью в толпу, разлетавшуюся от «береточников», но не тут-то было! Протащив их на себе метров шесть, я сдался и произнес монолог, приведенный на первой странице. Пока я его произносил, меня дотащили до автобуса и, попробовав пересчитать моей физиономией ступеньки, туда забросили. Я сел на сиденье и попытался разглядеть в кипевшей за окном действительности теперь недостижимых спутниц… Без толку! Зато в автобус уже втаскивали следующую, активно упирающуюся жертву - мое внимание переключилось…
Рассказывают Инна и Женя:
…Мы вышли из кафе и рванули к площади. Площадь была окружена милицией и иностранными журналистами. Сновали люди с кинокамерами и фотоаппаратами. С парапета, на котором мы оказались, был виден узкий проход, по нему волокли с автобуса людей с закрученными руками. Девушка рядом на ломаном русском языке спрашивала, волнуясь: «Что здесь происходит? Что здесь происходит?» Ей пытались объяснить. Нестройные голоса вокруг становились все слаженнее: «По-зор! По-зор!» Слышались крики: «Да здравствует советская демократия!» На несколько секунд мы увидели Андрея и стали прорываться к нему, но тут же потеряли его из виду, оттесненные ворвавшимися в толпу спецназовцами. Началась свалка, мы оказались внутри оцепленного участка. Группы людей, оттесняемые цепочками милиции, двигались к выходу с площади. Нас вынесло ко входу в метро. Не найдя Андрея, при первом же спаде толпы, возвращаемся на Пушку, в расчете, что он сделает то же самое. Но время шло, а его не было.
Нам потихоньку начало становиться нехорошо.
На площади опять собирался народ. Мы повстречали Вадима и Римму, знакомых ребят из Ленинграда, Свердловска… Кого угодно! Не было только Андрея. Мы наконец поняли, что его «свинтили».
По площади стал разноситься зычный голос неизвестного оратора, объясняющего окружающим, что «милиция права и меня (тебя, его) бережет». Только собралась аудитория, как на парапете фонтана материализовался оппонент (очевидно из ДС) и с профессиональной быстротой стал информировать публику о том, что собственно должно было произойти, чему собственно был посвящен митинг и почему его собственно разогнали. Сейчас же заработали мегафоны, предлагавшие «немедленно покинуть» и начался второй «винт». Вскоре площадь была очищена. В ответ обалдевшая толпа неожиданно, кажется, для самой себя грянула «Вихри враждебные…» Интересно, сколько лет назад «по делу» звучала здесь «Варшавянка»? Великая все-таки вещь - революционные традиции!
Дальше стало совсем весело. «Пушка» снова заполнилась народом. Вокруг клумбы образовалось каре - что-то вроде линейки в пионерлагере. В центре клумбы возник один из героев дня в сером берете, «объясняющий» в очередной раз, что здесь вот, на этом самом месте (то есть на Пушкинской площади) была произведена попытка антисоветского митинга, организованного так называемым ДС, каковой располагает компрометирующими нашу страну материалами(!!). Затем оратор призвал не поддаваться на провокации отдельных граждан. Отдельные граждане сказали «три ха-ха» и на оратора посыпалось вопросов типа: «Откуда известно, что митинг антисоветский, если он не успел даже начаться?» В непривычной стихии тому скоро надоело, и… начался третий «винт»! Нас тоже вроде бы взяли, но скоро отпустили. Стереофонические мегафонные вопли «Граждане, проходите, пожалуйста! Не мешайте проходу граждан, пожалуйста! Не мешайте, пожалуйста, отдыхать по причине воскресного дня, пожалуйста!» создавали фон, идеально соответствовавший буйствовавшему на площади хаосу. Знакомых лиц становилось все меньше. Исчез куда-то обнаруженный нами наконец Володя. Выводы напрашивались. Площадь оцепили окончательно. Внутри паслось несколько странного вида людей в штатском, да сидели на скамейках нетронутые милицейским усердием старушки. Правда, это не помешало очередной волне любопытствующих и реликтовым остаткам прошлых «винтов» собраться на соседней аллее, откуда их, впрочем, вскоре тоже «пригласили». Ждать было больше нечего. Мы пошли искать Андрея.
Рассказывает Андрей:
Осматриваюсь в автобусе. Очередного «свинченного» только что забросили - это молодой человек с вдребезги порванной курткой и разбитыми очками. Бородатый плечистый фотограф, минуту назад работавший рядом со мной, уже здесь - вот это оперативность! А в следующую секунду в проходе на синем фоне ментовских мундиров появляется знакомая фигура - узкое, спокойное, чем-то очень красивое лицо с полузакрытыми глазами - Дебрянская!
Останавливается перед открытым люком: «Дайте постою здесь. Мне нехорошо». Вспоминаю со смешанным чувством день, когда мы, сидя в харьковской квартире, смотрели фильм «Демократы, вышедшие из доверия». Смешанное чувство заключается в понимании: теперь я сам совершенно свободно могу оказаться персонажем, пусть третьестепенным, такого же «грязьюобливательного» фильма. За что? За то, что хочу знать правду, которую сейчас мне знать не положено. Насколько четко это понимание здесь, внутри милицейского автобуса, с приятными перспективами суда и депортации! Воситину «один день революционных событий учит массы большему…» и т.д.! Все эти мысли идут на фоне какого-то идиотского смешливого восторга: «Надо же! Такое увидеть да еще целым остаться, да еще и в ментовку угодить! На все это изнутри погляжу! То-то будет, что рассказать!» То, что «остался целым» - понятие в настоящим момент весьма относительное, меня не трогает - сработал защитный механизм. С дурацким смехом начинаю рассказывать безучастно сидящему рядом со мной плечистому парню о том, как я просил дружинников на площади не ломать мне руки, и они, лапочки, уважили! Тут он поворачивается, и я с изумлением вижу красную повязку и сбитые кулаки. Ох! Приступ гадливости поднимает меня с места. «Можно?» - я подсаживаюсь к фотографу-бородачу.
А теперь позвольте цитату:
Надежда Мандельштам. «Воспоминания». «Юность», номер 3, 1988.
«Я получила хороший урок - первый урок политической сознательности в духе революционных традиций - жандармам руки не подают… С тех пор я никогда об этом не забывала».
Дай бог нам всем иметь такую же хорошую память.
Автобус тронулся с места. Через десять минут, чувствуя на своем плече уверенную милицейскую лапу, я перешагиваю порог 108-го отделения. «Зал заседаний» - большая комната с парадным столом зеленого сукна и рядами неудобных жестких кресел - здесь мы 6 часов ждали суда. Через 15 минут после нас, восьми, привезли еще человек десять, а через полчаса - еще семерых. Так что набралось нас в 108-м отделении «подельцев» до 25-ти.
О чем рассказать? О том, как Дебрянская рассказывала нам, что имеют и не имеют права делать милиционеры, что нельзя давать им в руки паспорт и ничего ни в коем случае не подписывать (потом я убедился, насколько это верно!). Как собирали подписи под протестами «по нарастающей» - сперва прокурору Москвы, потом Союза, потом Горбачеву, потом в ООН. И я сперва попытался отказаться (ну о чем мне, спрашивается, беседовать с Горбачевым, если ему вдруг захочется узнать, что мне от него надо?), а тот, кто их собирал, внимательно посмотрел на меня и сообщил остальным: «Ребята, осторожно, - этот, видимо, из «тех»!», после чего я автоматически подписался под всеми воззваниями, даже не глядя в текст. Как шло взаимное знакомство, и седой дядька из «глубинки», репрессированный в 50-х и приехавший в Москву за реабилитацией, рассказывал, как его «брали», и что завтра ему идти на рассмотрение его просьбы о прописке (потом выяснилось, что его завтра в это время как раз будут судить!). Как, выйдя в туалет покурить, я беседовал с молоденьким дружинником явно еврейской национальности, и он говорил, что иначе нельзя. Иначе на улицы пойдут все - в первую очередь «Память», в первую очередь фашисты! - а я объяснял ему, что никто митинги «Памяти» не разгоняет, не запрещает и не контролирует, хотя дело там доходит до избиения несогласных и откровенно нацистских лозунгов. Как обалдевшие от 6-ти часового ожидания «задержанные» полезли в стенной шкаф и вытащили оттуда к своему восторгу любовно свернутый портрет Рашидова! - сержант тигриными прыжками бросился его «спасать». Все это было интересно. Однако самое интересное началось, когда стали приглашать на «беседу». Меня пригласили около половины девятого. Войдя в кабинет, я был потрясен. Прямо с противоположной стены на меня смотрел Владимир Ильич в две натуральных величины. Второй Владимир Ильич - чугунная статуэтка - угрюмо поглядывал на стол, заваленный протоколами, засунув руку за борт пиджака. Третье ленинское подобие - гипсовый бюст - стояло в углу на красном постаменте. Я прошел и сел за стол, чувствуя себя в неплохой компании. Захотелось поинтересоваться, кивнув на это изобилие вождей: «Ну как, помогает?» , но работник милиции начал монотонным голосом задавать вопросы, интересуясь моими паспортными данными и периодически поглядывая в мой паспорт, лежащий под его локтем - не совру ли я часом? Затем я написал объяснительную (совершенно напрасно нарушив правило «ничего не писать»). После чего - вот он, апофеоз правосудия! - мне был предъявлен протокол, из которого я с интересом узнал, что:
А - вел себя на площади буйно, выкрикивал провокационные лозунги, подстрекал соседей;
Б - оказывал «неоднократное физическое сопротивление работникам милиции» (!!) и
В - здесь, оказывается, присутствуют задержавшие - два милиционера, готовые перед судом и собственной совестью подтвердить правоту каждой запротоколенной строчки!
Наученный горьким опытом (предыдущий товарищ, пожелавший записать паспортные данные «свидетелей» и увидеть их лично, вышел с измятым лицом и клочьями записной книжки в обеих руках) я не стал требовать очной ставки и особенно отвязываться - то, что все это - откровенная ложь, было ясно всем присутствовавшим. Меня спокойненько «подводили под монастырь». Я взял свой паспорт, подмигнул портрету на стене и пошел обратно в зал заседаний. Минут через 40 нас - оставшихся 8 человек (остальных тогда уже «обработали» и увезли) - повезли в народный суд, т.е. суд народа Фрунзенского района Москвы. По дороге мы видели взлетавший в небо фейерверк и кто-то пробормотал «в честь 20-летий «спасения» Чехословакии…». В тот момент мы все в это поверили.
Рассказывают Инна и Женя:
Итак, мы пошли искать Андрея. За четыре часа нас посчастливилось побывать трижды в 108-м отделении милиции, в четырех опорных пунктах, на Петровке, 38 и даже во Фрунзенском суде. Фильм «Рок» остался непосмотренным. Впрочем, недостатка в романтических приключениях в тот вечер мы не испытывали…
Больше всего в истории этих совершенно тщетных поисков поражало единодушие, с которым нас торопились спровадить абсолютно все «ответственные фэйсы». Удивлял и тот факт, что двух одинаковых мнений о местонахождении нашего друга мы не услышали.
- Такого-то здесь нет, - уверенно сообщил нам работник 108-го отделения милиции, не заглянув ни в один список. Позавидовав потрясающей зрительной памяти блюстителя порядка, мы отправились восвояси. Но когда в другом отделении милиции нам было сказано, что всех задержанных на площади отправили именно в 108-е отделение, мы, естественно, оказались там вторично.
- Здесь больше нет ни одного задержанного, - не сморгнув глазом, заверил нас другой работник милиции. (Вы уже знаете, что задержанный там был, и не один. Более того, именно там находился в тот момент наш Андрей…)
Какой-то сердобольный милиционер посоветовал нам обратиться во Фрунзенский суд, находящийся на Бутырском валу, и мы послушно отправились туда. Но проникнуть в здание суда нам не удалось. Суд был оцеплен милицией. Тем же, кто пытался преодолеть этот неожиданный заслон, объясняли, что «суд не работает по причине воскресного дня». Однако к зданию все время подъезжали автобусы с будущими жертвами «воскресного правосудия». Несколько молодых людей подбегали к каждой машине и выясняли фамилии вновь прибывших. Они составляли список задержанных в тот день на «Пушке». Андрея в этом списке не оказалось. На наш вопрос, не из ДС ли они, ребята очень быстро ответили «нет». Да это и понятно - мало ли кто мы такие. Они пообещали передать Андрею привет, если увидят его. А мы, несолоно хлебавши, отправились на Петровку, 38. На Петровке долго выясняли, кто мы и чего нам нужно. А когда выяснили, сказали, что они ничего не знают, списков задержанных у них нет и «вообще, за эту акцию мы не отвечаем». Робкая попытка узнать, кто же, наконец, «отвечает за эту акцию», вызвала непонятное, но бурное негодование: кто вы, собственно, такие, чтобы мы вам рассказывали планы своих операций?
… Окончательно стемнело.
В третий раз мы ползем в 108-е отделение. Какой-то дружинник посоветовал пройтись по опорным пунктам, сказав, что вроде бы слышал на одном из них Андрюшину фамилию. Между вторым и третьим опорными пунктами нас застал фейерверк. Вот тут-то мы и почувствовали, что именно с нами произошло. Если бы им захотелось, мы могли бы вообще больше никогда не узнать ничего об Андрее. Полная беспомощность и отрезанность от правды. За время наших бесплодных поисков нам пришлось выслушать следующие версии:
1. Никого, кроме членов ДС не задерживали;
2. Идите спокойно домой, всех уже давно отпустили;
3. Можете не искать - раньше, чем через трое суток ничего не будет известно;
4. Езжайте в суд, в прошлый раз суд был сразу;
5. Больше трех часов никого не задерживают;
6. До суда никого не отпустят, суд будет завтра;
7. Суд будет через десять дней.
Сил больше не было. Надежды тоже. Мы последний раз сходили на Пушку, позвонили Володе, узнали, что он тоже пропал, и поехали домой - то есть к нему.
Рассказывает Андрей:
…Автобус разворачивается перед входом в суд. По одному нас выводят. В окна и полуоткрытую дверь автобуса лезут взволнованные физиономии молодых ДСовцев: «Ваши имена и фамилии! Назовите ваши имена и фамилии!» Называем. Я догадываюсь, что работает служба оповещения: кто, где, в каком отделении, в чем обвиняются… очень надеюсь, что мои девочки с ними перехватятся… А тем временем меня вызывают. Выхожу. Слепящие огни. Тройное кольцо милиционеров - теперь я знаю, почему их фигуры имеют такие квадратные очертания: под одеждой бронежилеты. Толчея на лестнице у телефона-автомата и перед входом в помещение, где идет суд.
- Дайте сюда ваш паспорт!
- Не дам.
- Но это нужно для суда!
- Хорошо, сейчас.
Спрашивающего кто-то зовет, он уносится. Паспорт остается у меня. Твердо решаю никому и никуда его не отдавать - разве что силой отбирать начнут. Идет обмен информацией с приехавшими ранее. Узнаю, что некоторым удалось взять адвоката и, вроде бы, выкрутиться. Где же он? Не видать. Приговоры: до 15 суток, штрафы: до 100 рублей. Для людей с периферии, вроде меня, страшен, конечно, сам факт судимости и возможная высылка. Оправданы только те, кому удалось поговорить с адвокатом - таких сейчас трое. Осуждено свыше тридцати человек. Дебрянская, стоя у телефона, диктует в трубку имена, приговоры, местонахождение осужденных ДСовцев.
Курю на лестнице, рядом с двумя ментами. Вдруг открывается дверь со двора, и на пороге с заведенными за спину руками в сопровождении ментов… Володя, хозяин нашей ночевки! Мы машинально улыбаемся друг другу, и его тащат дальше. Тут я вспоминаю его утренние прогнозы, и на меня нападет неудержимый хохотун. Милиционеры оглядываются с некоторой опаской - уж не рехнулся ли «демонстрант»? - я же не могу остановиться и буквально сползаю по перилам. И тут чувствую, что у меня и в самом деле начинается некоторая истерика. С трудом прихожу в себя… и мимо тащат Володю обратно во двор с той же скоростью. Выясняется, что его судить не успевают, что суд сейчас будут закрывать - 10 часов, все. Оставшиеся будут развезены обратно по отделениям. Ну и перспективочка! Меня же мои девчонки небось ищут по всем ментовкам Москвы! Стою, думаю - и тут знакомое лицо: мама миа, Галина, свердловчанка, как и мы - гостья Володи! «Как! И ты тоже?» , - «И я!», - «Что с тобой?», - «Пока не знаю, жду суда», - «А мне удалось связаться с адвокатом - оправдали!», - «Сколько?», - «Тридцатка», - «А у меня нет…» - «У меня тоже, сказала, что завтра принесу», - «А ты знаешь, Володька тоже здесь!», - «Как! Серьезно?», - «Ну», - «А где он?», - «Только что увели, не успевают судить, завтра будут», - «Что ж теперь?», - «Боюсь, со мной то же самое. Езжай на квартиру, попробуй найти моих - им, впрочем, деваться некуда, придут!», - «Пока», - «Пока».
Так, ясно. Надо искать адвоката. Вхожу в помещение и сталкиваюсь с ней нос к носу. Предлагает найти председателя суда и поговорить с ним. Она сегодня уже ничего сделать не может. Бегу искать, нахожу, захожу и тут меня ждет легкое потрясение. Передо мной накуренное помещение, где за мамонтообразным письменным столом сидят 5-6 милиционеров и женщина - председатель суда - со статями Ильи Муромца в синей форменной рубашке. Так вот, едва я открываю дверь, майор, сидящий справа от нее, поднимает голову, видит мою осунувшуюся физиономию, и, быстро повернувшись к ней, произносит предостерегающим тоном: «Ачкасов»!
?!!
Она тоже поднимает голову и строго спрашивает: «Чего надо?» Я уже успел преодолеть шок, вызванный моей широкой популярностью в узких милицейских кругах и проанализировать ее возможные последствия, хотя причины оставались непонятными. Было ясно, что никто меня отсюда так просто не выпустит. Я все же сделал робкую и бессвязную попытку, каковая была в корне пресечена бдительной председательницей. Отрывок ее ответного монолога я привожу как образец (наиболее полный и лаконичный) разъяснения действий милиции и суда по делу 21 августа (см. эпиграфы).
Тихо выйдя и благоговейно закрыв за собой дверь, я побрел к выходу, дабы быть увезенным безжалостной милицией в ставшее родным 108-е отделение. Грядущее виделось мрачным и смутным: возможные перспективы (судимость, высылка, «вылет» из института и, возможно, армия) ну никак не впечатляли. Слышу, как называют мою фамилию. Передо мной вырос сержант: «Ты?» - «Я», - «Где ты лазаешь? Одного тебя ждем!» Паспорт где?» - «В суде», - «Ладно, пусть там и остается. В машину!» Я вместе с сержантом и жалкой кучкой «подельцев» вышел во двор суда. Два милицейских кольца из трех уже исчезли. Стояли три автобуса. В два из них уже садились страдальцы из других отделений. Мы пошли к третьему. Во дворе по-прежнему стояла кучка ДСовцев и независимая печать в лице редактора журнала «Гласность» Григорьянца. И тут в мою голову пришла мысль, которую я благословляю до сих пор: подойти к ним и попросить позвонить нашим общим с девочками знакомым: а вдруг они туда подойдут!? - и сообщить ситуацию. Я изменил курс. На плечо легла сержантская пятерня: «Куда?» И так мне это все надоело, что я не задумываясь, сбросил ее с плеча, развернулся и заорал: «На Кудыкину гору!!», после чего продолжил движение. Не знаю, почему он меня не тормознул: наверное, решил, что никуда не денусь. Так или иначе, я беспрепятственно подошел к тесной кучке «демократов» и попросил, о чем хотел. И тут «демократы» попросили меня на секундочку заткнуться и огляделись по сторонам. Все автобусы, кроме моего, уже уехали. В мой садились последние фигуранты. Сержант уже сидел там и, судя по положению головы, дремал. И тогда мне сказали: «Зайди-ка сюда», засунули внутрь кучки и прикрыли со всех сторон. Мои мыслительные способности к этому моменту деградировали настолько, что лишь секунды через три я понял, к чему идет. И должен с величайшим стыдом признаться, что несмотря на все события этого безумного дня такой взлет революционной романтики как «побег с Бутырок» (а суд находился как раз на Бутырках) оказался не под силу моему расшатанному самосознанию. И я, как последний дурак, начал нести что-то вроде «Спасибо, ребята, но протокол уже написан, и паспорт переписан и все равно меня найдут» и т.д. и т.п., после чего мне, дураку неумытому провинциальному было сказано четко: «Стой и не рыпайся!» Я стал и не рыпался. Вышел из здания тот самый майор (я в страхе пригнулся), сел в «уазик» и укатил. А еще через три минуты тронулся, наконец, и «мой» автобус. Тем временем к нам подошел еще один парень и сообщил, что какой-то ДСовец лежит избитый в одном из отделений. Мы тронулись с места и благополучно вышли на какую-то площадь, где я осмелел настолько, что спросил, как пройти к метро. Получив необходимую информацию, я отважно тронулся в путь, и через час, шарахаясь от каждой милицейской фуражки, благополучно добрался до своей тусовки. А еще через 20 минут там появились Инна с Женей. Проедоставляю читателю самому вообразить себе их лица. Я хочу закончить повествование еще одним четверостишием Гарика Губермана, вызвавшим щенячий восторг всех, в тот момент находившихся в квартире (а именно - нас, Галины, мамы Володи и его самого, отпущенного из отделения с повесткой в суд на следующий день):
До пословицы смысла скрытого
Только с опытом доживаешь:
Двух небитых дают за битого -
Ибо битого хрен поймаешь!
Да будет так!
https://inok-kentij.livejournal.com/46027.html
======================
Приглашаю всех в группы
«Эпоха освободительной Перестройки М.С. Горбачева»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
=======================
========
Газета «Экспресс-Хроника» № 35 (56). 28 августа 1988 года:
Статья «РАЗГОН МИТИНГА В МОСКВЕ 21 АВГУСТА В 20 ГОДОВЩИНУ ОККУПАЦИИ ЧЕХОСЛОВАКИИ ВОЙСКАМИ СТРАН ВАРШАВСКОГО ДОГОВОРА».
За десять дней до проведения митинга ее организаторами - членами Демократического Союза - в Мосгорисполком была подана заявка. 13 августа они получили официальный отказ. Тем не менее было решено провести демонстрацию 21 августа в 16 часов. В этот день в 14 часов в сквере рядом с кафе «Лира» (начало Тверского бульвара) состоялась традиционная воскресная встреча членов ДС с жителями города. Милиция сначала в это не вмешивалась. Однако уже через час появились усиленные наряды милиции. Одетые в специальную форму - серые береты, бронежилеты, они начали оцеплять сквер, где к этому времени находилось уже свыше 800 человек. Одновременно с этим милиция в рупора стала объявлять, что любая попытка провести здесь митинг или демонстрацию будет рассматриваться как нарушение закона.
Большинство членов ДС были задержаны еще до начала предполагаемого митинга. После 16 часов над толпой, в разных частях сквера появились плакаты. Вот один из них - «СССР - жандарм Европы». Сотрудники милиции и многочисленные люди в «штатском» бросились в толпу, стали рвать и топтать лозунги, избивать тех, кто их держал. Привлеченные шумом, к скверу стали подходить прохожие с улицы Горького и Тверского бульвара. Они выражали возмущение действиями милиции, слышались возгласы: «Позор!», «Фашисты!». Однако людей продолжали избивать и заталкивать в милицейские автобусы. Корреспонденты американских телекомпаний «ЭЙ-БИ-СИ НЬЮС» и «СИ-ЭН-ЭН» были избиты, а провода их телевизионной аппаратуры перерезаны. «Если будете в другой раз снимать - разобьем голову» - сказал американцам один из «штатских».
В это же время по инициативе активиста ДС Александра Чуева около 100 человек направились на улицу Арбат, где они провели митинг, посвященный 20 годовщине оккупации Чехословакии, и беспрепятственно вернулись назад. К этому времени уже вся Пушкинская площадь и все прилегающие к ней бульвары были оцеплены милицией. По словам Чуева, мимо них прошел сержант милиции, на лице которого видны были следы крови. На вопрос, кто его ударил, милиционер ответил: «Мы все правильно делаем, а вот народ бьет…»
Как рассказывают очевидцы, во дворе ближайшего к месту событий 108 отделения милиции стоял водомет, к скверу было подогнано более 20 автобусов. Время от времени народ, собравшийся в сквере, кричал: «Не трогай!», «Давай, давай, патронов не жалей!», «Люди, протестуйте!». Избиение и задержание демонстрантов, а также прохожих, выразивших возмущение действиями милиции, продолжалось до позднего вечера. В общей сложности в этот день было задержано около 150 человек. По словам начальника ОВД Фрунзенского района Любимова действия милиции санкционировал начальник ГУВД Мосгорисполкома Богданов. Задержанные были развезены по разным отделениям милиции.
В тот же день народный суд Фрунзенского района Москвы (судья Николаева) приговорил Валерию Новодворскую к 15 суткам административного ареста. В зале суда после оглашения приговора она объявила голодовку. Екатерина Подольцева, приговоренная к 5 суткам, также объявила голодовку. А. Глизера приговорили к двум суткам и В. Пелеха к штрафу сто рублей. В последующие дни более 75 человек были подвергнуты различным административным наказаниям.
===========
Газета «Аргументы и факты» 28 августа 1988 года:
21 августа, в минувшее воскресенье, группа людей, называющих себя "демократический союз", попыталась устроить митинг в Москве, на Пушкинской площади, а на следующий день оперативно в ГУВД Мосгорисполкома состоялась внеочередная пресс-конференция.
В частности, было сказано, что 4 августа представители "демократического союза" подали заявление в Моссовет с просьбой о разрешении на проведение митинга. Учитывая антисоветскую и антисоциалистическую направленность лозунгов "союза", исполкомом Моссовета в этой просьбе было отказано. Несмотря на это 21 августа к 15 час. 30 мин. члены "союза" стали собираться на площади и, как отметил заместитель начальника ГУВД Мосгорисполкома Н. Мыриков, отказались разойтись после того, как представители милиции объяснили им незаконность проведения митинга.
Только после этого работниками милиции, дружинниками и милицейским отрядом специального назначения организаторы митинга были задержаны, но часть собравшихся площадь не покинула. Против них была применена сила. За нарушение общественного порядка 96 человек были доставлены в милицию, на большинство из них материалы направлены в суд.
К четвергу, 25 августа, материалы на 44 задержанных уже были рассмотрены. 21 человек оштрафован, 11 судом предупреждены, 9 подвергнуты административному аресту на срок до 15 суток. 3 человека, доставленные в милицию случайно, в понедельник были отпущены с принесением извинений.
Прокурор Москвы Л. Баранов признал действия сотрудников милиции в целом правомерными.
Во время задержания 28 милиционеров были травмированы.
===========
Текст о событиях, действительно произошедших 21 августа 1988 года в г. Москве с приехавшими туда с абсолютно мирными и дружественными целями тремя харьковчанами. Впрочем, читайте - и все узнаете.
Венок эпиграфов
На собственном горбу и на чужом
Я вынянчил понятие простое:
Бессмысленно ходить на танк с ножом,
Но если очень хочется, то стоит.
Гарик Губерман
«…А я посмотрю, как вас будут запихивать в автобусы!»
(Из диалога В.Прибыловского с «ДС»овцами вечером 20 августа.)
- А что такое ДС?
- Приходите завтра на «Пушку» - узнаете!
(Из диалога авторов с ДС-овской молодежью.)
- Нет, вы скажите мне - что такое ДС? Нет, ну что это такое?
(Из разговора на Пушкинской площади 21 августа в 15 ч. 30 мин.
- Все в порядке, ребята, я же не сопротивляюсь, только руку не ломайте, руку не ломайте!
(Монолог одного из авторов, там же, в 15-45.)
- А что случилось, почему оцепление?
- Водопровод прорвало!
- Как? Прямо на площади?!
(Из разговора с милицией - там же, 16-00)
- Все! Я не был членом ДС, но теперь вступаю!
(Реплика неизвестного в 108 отделении милиции г. Москвы 21 августа, около 19-00).
- А у вас в Харькове такие митинги бывают?
- ………?!
Из разговора с Е.Дебрянской, одной из лидеров ДС там же, тогда же.
- Разговор окончен. Что-о? Где свидетели? В чем виноваты? Нечего ходить на Пушкинскую площадь!!
(Реплика председательницы нарсуда Фрунзенского р-на г.Москвы, 22-00.
То беспокоясь, то скорбя,
Держась пути любого,
Будь сам собой - не то тебя
Посадят за другого.
Гарик Губерман.
Глава 1
Все началось с дыни…
Дыня была прекрасна, как очарование молодости. Ее нежные ломтики трещали на зубах Инны и Жени, уютно расположившихся на скамейках «Пушки». Увы! Для наших героинь этой дыне суждено было стать яблоком познания. Нежный одуряющий запах, разносившийся по всей площади, аппетитный вид плода и его поедательниц стали объектом пристального внимания бесцеремонной молодежи ДС. Очарованные столичным нахальством наши провинциалки через пять минут оказались в окружении юных оппозиционеров, евших дыню и споривших о многопартийной системе. Однако, не знавшие, что внешней формой дружелюбия в нашей компании является ехидство, молодые демократы вскоре нарвались…
Женя:
- Вот если бы я была правительством, я бы вас игнорировала нафиг и тем самым ликвидировала как движение! Я бы посмотрела, что вы сможете сказать, если вам дать такую возможность!
Юные демократы (хором):
- И тем не менее завтрашний митинг будут жестоко «винтить»! Так что приходите пожалуйста, гостями будете!..
Отметив про себя, что теперь в Москве симпатичных девушек приглашают не в кафе, а на митинг с «правой нарезкой», харьковчанки с радостью приняли приглашение…
21 августа в 2 часа ночи харьковской командой была принята программа культурно-тусовочной деятельности на день. Дабы читатель, особенно столичный, ощутил всю глубину щенячьего оптимизма гостей из провинции, приводим ее полностью.
2-00 - 7-00: личностное общение, ознакомление с независимой прессой.
7-00 - 14-00: ночь, здоровый сон.
15-00 - 18-00: посещение митинга ДС, посвященного 20-летию ввода не только советских войск в Чехословакию.
18-00 - 19-00: просмотр документального фильма «Рок».
19-00 - 20-00: посещение выставки русской живописи.
21-00: прибытие на вокзал с целью отбытия домой.
Хозяин квартиры Володя улыбается, как Чеширский кот.
- Володя, ты чего?
Володя:
- Ну-ну, пойдите, посмотрите… Только вы там поосторожнее, потому что в самом деле будут жестоко «винтить»…
Харьковчане (хором): - А ты?!
Володя: - Ну, разумеется!
Харьковчане (ехидно): - А тебя «винтить» не будут?
Володя (с чувством собственного достоинства): - Ну, я-то стану аккуратненько, влезать никуда не буду, как сторонний наблюдатель… (Ох уж эта независимая пресса! - прим. автора) . Посмотрю, как их в автобусы будут запихивать…
Авторы иронически хмыкнули, но промолчали. Увы, читатель! Действительность превзошла наши самые смелые ожидания.
Смешно, как тужатся мыслители
То громогласно, то бесшумно,
Забыв, что разум недействителен,
Когда действительность безумна…
Гарик Губерман
Глава 2
На площади
(Полностью документальная)
21 августа в 15-15 по московскому времени группа авторов вышла из метро на залитую ослепительным солнцем Пушкинскую площадь. Многочисленные блики от милицейских фуражек усиливали праздничное настроение. Радостное удивление вызвал отряд м-м-м… служивых в незнакомой тогда серой форме и беретах того же дружелюбного оттенка: «О! Десантников понагнали!» Затем авторы разделились. Тусовщик Андрей, нацепив значок движения «Шанс», с ходу нырнул в дискуссию, кипевшую в ближней от метро части площади, а Инна и Женя отправились подкрепиться в кафе «Лира», где стали свидетелями редкостной идиллии: за столиками мирно соседствовали участники грядущих событий как с одной, так и с другой стороны. Они торопливо набивали желудки, явно предчувствуя, что многим поесть сегодня не удастся. Последовав столь наглядному примеру, девушки уселись за столик, чтобы встать где-то без четверти четыре. Выйдя из кафе, они услышали протяжный взлетевшийгул голосов десятков людей. Звук оборвался как бы на середине.
Дальше будет не очень-то смешно.
В этот момент митинг кончился, нее успев начаться. Зато началась месиловка.
Рассказывает Андрей:
- В этот момент я находился в центре стихийно закрутившейся вокруг меня дискуссии, отбиваясь одновременно от 4-х человек, явно принявших меня за агитатора ДС и искавших со мной ссоры. И тут - никаких предупреждений, никаких лозунгов над головами и проч. - мы слышим нарастающий слитный гул в правой стороне площади. Гул резко обрывается, наступает сумятица звуков. Началось! Но что? Тусовки мгновенно распадаются, люди бегут, вскакивают на скамейки и парапеты… С парапета хорошо вижу людской поток, текущий по правой стороне площади к узкому проходу, где стоят милицейские автобусы. Где же митинг?! В центре потока взлетают руки и ноги, слышны крики и стоны. Самое интересное, что милицейских фуражек и красных повязок там практически нет - они оцепили площадь. Кто же тащит? Рядом со мной на парапете в истерике бьется парень, хватает за плечо стоящего рядом: «Смотри! Смотри! Вот так и нас завтра! Им прикажи - они нас стрелять будут, танками давить! По-зор! По-зор!» «А ну слазь!» - подает голос снизу какой-то заслуженный старичина. - «Не нравится - катись на необитаемый остров!» «Сам катись к своему КГБ!!!» Тем временем «Позор!» скандируют уже как минимум человек 40. «Бежим туда!» - парни спрыгивают с парапета и уносятся по ступенькам вдоль милицейского оцепления, перед которым пританцовывают субъекты в штатском с мегафонами. Туда - к проходу. В узком коридоре крутится настоящий людской водоворот. Секунда ступора - и я бегу за ними, только теперь разбирая хриплый мегафонный лай: «Немедленно разойди…! Митинг запре…! Моссове…!» Кто-то из «мегафонистов» хватает меня за плечо: «Стой! Куда? А ну назад!» Резко вырываюсь, не теряя хода. В голове полный бардак, сумятица отдельных слов: «Сейчас… Сейчас увижу…» Что я сейчас увижу?
Не успев додумать, оказываюсь у внутреннего угла бордюра, которым заканчивается проход, и всякую мыслительную деятельность отрубает напрочь. Работает только зрение, четко, как кинокамерой, фиксируя происходящее. Вот прямо передо мной трое здоровенных «тихушников» волокут худенькую женщину лет 45 - развеваются седые волосы, голова запрокинута, рот распялен в истерическом крике. Вот четверо тащат волоком по асфальту парня с фотоаппаратом, только что стоявшего рядом со мной, и один из них выбивает фотоаппарат ногой - раскрывается крышка, кассета медленно, как в рапиде, пролетает над головой. Вот чуть в стороне четверо или пятеро бьют кого-то головой об дерево. Рядом со мной уже стоит другой фотограф - поднимаясь на цыпочки над головами первого ряда "зрителей" снимает камерой на вытянутых руках. «По-зор! Позор милиции!» - скандирует уже, кажется, вся площадь. Передо мной четко, как напечатанная, проплывает строка из «Хронографа» и я начинаю скандировать другое слово - короткое и точное - «ПАЛАЧИ!» Справа на несколько секунд возникают Инна и Женя. Вадим. Поворачиваюсь к ним, в следующее мгновение теряю. А затем начинается полный беспредел: из-за автобусов выкатывается, плавно набирая ход, толпа громил в серых беретах и бегом движется на толпу.
И в этот момент я очень многое понял.
Во-первых, я понял, наконец, что вижу и еще увижу то, что средний гражданин СССР до последнего времени мог увидеть лишь в программе «Время» с титрами типа «Зверства американских полицейских». Во-вторых, я понял, что передо мной отнюдь не «десантники», а отряд спецназначения и людям на площади сейчас придется несладко. Ну, а в-третьих, я неожиданно для себя сообразил, что отнюдь не смотрю телевизор, а стою на этой самой площади, и несладко придется сейчас лично мне!!!
Моя реакция была столь же быстрой, сколь неправильной. Забыв, что «Собаки кусают бегущего», я бросился назад по борюру (так плотно стояли люди, что перескочить обратно было невозможно) вдоль линии оцепления. Ясное дело - дружинники в оцеплении мигом сообразили, что так поспешно удирающий от безобидных «серых беретов» чувак - матерый организатор беспорядков, уходящий от заслуженного наказания. В следующую секунду у меня на плечах повисли двое, и один из них, в «афганке», с совершенно мертвым оскалом и радостной интонацией сообщил мне: «Куда? Куда, дорогой?» Погоди, вот сейчас…»
Что должно было «сейчас» произойти, я себе неплохо представлял и потому рванулся со всей возможной прытью в толпу, разлетавшуюся от «береточников», но не тут-то было! Протащив их на себе метров шесть, я сдался и произнес монолог, приведенный на первой странице. Пока я его произносил, меня дотащили до автобуса и, попробовав пересчитать моей физиономией ступеньки, туда забросили. Я сел на сиденье и попытался разглядеть в кипевшей за окном действительности теперь недостижимых спутниц… Без толку! Зато в автобус уже втаскивали следующую, активно упирающуюся жертву - мое внимание переключилось…
Рассказывают Инна и Женя:
…Мы вышли из кафе и рванули к площади. Площадь была окружена милицией и иностранными журналистами. Сновали люди с кинокамерами и фотоаппаратами. С парапета, на котором мы оказались, был виден узкий проход, по нему волокли с автобуса людей с закрученными руками. Девушка рядом на ломаном русском языке спрашивала, волнуясь: «Что здесь происходит? Что здесь происходит?» Ей пытались объяснить. Нестройные голоса вокруг становились все слаженнее: «По-зор! По-зор!» Слышались крики: «Да здравствует советская демократия!» На несколько секунд мы увидели Андрея и стали прорываться к нему, но тут же потеряли его из виду, оттесненные ворвавшимися в толпу спецназовцами. Началась свалка, мы оказались внутри оцепленного участка. Группы людей, оттесняемые цепочками милиции, двигались к выходу с площади. Нас вынесло ко входу в метро. Не найдя Андрея, при первом же спаде толпы, возвращаемся на Пушку, в расчете, что он сделает то же самое. Но время шло, а его не было.
Нам потихоньку начало становиться нехорошо.
На площади опять собирался народ. Мы повстречали Вадима и Римму, знакомых ребят из Ленинграда, Свердловска… Кого угодно! Не было только Андрея. Мы наконец поняли, что его «свинтили».
По площади стал разноситься зычный голос неизвестного оратора, объясняющего окружающим, что «милиция права и меня (тебя, его) бережет». Только собралась аудитория, как на парапете фонтана материализовался оппонент (очевидно из ДС) и с профессиональной быстротой стал информировать публику о том, что собственно должно было произойти, чему собственно был посвящен митинг и почему его собственно разогнали. Сейчас же заработали мегафоны, предлагавшие «немедленно покинуть» и начался второй «винт». Вскоре площадь была очищена. В ответ обалдевшая толпа неожиданно, кажется, для самой себя грянула «Вихри враждебные…» Интересно, сколько лет назад «по делу» звучала здесь «Варшавянка»? Великая все-таки вещь - революционные традиции!
Дальше стало совсем весело. «Пушка» снова заполнилась народом. Вокруг клумбы образовалось каре - что-то вроде линейки в пионерлагере. В центре клумбы возник один из героев дня в сером берете, «объясняющий» в очередной раз, что здесь вот, на этом самом месте (то есть на Пушкинской площади) была произведена попытка антисоветского митинга, организованного так называемым ДС, каковой располагает компрометирующими нашу страну материалами(!!). Затем оратор призвал не поддаваться на провокации отдельных граждан. Отдельные граждане сказали «три ха-ха» и на оратора посыпалось вопросов типа: «Откуда известно, что митинг антисоветский, если он не успел даже начаться?» В непривычной стихии тому скоро надоело, и… начался третий «винт»! Нас тоже вроде бы взяли, но скоро отпустили. Стереофонические мегафонные вопли «Граждане, проходите, пожалуйста! Не мешайте проходу граждан, пожалуйста! Не мешайте, пожалуйста, отдыхать по причине воскресного дня, пожалуйста!» создавали фон, идеально соответствовавший буйствовавшему на площади хаосу. Знакомых лиц становилось все меньше. Исчез куда-то обнаруженный нами наконец Володя. Выводы напрашивались. Площадь оцепили окончательно. Внутри паслось несколько странного вида людей в штатском, да сидели на скамейках нетронутые милицейским усердием старушки. Правда, это не помешало очередной волне любопытствующих и реликтовым остаткам прошлых «винтов» собраться на соседней аллее, откуда их, впрочем, вскоре тоже «пригласили». Ждать было больше нечего. Мы пошли искать Андрея.
Рассказывает Андрей:
Осматриваюсь в автобусе. Очередного «свинченного» только что забросили - это молодой человек с вдребезги порванной курткой и разбитыми очками. Бородатый плечистый фотограф, минуту назад работавший рядом со мной, уже здесь - вот это оперативность! А в следующую секунду в проходе на синем фоне ментовских мундиров появляется знакомая фигура - узкое, спокойное, чем-то очень красивое лицо с полузакрытыми глазами - Дебрянская!
Останавливается перед открытым люком: «Дайте постою здесь. Мне нехорошо». Вспоминаю со смешанным чувством день, когда мы, сидя в харьковской квартире, смотрели фильм «Демократы, вышедшие из доверия». Смешанное чувство заключается в понимании: теперь я сам совершенно свободно могу оказаться персонажем, пусть третьестепенным, такого же «грязьюобливательного» фильма. За что? За то, что хочу знать правду, которую сейчас мне знать не положено. Насколько четко это понимание здесь, внутри милицейского автобуса, с приятными перспективами суда и депортации! Воситину «один день революционных событий учит массы большему…» и т.д.! Все эти мысли идут на фоне какого-то идиотского смешливого восторга: «Надо же! Такое увидеть да еще целым остаться, да еще и в ментовку угодить! На все это изнутри погляжу! То-то будет, что рассказать!» То, что «остался целым» - понятие в настоящим момент весьма относительное, меня не трогает - сработал защитный механизм. С дурацким смехом начинаю рассказывать безучастно сидящему рядом со мной плечистому парню о том, как я просил дружинников на площади не ломать мне руки, и они, лапочки, уважили! Тут он поворачивается, и я с изумлением вижу красную повязку и сбитые кулаки. Ох! Приступ гадливости поднимает меня с места. «Можно?» - я подсаживаюсь к фотографу-бородачу.
А теперь позвольте цитату:
Надежда Мандельштам. «Воспоминания». «Юность», номер 3, 1988.
«Я получила хороший урок - первый урок политической сознательности в духе революционных традиций - жандармам руки не подают… С тех пор я никогда об этом не забывала».
Дай бог нам всем иметь такую же хорошую память.
Автобус тронулся с места. Через десять минут, чувствуя на своем плече уверенную милицейскую лапу, я перешагиваю порог 108-го отделения. «Зал заседаний» - большая комната с парадным столом зеленого сукна и рядами неудобных жестких кресел - здесь мы 6 часов ждали суда. Через 15 минут после нас, восьми, привезли еще человек десять, а через полчаса - еще семерых. Так что набралось нас в 108-м отделении «подельцев» до 25-ти.
О чем рассказать? О том, как Дебрянская рассказывала нам, что имеют и не имеют права делать милиционеры, что нельзя давать им в руки паспорт и ничего ни в коем случае не подписывать (потом я убедился, насколько это верно!). Как собирали подписи под протестами «по нарастающей» - сперва прокурору Москвы, потом Союза, потом Горбачеву, потом в ООН. И я сперва попытался отказаться (ну о чем мне, спрашивается, беседовать с Горбачевым, если ему вдруг захочется узнать, что мне от него надо?), а тот, кто их собирал, внимательно посмотрел на меня и сообщил остальным: «Ребята, осторожно, - этот, видимо, из «тех»!», после чего я автоматически подписался под всеми воззваниями, даже не глядя в текст. Как шло взаимное знакомство, и седой дядька из «глубинки», репрессированный в 50-х и приехавший в Москву за реабилитацией, рассказывал, как его «брали», и что завтра ему идти на рассмотрение его просьбы о прописке (потом выяснилось, что его завтра в это время как раз будут судить!). Как, выйдя в туалет покурить, я беседовал с молоденьким дружинником явно еврейской национальности, и он говорил, что иначе нельзя. Иначе на улицы пойдут все - в первую очередь «Память», в первую очередь фашисты! - а я объяснял ему, что никто митинги «Памяти» не разгоняет, не запрещает и не контролирует, хотя дело там доходит до избиения несогласных и откровенно нацистских лозунгов. Как обалдевшие от 6-ти часового ожидания «задержанные» полезли в стенной шкаф и вытащили оттуда к своему восторгу любовно свернутый портрет Рашидова! - сержант тигриными прыжками бросился его «спасать». Все это было интересно. Однако самое интересное началось, когда стали приглашать на «беседу». Меня пригласили около половины девятого. Войдя в кабинет, я был потрясен. Прямо с противоположной стены на меня смотрел Владимир Ильич в две натуральных величины. Второй Владимир Ильич - чугунная статуэтка - угрюмо поглядывал на стол, заваленный протоколами, засунув руку за борт пиджака. Третье ленинское подобие - гипсовый бюст - стояло в углу на красном постаменте. Я прошел и сел за стол, чувствуя себя в неплохой компании. Захотелось поинтересоваться, кивнув на это изобилие вождей: «Ну как, помогает?» , но работник милиции начал монотонным голосом задавать вопросы, интересуясь моими паспортными данными и периодически поглядывая в мой паспорт, лежащий под его локтем - не совру ли я часом? Затем я написал объяснительную (совершенно напрасно нарушив правило «ничего не писать»). После чего - вот он, апофеоз правосудия! - мне был предъявлен протокол, из которого я с интересом узнал, что:
А - вел себя на площади буйно, выкрикивал провокационные лозунги, подстрекал соседей;
Б - оказывал «неоднократное физическое сопротивление работникам милиции» (!!) и
В - здесь, оказывается, присутствуют задержавшие - два милиционера, готовые перед судом и собственной совестью подтвердить правоту каждой запротоколенной строчки!
Наученный горьким опытом (предыдущий товарищ, пожелавший записать паспортные данные «свидетелей» и увидеть их лично, вышел с измятым лицом и клочьями записной книжки в обеих руках) я не стал требовать очной ставки и особенно отвязываться - то, что все это - откровенная ложь, было ясно всем присутствовавшим. Меня спокойненько «подводили под монастырь». Я взял свой паспорт, подмигнул портрету на стене и пошел обратно в зал заседаний. Минут через 40 нас - оставшихся 8 человек (остальных тогда уже «обработали» и увезли) - повезли в народный суд, т.е. суд народа Фрунзенского района Москвы. По дороге мы видели взлетавший в небо фейерверк и кто-то пробормотал «в честь 20-летий «спасения» Чехословакии…». В тот момент мы все в это поверили.
Рассказывают Инна и Женя:
Итак, мы пошли искать Андрея. За четыре часа нас посчастливилось побывать трижды в 108-м отделении милиции, в четырех опорных пунктах, на Петровке, 38 и даже во Фрунзенском суде. Фильм «Рок» остался непосмотренным. Впрочем, недостатка в романтических приключениях в тот вечер мы не испытывали…
Больше всего в истории этих совершенно тщетных поисков поражало единодушие, с которым нас торопились спровадить абсолютно все «ответственные фэйсы». Удивлял и тот факт, что двух одинаковых мнений о местонахождении нашего друга мы не услышали.
- Такого-то здесь нет, - уверенно сообщил нам работник 108-го отделения милиции, не заглянув ни в один список. Позавидовав потрясающей зрительной памяти блюстителя порядка, мы отправились восвояси. Но когда в другом отделении милиции нам было сказано, что всех задержанных на площади отправили именно в 108-е отделение, мы, естественно, оказались там вторично.
- Здесь больше нет ни одного задержанного, - не сморгнув глазом, заверил нас другой работник милиции. (Вы уже знаете, что задержанный там был, и не один. Более того, именно там находился в тот момент наш Андрей…)
Какой-то сердобольный милиционер посоветовал нам обратиться во Фрунзенский суд, находящийся на Бутырском валу, и мы послушно отправились туда. Но проникнуть в здание суда нам не удалось. Суд был оцеплен милицией. Тем же, кто пытался преодолеть этот неожиданный заслон, объясняли, что «суд не работает по причине воскресного дня». Однако к зданию все время подъезжали автобусы с будущими жертвами «воскресного правосудия». Несколько молодых людей подбегали к каждой машине и выясняли фамилии вновь прибывших. Они составляли список задержанных в тот день на «Пушке». Андрея в этом списке не оказалось. На наш вопрос, не из ДС ли они, ребята очень быстро ответили «нет». Да это и понятно - мало ли кто мы такие. Они пообещали передать Андрею привет, если увидят его. А мы, несолоно хлебавши, отправились на Петровку, 38. На Петровке долго выясняли, кто мы и чего нам нужно. А когда выяснили, сказали, что они ничего не знают, списков задержанных у них нет и «вообще, за эту акцию мы не отвечаем». Робкая попытка узнать, кто же, наконец, «отвечает за эту акцию», вызвала непонятное, но бурное негодование: кто вы, собственно, такие, чтобы мы вам рассказывали планы своих операций?
… Окончательно стемнело.
В третий раз мы ползем в 108-е отделение. Какой-то дружинник посоветовал пройтись по опорным пунктам, сказав, что вроде бы слышал на одном из них Андрюшину фамилию. Между вторым и третьим опорными пунктами нас застал фейерверк. Вот тут-то мы и почувствовали, что именно с нами произошло. Если бы им захотелось, мы могли бы вообще больше никогда не узнать ничего об Андрее. Полная беспомощность и отрезанность от правды. За время наших бесплодных поисков нам пришлось выслушать следующие версии:
1. Никого, кроме членов ДС не задерживали;
2. Идите спокойно домой, всех уже давно отпустили;
3. Можете не искать - раньше, чем через трое суток ничего не будет известно;
4. Езжайте в суд, в прошлый раз суд был сразу;
5. Больше трех часов никого не задерживают;
6. До суда никого не отпустят, суд будет завтра;
7. Суд будет через десять дней.
Сил больше не было. Надежды тоже. Мы последний раз сходили на Пушку, позвонили Володе, узнали, что он тоже пропал, и поехали домой - то есть к нему.
Рассказывает Андрей:
…Автобус разворачивается перед входом в суд. По одному нас выводят. В окна и полуоткрытую дверь автобуса лезут взволнованные физиономии молодых ДСовцев: «Ваши имена и фамилии! Назовите ваши имена и фамилии!» Называем. Я догадываюсь, что работает служба оповещения: кто, где, в каком отделении, в чем обвиняются… очень надеюсь, что мои девочки с ними перехватятся… А тем временем меня вызывают. Выхожу. Слепящие огни. Тройное кольцо милиционеров - теперь я знаю, почему их фигуры имеют такие квадратные очертания: под одеждой бронежилеты. Толчея на лестнице у телефона-автомата и перед входом в помещение, где идет суд.
- Дайте сюда ваш паспорт!
- Не дам.
- Но это нужно для суда!
- Хорошо, сейчас.
Спрашивающего кто-то зовет, он уносится. Паспорт остается у меня. Твердо решаю никому и никуда его не отдавать - разве что силой отбирать начнут. Идет обмен информацией с приехавшими ранее. Узнаю, что некоторым удалось взять адвоката и, вроде бы, выкрутиться. Где же он? Не видать. Приговоры: до 15 суток, штрафы: до 100 рублей. Для людей с периферии, вроде меня, страшен, конечно, сам факт судимости и возможная высылка. Оправданы только те, кому удалось поговорить с адвокатом - таких сейчас трое. Осуждено свыше тридцати человек. Дебрянская, стоя у телефона, диктует в трубку имена, приговоры, местонахождение осужденных ДСовцев.
Курю на лестнице, рядом с двумя ментами. Вдруг открывается дверь со двора, и на пороге с заведенными за спину руками в сопровождении ментов… Володя, хозяин нашей ночевки! Мы машинально улыбаемся друг другу, и его тащат дальше. Тут я вспоминаю его утренние прогнозы, и на меня нападет неудержимый хохотун. Милиционеры оглядываются с некоторой опаской - уж не рехнулся ли «демонстрант»? - я же не могу остановиться и буквально сползаю по перилам. И тут чувствую, что у меня и в самом деле начинается некоторая истерика. С трудом прихожу в себя… и мимо тащат Володю обратно во двор с той же скоростью. Выясняется, что его судить не успевают, что суд сейчас будут закрывать - 10 часов, все. Оставшиеся будут развезены обратно по отделениям. Ну и перспективочка! Меня же мои девчонки небось ищут по всем ментовкам Москвы! Стою, думаю - и тут знакомое лицо: мама миа, Галина, свердловчанка, как и мы - гостья Володи! «Как! И ты тоже?» , - «И я!», - «Что с тобой?», - «Пока не знаю, жду суда», - «А мне удалось связаться с адвокатом - оправдали!», - «Сколько?», - «Тридцатка», - «А у меня нет…» - «У меня тоже, сказала, что завтра принесу», - «А ты знаешь, Володька тоже здесь!», - «Как! Серьезно?», - «Ну», - «А где он?», - «Только что увели, не успевают судить, завтра будут», - «Что ж теперь?», - «Боюсь, со мной то же самое. Езжай на квартиру, попробуй найти моих - им, впрочем, деваться некуда, придут!», - «Пока», - «Пока».
Так, ясно. Надо искать адвоката. Вхожу в помещение и сталкиваюсь с ней нос к носу. Предлагает найти председателя суда и поговорить с ним. Она сегодня уже ничего сделать не может. Бегу искать, нахожу, захожу и тут меня ждет легкое потрясение. Передо мной накуренное помещение, где за мамонтообразным письменным столом сидят 5-6 милиционеров и женщина - председатель суда - со статями Ильи Муромца в синей форменной рубашке. Так вот, едва я открываю дверь, майор, сидящий справа от нее, поднимает голову, видит мою осунувшуюся физиономию, и, быстро повернувшись к ней, произносит предостерегающим тоном: «Ачкасов»!
?!!
Она тоже поднимает голову и строго спрашивает: «Чего надо?» Я уже успел преодолеть шок, вызванный моей широкой популярностью в узких милицейских кругах и проанализировать ее возможные последствия, хотя причины оставались непонятными. Было ясно, что никто меня отсюда так просто не выпустит. Я все же сделал робкую и бессвязную попытку, каковая была в корне пресечена бдительной председательницей. Отрывок ее ответного монолога я привожу как образец (наиболее полный и лаконичный) разъяснения действий милиции и суда по делу 21 августа (см. эпиграфы).
Тихо выйдя и благоговейно закрыв за собой дверь, я побрел к выходу, дабы быть увезенным безжалостной милицией в ставшее родным 108-е отделение. Грядущее виделось мрачным и смутным: возможные перспективы (судимость, высылка, «вылет» из института и, возможно, армия) ну никак не впечатляли. Слышу, как называют мою фамилию. Передо мной вырос сержант: «Ты?» - «Я», - «Где ты лазаешь? Одного тебя ждем!» Паспорт где?» - «В суде», - «Ладно, пусть там и остается. В машину!» Я вместе с сержантом и жалкой кучкой «подельцев» вышел во двор суда. Два милицейских кольца из трех уже исчезли. Стояли три автобуса. В два из них уже садились страдальцы из других отделений. Мы пошли к третьему. Во дворе по-прежнему стояла кучка ДСовцев и независимая печать в лице редактора журнала «Гласность» Григорьянца. И тут в мою голову пришла мысль, которую я благословляю до сих пор: подойти к ним и попросить позвонить нашим общим с девочками знакомым: а вдруг они туда подойдут!? - и сообщить ситуацию. Я изменил курс. На плечо легла сержантская пятерня: «Куда?» И так мне это все надоело, что я не задумываясь, сбросил ее с плеча, развернулся и заорал: «На Кудыкину гору!!», после чего продолжил движение. Не знаю, почему он меня не тормознул: наверное, решил, что никуда не денусь. Так или иначе, я беспрепятственно подошел к тесной кучке «демократов» и попросил, о чем хотел. И тут «демократы» попросили меня на секундочку заткнуться и огляделись по сторонам. Все автобусы, кроме моего, уже уехали. В мой садились последние фигуранты. Сержант уже сидел там и, судя по положению головы, дремал. И тогда мне сказали: «Зайди-ка сюда», засунули внутрь кучки и прикрыли со всех сторон. Мои мыслительные способности к этому моменту деградировали настолько, что лишь секунды через три я понял, к чему идет. И должен с величайшим стыдом признаться, что несмотря на все события этого безумного дня такой взлет революционной романтики как «побег с Бутырок» (а суд находился как раз на Бутырках) оказался не под силу моему расшатанному самосознанию. И я, как последний дурак, начал нести что-то вроде «Спасибо, ребята, но протокол уже написан, и паспорт переписан и все равно меня найдут» и т.д. и т.п., после чего мне, дураку неумытому провинциальному было сказано четко: «Стой и не рыпайся!» Я стал и не рыпался. Вышел из здания тот самый майор (я в страхе пригнулся), сел в «уазик» и укатил. А еще через три минуты тронулся, наконец, и «мой» автобус. Тем временем к нам подошел еще один парень и сообщил, что какой-то ДСовец лежит избитый в одном из отделений. Мы тронулись с места и благополучно вышли на какую-то площадь, где я осмелел настолько, что спросил, как пройти к метро. Получив необходимую информацию, я отважно тронулся в путь, и через час, шарахаясь от каждой милицейской фуражки, благополучно добрался до своей тусовки. А еще через 20 минут там появились Инна с Женей. Проедоставляю читателю самому вообразить себе их лица. Я хочу закончить повествование еще одним четверостишием Гарика Губермана, вызвавшим щенячий восторг всех, в тот момент находившихся в квартире (а именно - нас, Галины, мамы Володи и его самого, отпущенного из отделения с повесткой в суд на следующий день):
До пословицы смысла скрытого
Только с опытом доживаешь:
Двух небитых дают за битого -
Ибо битого хрен поймаешь!
Да будет так!
https://inok-kentij.livejournal.com/46027.html
======================
Приглашаю всех в группы
«Эпоха освободительной Перестройки М.С. Горбачева»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
=======================
