Михаил Горбачёв: « Идеологической жандармерии нам не нужно».
36 лет назад - 23 апреля 1987 года - на заседании Политбюро ЦК КПСС обсудили письмо сына Никиты Хрущева Михаилу Горбачеву.
Как говорит генеральный секретарь на заседании, Сергей Хрущев в письме просит «дать ему возможность доработать мемуары отца». «Идем к тому времени, когда придется объективно оценить Хрущева и деятельность ЦК КПСС вообще, - говорит Горбачев. - Но не путать функции ЦК и КГБ!
Идеологическая и политическая работа - это ЦК. А КГБ пусть занимается государственной безопасностью. Идеологической жандармерии нам не нужно. Если будем путать одно с другим, ерунда получится, как раньше и получалось».
Вот как о своём письме и его дальнейшей судьбе позднее вспоминал сам Сергей Хрущев:
« Начавшиеся после смерти Брежнева изменения позволили всерьез задуматься о возможности работы над воспоминаниями отца в нашей стране, восстановлении
его доброго имени. Я стал обдумывать письмо Юрию Владимировичу Андропову, но не успел его написать. Андропова не стало. Над страной опять стали сгущаться
сумерки. Обращаться с просьбой к Черненко было не только бессмысленно, но и
опасно.
К счастью, отступление было кратковременным. После долгих раздумий и
колебаний я решился написать Михаилу Сергеевичу Горбачеву.
Его выступления, слова, действия внушали оптимизм, вселяли веру в
перемены к лучшему. Весь стиль его деятельности, динамизм, общительность,
стремление к новому напоминали мне отца.
Я долго мучился над текстом письма. От него зависело так много. Наконец я
решился.
Довольно легко я дозвонился до помощника Горбачева Анатолия Сергеевича
Черняева. На следующий день он принял меня. С волнением я входил в первый
подъезд знакомого здания на Старой площади. Как давно я здесь не был...
Анатолий Сергеевич подробно расспросил меня обо всем, пообещав доложить
мой вопрос Михаилу Сергеевичу в ближайшие дни, чем удивил меня несказанно. Я
рассчитывал на ответ минимум через несколько недель, а то и месяцев. Видимо,
новые времена начались всерьез.
Действительно, дня через три-четыре, когда я опять дозвонился до
Черняева, он сказал, что Михаил Сергеевич посоветовался с другими членами
Политбюро и они решили, что в соответствии с нынешним курсом исторической
науки работа над мемуарами Никиты Сергеевича актуальна.
Черняев добавил, что
мне будут предоставлены все условия, а конкретно реализацией решения
занимается Александр Николаевич Яковлев. Он тут же продиктовал мне номер телефона помощника Яковлева Валерия Алексеевича Кузнецова, предложив в случае затруднений звонить.
Я был на седьмом небе! Оказывается, вот как бывает! А я рассчитывал на
обычную у нас волокиту. Вот что значит новое мышление!»
Вскоре имя Хрущева, отстраненного от власти в результате переворота в 1964 году, возвращается на страницы советской прессы после 20-летнего замалчивания.
Историк Рой Медведев отмечает, что «в 1965-1985 годах в СССР не было опубликовано ни одной статьи, в которой хотя бы упоминалось имя Н. С. Хрущева. <…> Даже статьи и исследования по внешней политике, включая такие события, как Берлинский и Карибский кризис, события в Венгрии и Польше в 1956 году, отношения с Югославией и т. п., публиковались без упоминания о Н. С. Хрущеве. <…> Два поколения советских школьников, изучавших после 1965 года историю СССР, могли сделать вывод, что после Сталина к власти в стране и партии сразу пришел не Хрущев, а Л. И. Брежнев. Имя Хрущева исключалось из воспоминаний политических и военных деятелей».
Западный историк Уильям Джей Томпсон в книге-биографии о лидере Советского Союза отмечает, что после отстранения Хрущева от власти на пленуме ЦК присутствовавший там глава ЦК Грузии Василий Джаванадзе на следующий день возвращался в Тбилиси. Купив газету, он с удивлением не обнаружил упоминания об отставке главы государства. Объявление на радио появилось только поздно вечером. В последовавших после этого сообщениях прессы не было никаких объяснений произошедшего, говорилось лишь, что Хрущев освобожден от должности по состоянию здоровья, в связи с преклонным возрастом. Его имя не появлялось больше вплоть до самой смерти, отмечает историк, за исключением одного эпизода. Под давлением КГБ он вынужденно заявил, что не передавал свои мемуары за границу и что изданная там книга - фальшивка. «Не было ни показательных процессов, ни ритуальных нападок на партийных съездах, ни публичных признаний вины, ни исключения из партии, - пишет Томпсон. - Даже в обвинениях в «субъективизме» и «волюнтаризме», которые последовали вслед за его устранением, не называлось его имя. Его последователи хотели забыть о его существовании и, очевидно, надеялись, что общество тоже его забудет». (Перевод - Н.Р.)
Словом, имя Хрущева возвращается в публичную плоскость исключительно благодаря приходу Горбачева к власти. А «объективно оценивать Хрущева», как просит Горбачев на Политбюро, начинает пресса. «Долго, очень долго об этих бурных годах не принято было говорить, - отмечает в одной из первых статей на эту тему Федор Бурлацкий, писавший речи Хрущеву. - Как будто чья-то рука начисто вырвала целую главу из нашей летописи. Почти двадцать лет лежало табу на имени Хрущева. Но жизнь берет свое. В докладе о 70-летии Октября, с которым выступил М. С. Горбачев, мы услышали давно ожидаемое слово о том времени - что было тогда сделано, недоделано или сделано не так».
Историк Рой Медведев отмечает и другие публикации на тему недавней истории: «Аргументов и фактов» (мартовские статьи о разоблачении культа личности Сталина и серию биографических материалов самого Медведева), журнала «Знамя» (в №№ 6-7 были обнародованы мемуары «Те десять лет», написанные журналистом Алексеем Аджубеем).
Зять Хрущева и легендарный главный редактор «Известий» Аджубей после смещения родственника был также лишен должности и выведен из состава ЦК. Долгие годы он если и публиковался в печати, то под псевдонимом - Радин (Рада Хрущева, дочь генерального секретаря). Перед приходом Горбачева к власти он работал в журнале “Советский Союз”, рассчитанном на зарубежье. Под своим именем он возвращается в печать только в начале перестройки. «Я был горд, что именно в «Советской России» нам удалось первыми прервать принудительное молчание А. Аджубея, когда он в сентябре 1985 г. выступил у нас с размышлениями публициста», - напишет позже Михаил Ненашев, тогда - главный редактор газеты. Дочь Хрущева Рада Никитична все это время продолжала оставаться редактором в “Науке и жизни”.
Помимо этого выходят в свет и дневники сына Хрущева, Сергея, - о днях, предшествовавших отставке главы государства; серию статей с продолжением под названием «Пенсионер союзного значения» с 1 октября того же года начал публиковать журнал «Огонек». Об этой работе журналист «Огонька» Константин Смирнов вспоминал годы спустя, когда стал вести программу «Большие родители» на НТВ: «Случилось так, что ко мне обратился сын Хрущева Сергей Никитич с просьбой посмотреть рукопись его воспоминаний об отце. Материал был невероятно интересный, но совершенно неудобоваримый с литературной точки зрения. Я переписал книгу от первого слова до последней точки. Так появилась книга “Пенсионер союзного значения”, которую тут же стали публиковать в “Огоньке”».
«В 1991 году ее выпустило в свет издательство «Новости» немыслимым по нынешним временам тиражом в сто пятьдесят тысяч экземпляров, - говорит в предисловии к третьему изданию сам Сергей Хрущев. - Они разошлись в неделю, и тогда допечатали еще сто тысяч. В те годы все источники информации о моем отце, Никите Сергеевиче Хрущеве, ограничивались моей собственной памятью. О нем уже разрешили говорить, но архивы оставались наглухо запечатанными, даже до старых газет удавалось добраться с огромным трудом».
Помимо мемуаров в годы перестройки публикуется и секретный доклад Хрущева на XX съезде КПСС 1956 года «О культе личности и его последствиях». (Его опубликовал журнал “Известия ЦК КПСС”, см. январь 1989.) Хотя еще за два года до этого (см. 21 октября 1987) на пресс-конференции в ответ на вопрос западного журналиста, не пора ли, наконец, предать доклад гласности, идеолог ЦК КПСС Александр Яковлев цинично замечает, что западным журналистам это должно быть безразлично - он ведь уже опубликован на Западе. Но тема начинает обсуждаться в печати. 31 октября «Аргументы и факты» дают мнение драматурга Михаила Шатрова: «документ, безусловно, должен быть опубликован», поскольку «мы уже столько знаем и так серьезно говорим о культе личности».
И лишь в своих мемуарах Яковлев скажет: «Доклад был настолько опасен для системы, что его долгое время боялись публиковать. Он оставался секретным еще три десятилетия. Кто-то передал его на Запад, а вот от советского народа доклад скрывали. Скрывали по очень простой причине: руководство страны боялось выходить с идеями десталинизации за пределы партийной элиты».
Лично присутствовавший на XX съезде, он расскажет в воспоминаниях и об атмосфере, царившей при чтении антисталинского доклада Хрущевым в 1956-м году: «Все казалось нереальным, даже то, что я здесь, в Кремле, и слова, которые перечеркивают почти все, чем я жил. Все разлеталось на мелкие кусочки, как осколочные снаряды на войне. В зале стояла гробовая тишина. Не слышно было ни скрипа кресел, ни кашля, ни шепота. Никто не смотрел друг на друга - то ли от неожиданности случившегося, то ли от смятения и страха, который, казалось, уже навечно поселился в советском человеке. Я встречал утверждения, что доклад сопровождался аплодисментами. Не было их. А вот в стенограмме помощники Хрущева их обозначили в нужных местах, чтобы изобразить поддержку доклада съездом. Особый смысл происходящего заключался в том, что в зале находилась высшая номенклатура партии и государства. А Хрущев приводил факт за фактом, один страшнее другого. Уходили с заседания, низко наклонив головы. Шок был невообразимо глубоким. Особенно от того, что на этот раз официально сообщили о преступлениях «самого» Сталина - «гениального вождя всех времен и народов». Так он именовался в то время».
1. Бурлацкий, Федор. «Хрущев. Штрихи к политическому портрету». «Литературная газета», 24 февраля 1988.
2. Витязев, Н.; Шадрин, А. Рубрика «Вопрос-Ответ». «Аргументы и факты», 31 октября 1987.
3. Медведев, Жорес; Медведев, Рой. «Никита Хрущев». Москва, издательство «Время», 2012.
4. Ненашев М.Ф., “Иллюзии свободы. Российские СМИ в эпоху перемен (1985-2009)”. Москва, “Логос”, 2010.
5. Романенкова, Екатерина; Татьяна Алексеева. «Константин Сергеевич Смирнов: Я - ребенок “больших родителей». “Записки журналиста. Сайт журналиста Екатерины Романенковой”. http://www.zapiski-rep.sitecity.ru/ltext_1112153251.phtml?p_ident=ltext_1112153251.p_1912014540
6. Хрущев, Сергей. «Никита Хрущев: Трилогия об отце: в 3 томах». Москва, издательство «Время», 2010.
7. Черняев А., Вебер А., Медведев В. (сост.). «В Политбюро ЦК КПСС… По записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова (1985-1991)». Москва, Альпина Бизнес Букс, 2006.
8. Яковлев, Александр. «Омут памяти». Москва, «Вагриус», 2000.
9. Tompson, William J. «Khrushchev - a political life». St. Martin’s Griffin, New York, 1997.
Источник: https://gorbymedia.com/post/04-23-1987
======================
Приглашаю всех в группы
«Эпоха освободительной Перестройки М.С. Горбачева»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
=======================
Как говорит генеральный секретарь на заседании, Сергей Хрущев в письме просит «дать ему возможность доработать мемуары отца». «Идем к тому времени, когда придется объективно оценить Хрущева и деятельность ЦК КПСС вообще, - говорит Горбачев. - Но не путать функции ЦК и КГБ!
Идеологическая и политическая работа - это ЦК. А КГБ пусть занимается государственной безопасностью. Идеологической жандармерии нам не нужно. Если будем путать одно с другим, ерунда получится, как раньше и получалось».
Вот как о своём письме и его дальнейшей судьбе позднее вспоминал сам Сергей Хрущев:
« Начавшиеся после смерти Брежнева изменения позволили всерьез задуматься о возможности работы над воспоминаниями отца в нашей стране, восстановлении
его доброго имени. Я стал обдумывать письмо Юрию Владимировичу Андропову, но не успел его написать. Андропова не стало. Над страной опять стали сгущаться
сумерки. Обращаться с просьбой к Черненко было не только бессмысленно, но и
опасно.
К счастью, отступление было кратковременным. После долгих раздумий и
колебаний я решился написать Михаилу Сергеевичу Горбачеву.
Его выступления, слова, действия внушали оптимизм, вселяли веру в
перемены к лучшему. Весь стиль его деятельности, динамизм, общительность,
стремление к новому напоминали мне отца.
Я долго мучился над текстом письма. От него зависело так много. Наконец я
решился.
Довольно легко я дозвонился до помощника Горбачева Анатолия Сергеевича
Черняева. На следующий день он принял меня. С волнением я входил в первый
подъезд знакомого здания на Старой площади. Как давно я здесь не был...
Анатолий Сергеевич подробно расспросил меня обо всем, пообещав доложить
мой вопрос Михаилу Сергеевичу в ближайшие дни, чем удивил меня несказанно. Я
рассчитывал на ответ минимум через несколько недель, а то и месяцев. Видимо,
новые времена начались всерьез.
Действительно, дня через три-четыре, когда я опять дозвонился до
Черняева, он сказал, что Михаил Сергеевич посоветовался с другими членами
Политбюро и они решили, что в соответствии с нынешним курсом исторической
науки работа над мемуарами Никиты Сергеевича актуальна.
Черняев добавил, что
мне будут предоставлены все условия, а конкретно реализацией решения
занимается Александр Николаевич Яковлев. Он тут же продиктовал мне номер телефона помощника Яковлева Валерия Алексеевича Кузнецова, предложив в случае затруднений звонить.
Я был на седьмом небе! Оказывается, вот как бывает! А я рассчитывал на
обычную у нас волокиту. Вот что значит новое мышление!»
Вскоре имя Хрущева, отстраненного от власти в результате переворота в 1964 году, возвращается на страницы советской прессы после 20-летнего замалчивания.
Историк Рой Медведев отмечает, что «в 1965-1985 годах в СССР не было опубликовано ни одной статьи, в которой хотя бы упоминалось имя Н. С. Хрущева. <…> Даже статьи и исследования по внешней политике, включая такие события, как Берлинский и Карибский кризис, события в Венгрии и Польше в 1956 году, отношения с Югославией и т. п., публиковались без упоминания о Н. С. Хрущеве. <…> Два поколения советских школьников, изучавших после 1965 года историю СССР, могли сделать вывод, что после Сталина к власти в стране и партии сразу пришел не Хрущев, а Л. И. Брежнев. Имя Хрущева исключалось из воспоминаний политических и военных деятелей».
Западный историк Уильям Джей Томпсон в книге-биографии о лидере Советского Союза отмечает, что после отстранения Хрущева от власти на пленуме ЦК присутствовавший там глава ЦК Грузии Василий Джаванадзе на следующий день возвращался в Тбилиси. Купив газету, он с удивлением не обнаружил упоминания об отставке главы государства. Объявление на радио появилось только поздно вечером. В последовавших после этого сообщениях прессы не было никаких объяснений произошедшего, говорилось лишь, что Хрущев освобожден от должности по состоянию здоровья, в связи с преклонным возрастом. Его имя не появлялось больше вплоть до самой смерти, отмечает историк, за исключением одного эпизода. Под давлением КГБ он вынужденно заявил, что не передавал свои мемуары за границу и что изданная там книга - фальшивка. «Не было ни показательных процессов, ни ритуальных нападок на партийных съездах, ни публичных признаний вины, ни исключения из партии, - пишет Томпсон. - Даже в обвинениях в «субъективизме» и «волюнтаризме», которые последовали вслед за его устранением, не называлось его имя. Его последователи хотели забыть о его существовании и, очевидно, надеялись, что общество тоже его забудет». (Перевод - Н.Р.)
Словом, имя Хрущева возвращается в публичную плоскость исключительно благодаря приходу Горбачева к власти. А «объективно оценивать Хрущева», как просит Горбачев на Политбюро, начинает пресса. «Долго, очень долго об этих бурных годах не принято было говорить, - отмечает в одной из первых статей на эту тему Федор Бурлацкий, писавший речи Хрущеву. - Как будто чья-то рука начисто вырвала целую главу из нашей летописи. Почти двадцать лет лежало табу на имени Хрущева. Но жизнь берет свое. В докладе о 70-летии Октября, с которым выступил М. С. Горбачев, мы услышали давно ожидаемое слово о том времени - что было тогда сделано, недоделано или сделано не так».
Историк Рой Медведев отмечает и другие публикации на тему недавней истории: «Аргументов и фактов» (мартовские статьи о разоблачении культа личности Сталина и серию биографических материалов самого Медведева), журнала «Знамя» (в №№ 6-7 были обнародованы мемуары «Те десять лет», написанные журналистом Алексеем Аджубеем).
Зять Хрущева и легендарный главный редактор «Известий» Аджубей после смещения родственника был также лишен должности и выведен из состава ЦК. Долгие годы он если и публиковался в печати, то под псевдонимом - Радин (Рада Хрущева, дочь генерального секретаря). Перед приходом Горбачева к власти он работал в журнале “Советский Союз”, рассчитанном на зарубежье. Под своим именем он возвращается в печать только в начале перестройки. «Я был горд, что именно в «Советской России» нам удалось первыми прервать принудительное молчание А. Аджубея, когда он в сентябре 1985 г. выступил у нас с размышлениями публициста», - напишет позже Михаил Ненашев, тогда - главный редактор газеты. Дочь Хрущева Рада Никитична все это время продолжала оставаться редактором в “Науке и жизни”.
Помимо этого выходят в свет и дневники сына Хрущева, Сергея, - о днях, предшествовавших отставке главы государства; серию статей с продолжением под названием «Пенсионер союзного значения» с 1 октября того же года начал публиковать журнал «Огонек». Об этой работе журналист «Огонька» Константин Смирнов вспоминал годы спустя, когда стал вести программу «Большие родители» на НТВ: «Случилось так, что ко мне обратился сын Хрущева Сергей Никитич с просьбой посмотреть рукопись его воспоминаний об отце. Материал был невероятно интересный, но совершенно неудобоваримый с литературной точки зрения. Я переписал книгу от первого слова до последней точки. Так появилась книга “Пенсионер союзного значения”, которую тут же стали публиковать в “Огоньке”».
«В 1991 году ее выпустило в свет издательство «Новости» немыслимым по нынешним временам тиражом в сто пятьдесят тысяч экземпляров, - говорит в предисловии к третьему изданию сам Сергей Хрущев. - Они разошлись в неделю, и тогда допечатали еще сто тысяч. В те годы все источники информации о моем отце, Никите Сергеевиче Хрущеве, ограничивались моей собственной памятью. О нем уже разрешили говорить, но архивы оставались наглухо запечатанными, даже до старых газет удавалось добраться с огромным трудом».
Помимо мемуаров в годы перестройки публикуется и секретный доклад Хрущева на XX съезде КПСС 1956 года «О культе личности и его последствиях». (Его опубликовал журнал “Известия ЦК КПСС”, см. январь 1989.) Хотя еще за два года до этого (см. 21 октября 1987) на пресс-конференции в ответ на вопрос западного журналиста, не пора ли, наконец, предать доклад гласности, идеолог ЦК КПСС Александр Яковлев цинично замечает, что западным журналистам это должно быть безразлично - он ведь уже опубликован на Западе. Но тема начинает обсуждаться в печати. 31 октября «Аргументы и факты» дают мнение драматурга Михаила Шатрова: «документ, безусловно, должен быть опубликован», поскольку «мы уже столько знаем и так серьезно говорим о культе личности».
И лишь в своих мемуарах Яковлев скажет: «Доклад был настолько опасен для системы, что его долгое время боялись публиковать. Он оставался секретным еще три десятилетия. Кто-то передал его на Запад, а вот от советского народа доклад скрывали. Скрывали по очень простой причине: руководство страны боялось выходить с идеями десталинизации за пределы партийной элиты».
Лично присутствовавший на XX съезде, он расскажет в воспоминаниях и об атмосфере, царившей при чтении антисталинского доклада Хрущевым в 1956-м году: «Все казалось нереальным, даже то, что я здесь, в Кремле, и слова, которые перечеркивают почти все, чем я жил. Все разлеталось на мелкие кусочки, как осколочные снаряды на войне. В зале стояла гробовая тишина. Не слышно было ни скрипа кресел, ни кашля, ни шепота. Никто не смотрел друг на друга - то ли от неожиданности случившегося, то ли от смятения и страха, который, казалось, уже навечно поселился в советском человеке. Я встречал утверждения, что доклад сопровождался аплодисментами. Не было их. А вот в стенограмме помощники Хрущева их обозначили в нужных местах, чтобы изобразить поддержку доклада съездом. Особый смысл происходящего заключался в том, что в зале находилась высшая номенклатура партии и государства. А Хрущев приводил факт за фактом, один страшнее другого. Уходили с заседания, низко наклонив головы. Шок был невообразимо глубоким. Особенно от того, что на этот раз официально сообщили о преступлениях «самого» Сталина - «гениального вождя всех времен и народов». Так он именовался в то время».
1. Бурлацкий, Федор. «Хрущев. Штрихи к политическому портрету». «Литературная газета», 24 февраля 1988.
2. Витязев, Н.; Шадрин, А. Рубрика «Вопрос-Ответ». «Аргументы и факты», 31 октября 1987.
3. Медведев, Жорес; Медведев, Рой. «Никита Хрущев». Москва, издательство «Время», 2012.
4. Ненашев М.Ф., “Иллюзии свободы. Российские СМИ в эпоху перемен (1985-2009)”. Москва, “Логос”, 2010.
5. Романенкова, Екатерина; Татьяна Алексеева. «Константин Сергеевич Смирнов: Я - ребенок “больших родителей». “Записки журналиста. Сайт журналиста Екатерины Романенковой”. http://www.zapiski-rep.sitecity.ru/ltext_1112153251.phtml?p_ident=ltext_1112153251.p_1912014540
6. Хрущев, Сергей. «Никита Хрущев: Трилогия об отце: в 3 томах». Москва, издательство «Время», 2010.
7. Черняев А., Вебер А., Медведев В. (сост.). «В Политбюро ЦК КПСС… По записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова (1985-1991)». Москва, Альпина Бизнес Букс, 2006.
8. Яковлев, Александр. «Омут памяти». Москва, «Вагриус», 2000.
9. Tompson, William J. «Khrushchev - a political life». St. Martin’s Griffin, New York, 1997.
Источник: https://gorbymedia.com/post/04-23-1987
======================
Приглашаю всех в группы
«Эпоха освободительной Перестройки М.С. Горбачева»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
=======================