Лев Григорьевич Качурин (воспоминания)
Лев Григорьевич Качурин
Жизнь моя сложилась так, что я встречал на своем жизненном пути много хороших, по- настоящему интересных людей. О некоторых я рассказывал. Это и Папанин И.Д. и академик Трешников А.Д. и академик Чилингаров А.Н., и академик Матишов Г.Г., многие другие (как много академиков, а я только кандидат в доктора, как пел Высоцкий). Но рассказать обо всех - это сложно. Это надо писать книгу. Большую книгу. Да я и начинал свой дневник, как некую книгу. Но вот я почти прекратил писать воспоминания. Этому были свои причины. Тем не менее, я считаю себя просто обязанным сказать несколько теплых слов о человеке, которого я считаю своим настоящим и первым учителем. Это заведующий кафедрой метеорологических приборов и измерений Ленинградского гидрометеорологического института Лев Григорьевич Качурин.
1. Сюда фото ЛГМИ на Охте
Увы, при всей насыщенности интернета, мне не удалось найти ни биографии Льва Григорьевича, ни его фотографии. Нет фото и у меня.
Мой рассказ будет скорее все же не о Льве Григорьевиче, а о себе - о моем становлении под его руководством. Это и понятно: что мог знать студент 3 курса о заведующем кафедрой? Да почти ничего…
Дальше неизбежно будут использоваться технические термины, по возможности я буду их пояснять, кому не интересно - можно ведь не читать. Я не обижусь. В конечном итоге свой дневник я веду для себя… [more]
Льва Григорьевича я считаю своим первым настоящим Учителем, учителем на всю жизнь. Именно он научил меня учиться, и я учусь, учусь всю жизнь…
Занятия по линии кафедры Качурина начинались лишь с третьего курса. Я к этому времени сдал дополнительные экзамены для перехода с гидрологического на метеорологический факультет, меня перевели. По-прежнему подрабатывал в институтской кочегарке кочегаром ( писал об этом ). На третьем курсе обычно студенты определялись со своей будущей специализацией и многие прибивались к какой-либо кафедре, к «своей» кафедре. Писали по тематике кафедры курсовые работы, а позже диплом. Кафедра Льва Григорьевича меня привлекала больше любой другой. Здесь было много приборов и не только метеорологических, но различных осциллографов, частотомеров, трансформаторов, дросселей - чего тут только не было! Я с огромным удовольствием возился со всем металлическим и электрическим барахлом на занятиях.
Как-то в начале учебного семестра ко мне подошел сотрудник кафедры (не помню звание, должность) - Вася Ушаков, и спрашивает:
- Ты не хотел бы поработать на нашей кафедре?
- Что значит «поработать»?
Ведь работая кочегаром, я получал пусть небольшую но зарплату, и она была для меня немалым подспорьем. Ушаков мне объяснил:
- Мы тебя зачислим в штат научно-исследовательского сектора на должность старшего лаборанта, так что материально ты даже выиграешь. Зайди к Качурину. Обрадовался. Значит я уже чем-то приглянулся Льву Григорьевичу. Пошел к Качурину. Застать его в одиночестве в его маленьком кабинетике было не просто: он и лекции читал, и проводил семинарские занятия, и работал с научно-исследовательским сектором, общался со студентами, аспирантами, доцентами кафедры. Да мало ли дел у заведующего кафедрой?! Но я улучил момент, застал его в кабинете одного.
- Садись, - сказал он. И тут же огорошил:
- Ты с дипломатией, надеюсь, немного знаком?
Оказалось, была одна тема, которую уже пытались решить две студентки старшего курса, но безуспешно. В предыдущем семестре писали они работу, изучая перегрев и погрешности датчиков сопротивления при измерении температуры воздуха. В итоге у них ничего не получилось. Нет, работа была написана, в таблицах приведено много экспериментальных данных, много графиков, причем красиво построенных, но… конечного результата не было: погрешность конечно есть, но определить ее не удалось.
- Понимаешь, объясняет мне ЛГ, - я им поставил четверки, не мог же я оставить их без стипендии. Но стипендия нужна им, а мне нужен результат, его я не получил. Тема важная для кафедры. Задачу надо решить, но не надо копаться в ошибках девчонок. Начни сначала. А тему мы назовем как-нибудь похоже на их тему, но чуть иначе. Берешься?
Что мог я ответить?! Конечно, я с радостью согласился. Полистал я эти курсовые, да так и оставил их на столе у Льва Григорьевича. Он был человек увлекающийся. Стал рассказывать о планируемых экспериментах, о перспективных задачах. Проговорили мы долго и на самые разные темы.
В помещении научно-исследовательского сектора (НИС) мне выделили рабочее место - простой стол, выдали спецодежду - серый халат. Завхоз Матвеич - мужчина средних лет, очень доброжелательный, простой в общении, у которого постоянно кто-нибудь что-нибудь клянчил, - принес мне набор инструментов, включая пару разных паяльников, припой, канифоль, несколько мотков проволоки разного диаметра, блестящих лаковой изоляцией. Все это казалось сказкой!
- Если что-то понадобится - приходи ко мне в каптерку, - сказал он.
Моя задача состояла в том, что бы найти методы, формулы расчета погрешности датчиков температуры, измеряющих температуру за счет изменения сопротивления проволоки, из которой этот датчик выполнен. Такие датчики чем-то напоминают паяльник: через провод, намотанный на стержень паяльника, пропускают ток, он сильно нагревается. Так же нагревается и датчик сопротивления, хотя по нему пропускают очень слабый ток, настолько слабый, что бы можно было только измерить величину изменения сопротивления. Но и этот ничтожный ток вызывает слабый нагрев обмотки, что несколько меняет сопротивление датчика, тем самым вносит погрешность в измерения.
Я с энтузиазмом принялся за работу. Начал первые эксперименты. Но наряду с этим обложился учебниками физики, математики, искал теоретическое решение проблемы. Стали появляться первые просветы в решении задачи. Первые дни Качурин подходил ко мне почти каждый день, интересовался, что делал, что намереваюсь делать. Видя, что я пропадаю на кафедре целыми днями, пропуская порой лекции, семинарские занятия, он договорился с директором института (ректорами тогда их не называли), и приказом по институту мне было установлено «свободное» расписание. Мне разрешалось официально не ходить на лекции, пропускать семинары, при условии, что по предметам, которые пропускаю, у меня будут во время сданы зачеты и оценки на экзаменах будут не ниже четверки. В этом же приказе свободное расписание было установлено еще нескольким студентам, в частности, Лешке Савичеву, моему приятелю, но работавшему на кафедре синоптической метеорологии. Я с головой погрузился в работу. Брал уже готовые датчики или делал их сам, проводил измерения, меняя температуру, ток, сопротивление датчиков и т.д. Одновременно копался в учебнике высшей математики, учебниках физики. Стала вырисовываться определенная картина. Зависимость погрешности от измерительного тока оказалась нелинейной, но вполне правдоподобной. Посмотрев первые результаты, Лев Григорьевич остался очень доволен. На заводе «Ленкабель» была только что разработана технология получения микропроволоки в стеклянной изоляции. Ее разработчик получил за это изобретение Ленинскую премию. Такая проволока была нужна для ракет, спутников и пр. Микросхем тогда еще не было, микропроволока позволяла миниатюризировать различные управляющие сжемы. Сама технология производства проста: в держатель вставляется металлический стержень толщиной менее 1 см, на него одевается стеклянная трубка (вероятно состав стекла имел значение), токами высокой частоты металлический стержень нагревался до стадии плавления, стеклянная трубка вокруг него тоже, естественно, плавилась. Текущая масса - метал внутри, стекло снаружи подавалась на маленький алюминиевый барабанчик, который вращался с очень больной скоростью, и на который наматывалась успевавшая остыть нить микропроволоки. Толщина такой проволоки измерялась в микронах.
У Льва Григорьевича были связи со многими предприятиями. Была тесная связь и с заводом «Ленкабель». Стал я ездить на завод, к приятелю Качурина. Тот давал мне обычно 3- 5 барабанчиков разной проволоки. Была порой самая необычная проволока, например чугунная.
Порой сопротивление метра микропроволоки было очень большим - до 1000 ом и выше. Большую помощь оказала мне наша, институтская экспериментальная мастерская - там изготавливали по моему заказу всевозможные конструкции для датчиков сопротивления. Придумывать конструкции приходилось, конечно самому. В том числе и для микропроволоки.
Несколько датчиков было установлено на крыше здания. При этом измерительная часть прибора находилась в лаборатории. В своих лекциях Л.Г. рассказывал частенько одну историю, когда дистанционные измерения велись по неисправному датчику температуры: в прибор забрался паук, оплел все паутиной, данные измерений были искажены, конечно. Но это был абстрактный пример. Но вот однажды я заметил, что один из приборов, установленных мною на крыше здания, дает странные показания. Сняв его, я обнаружив внутри паука, порвавшего мою микропроволоку. Отныне пример в лекциях ЛГ с неисправным датчиком обрел конкретную привязку.
В конечном итоге, все получилось. Были найдены теоретические решения, подкрепленные экспериментальными данными. Результаты работы легли в основу моих курсовых работ, были опубликованы в нашей с Л.Г. статье, вышедшей уже после окончания мной института, вошли в учебное пособие для вузов Л.Г. Качурина «Электрические измерения неэлектрических величин». Я стал главным экспертом по части перегрева и погрешности подобных датчиков. Нередко на заседании кафедры, когда кто-нибудь докладывал результаты своих работ, где проводились изменения датчиками сопротивления, Качурин просил меня назвать возможную погрешность. Порой он вызывал меня и просил оценить возможные погрешности измерений в планирующейся работе. Если мои оценки были пессимистичны, работа не запускалась в дело.
Когда работа над этой темой была завершена, Лев Григорьевич подкинул мне новую. Придя как-то в нашу лабораторию и подойдя к моему столу, он небрежно бросил мне на стол американский научный журнал: «Посмотри, там интересная вещь - бифлюгарка». Подумай - нам надо этим заняться.
Флюгер - это прибор, показывающий откуда дует ветер, т.е. он имеет одну степень свободы.. Бифлюгарка - прибор, имеющий две степени свободы - показывающий направление движения воздуха как в горизонтальной, так и в вертикальной плоскостях.
Изучил я статью о флюгарке в американском журнале. Небольшая статейка, ничего конкретного и очень небольшой рисунок прибора. Стал я изобретать всевозможные конструкции этих бифлюгарок. Отличались они в основном формой «хвостового» оперения, ну и еще размерами. В качестве датчиков использовал сельсины (это нечто подобное электромоторчику). Бифлюгарки изготавливали все в той же экспериментальной мастерской. Для измерений использовались осциллографы, притом очень высокой скорости записи. Вскоре начались испытания моих бифлюгарок. Испытания проходили в аэродинамической трубе Лениградского политеха. Это была самая большая (3 метра в диаметре) аэродинамическая труба в Ленинграде. Попасть в нее было непросто. Помог наш преподаватель Олег Сергеевич Оболенский, преподавал теоретическую механику и имел тесные связи с Политехом. На испытания мы ездили всегда вместе. При этом, так уж получилось, Олег Сергеевич выполнял при этом роль ассистента6 Он палкой отклонял в сторону флюгарку, по моей команде отпускал ее, я записывал на осциллографе результаты. Лев Григорьевич постоянно контролировал ход работ, подсказывал. Эта работа послужила основой моей дипломной работы. Но, надо сказать, что интересных результатов получить с бифлюгарками не удалось. Но зато появилась метода испытаний датчиков направления ветра. Как-то нас попросил провести испытания нового прибора, изготовленного для военных кораблей (кажется эсминцев). Прибор планировалось устанавливать над рулевой рубкой под антенной радиолокатора. Поскольку расстояние там было небольшим, то для этих целей заводчане «ящика» изготовили уменьшенную копию стандартного метеорологического анеморумбометра (прибора, измеряющего силу и направление ветра). Испытав такой прибор в трубе, обнаружил, что он подвержен флаттеру (вибрации) - явлению, хорошо известного авиаторам. Выявить это помогла именно методика быстрой осциллографической записи при испытаниях. Прибор был заменен.
Андрей БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ, ректор Тверского госуниверситета: - Я с большой благодарностью вспоминаю и своих школьных учителей, но если выделить кого¬-то одного, то самое большое влияние на мое становление оказал Лев Григорьевич Качурин, великий советский физик. Это мой научный руководитель по первой диссертации, заведующий кафедрой экспериментальной физики Российского государственного гидрометеорологического университета. Участник войны, под Сталинградом он потерял ногу, но после этого жил полноценной жизнью не только в науке, но и катался на лыжах, на велосипеде. Настоящая скала, поистине могучий человек, у которого я, тогда двадцатипятилетний, многому научился.
0-0-0-
https://www.proza.ru/2008/03/01/427
Рассказывали, что в 50-х годах на базе вел занятия Лев Григорьевич Качурин, бывший заведующий нашей кафедрой. Он инвалид войны, потерял ногу на фронте. Ездил сюда с сыном, ему тогда было около 10 лет. Сыну очень хотелось поплавать по Оредежу на плоту. И вот Лев Григорьевич сделал плот и сплавился с сыном по реке до Батово (это около 2 километров), положив протез на плот. Я представляю, что для этого нужна определенная смелость, ведь в случае аварии помочь инвалиду с ребенком было бы некому.
Если начинать с самых давних пор, какие сохранила память, то должен вспомнить о Василии Михайловиче Ушакове. Это был опытный синоптик-приборист, работал он на кафедре метеопрогнозов и выезжал на базу со своей женой, Тамарой Васильевной Ушаковой. Василий Михайлович несколько раз ездил на зимовку в Антарктиду. Судьба распорядилась так, что в конце 70-х годов он умер от сердеч-ного приступа как раз во время практики. Его могила - на кладбище в Даймище, на памятнике изображены льды и пингвины. До сих пор в день его смерти туда приходят преподаватели, иногда даже приезжа-ют из города.
…
Было бы несправедливо не упомянуть еще одного преподавателя - Бориса Яковлевича Толстоброва, бывшего доцента нашей кафедры. Но Борис Яковлевич - настолько заметная и неоднозначная фигура, что о нём нужно рассказать подробнее.
Он окончил Гидромет и работал на нашей кафедре экспериментальной физики атмосферы до начала 80-х годов. Когда я пришел в институт в 1970 году, он уже был кандидатом наук, доцентом, руководил научно-исследовательской темой. Планировал защитить докторскую диссертацию. Но этому воспротивился Лев Григорьевич Качурин, наш зав кафедрой. Мне, тогда молодому инженеру, трудно было судить, кто прав, кто виноват, но докторскую Борис Яковлевич так и не защитил. Отношения с Качуриным у него испортились. И, хотя положение у него было достаточно прочное, чтобы вести самостоятельную работу, он ушел от нас заведовать вновь созданной кафедрой информационно-измерительных систем.
Борис Яковлевич был весьма деятельным, честолюбивым челове-ком. Он избирался председателем профсоюзного комитета института, некоторое время работал деканом метеорологического факультета, а затем - проректором по учебной работе. Говорят, в молодости даже избирался депутатом райсовета.
Когда Лев Григорьевич Качурин по возрасту не мог дальше избираться на должность заведующего нашей кафедрой, Борис Яковлевич подал заявление на эту должность. Возник крупный скандал. Не мог Лев Григорьевич допустить, чтобы его бывший подчинённый, с кото-рым он был в ссоре, стал его начальником. Коллектив кафедры раскололся на две части. Одни сотрудники поддерживали Толстоброва, другие яростно противились. Наш ректор разрубил этот гордиев узел, предложив должность заведующего кафедрой Анатолию Дмит-риевичу Кузнецову, молодому преподавателю. Эта кандидатура всех устроила, и Анатолий Дмитриевич успешно заведует кафедрой и по сей день.
А вот Бориса Яковлевича уже нет в университете. Он ушел на пенсию где-то в конце 90-х. У него двое детей, дочь Наташа и сын Максим. Оба учились у нас в институте, обоих я хорошо помню. Наташа была очень симпатичной девушкой, старательной студенткой. Максим на-много младше её, учился у нас в середине 90-х годов. Был у него звонкий голос, пел он песни так, что
Практику по аэроло-гии для студентов 3 курса вели доцент Лев Иванович Гашин и зав ла-бораторией Валентин Владимирович Лазарев.
Лев Иванович Гашин был, что называется, нормальным доцентом. Дело своё он знал хорошо, вел научно-исследовательскую работу, связанную с обледенением судов. Ездил в экспедиции на судах, а в начале 80-х годов поехал на полтора года преподавать в Мозамбик.
- Коля, - сказал он мне, - придётся тебе читать за меня лекции! Читаешь ты хорошо, справишься?
А я тогда еще не был преподавателем. Был старшим научным со-трудником. И весь мой преподавательский опыт - практические занятия в лаборатории. Ну, прочитал пару лекций для заочников. Но преподавать - это было моей мечтой, поэтому я охотно согласился. В 1983 году я впервые прочитал курс лекций по гидрометеорологическим измерениям. Через год Гашин возвратился, а я уже вошел во вкус лекторской работы.
- Лев Иванович, - попросил я его, - а что если я и дальше буду читать этот курс? Ведь я не преподаватель, вы можете записывать себе эти часы!
- Ладно, - сказал он, - пусть у тебя будет хорошая практика!
Так и остался я читать курс, и читаю его по сей день, за что вспоминаю Льва Ивановича добрым словом. Довелось мне работать с ним и в Даймище, вместе запускали радиозонды и шары-пилоты. Потом обрабатывали наблюдения.
Шаропилотные наблюдения очень интересны. Нужно непрерывно следить за выпущенным шаром в теодолит, постоянно подкручивать винты, наводя теодолит на шар, и периодически диктовать помощни-ку углы - горизонтальный и вертикальный. Наблюдатель не может оторваться от окуляра в течение всего периода наблюдения, а это иногда 30-40 минут, или даже больше. Руки его тоже заняты, он крутит винты. А лето, как назло, выдалось комариное. И кусают комары бед-ного наблюдателя, а тот не может даже рукой взмахнуть! Поэтому мы назначали на каждый теодолит не двоих студентов, а троих - наблюдатель, помощник, и гоняльщик комаров, который махал веткой вокруг несчастного наблюдателя. Вся база хохотала над этим зрелищем.
В начале 90-х годов Лев Иванович ушел на пенсию и вскоре умер. Ему было всего 62 года. Говорят, что причиной его болезни была плохая акклиматизация после поездки в Мозамбик. Так это, или нет, не знаю.
Основателем гидрологической практики, её легендой, считается Дмитрий Михайлович Кудрицкий, который разработал всю методику её проведения. Дмитрий Михайлович работал на практике с 1951 года до средины 70-х годов. Сейчас его уже нет в живых.
Жизнь моя сложилась так, что я встречал на своем жизненном пути много хороших, по- настоящему интересных людей. О некоторых я рассказывал. Это и Папанин И.Д. и академик Трешников А.Д. и академик Чилингаров А.Н., и академик Матишов Г.Г., многие другие (как много академиков, а я только кандидат в доктора, как пел Высоцкий). Но рассказать обо всех - это сложно. Это надо писать книгу. Большую книгу. Да я и начинал свой дневник, как некую книгу. Но вот я почти прекратил писать воспоминания. Этому были свои причины. Тем не менее, я считаю себя просто обязанным сказать несколько теплых слов о человеке, которого я считаю своим настоящим и первым учителем. Это заведующий кафедрой метеорологических приборов и измерений Ленинградского гидрометеорологического института Лев Григорьевич Качурин.
1. Сюда фото ЛГМИ на Охте
Увы, при всей насыщенности интернета, мне не удалось найти ни биографии Льва Григорьевича, ни его фотографии. Нет фото и у меня.
Мой рассказ будет скорее все же не о Льве Григорьевиче, а о себе - о моем становлении под его руководством. Это и понятно: что мог знать студент 3 курса о заведующем кафедрой? Да почти ничего…
Дальше неизбежно будут использоваться технические термины, по возможности я буду их пояснять, кому не интересно - можно ведь не читать. Я не обижусь. В конечном итоге свой дневник я веду для себя… [more]
Льва Григорьевича я считаю своим первым настоящим Учителем, учителем на всю жизнь. Именно он научил меня учиться, и я учусь, учусь всю жизнь…
Занятия по линии кафедры Качурина начинались лишь с третьего курса. Я к этому времени сдал дополнительные экзамены для перехода с гидрологического на метеорологический факультет, меня перевели. По-прежнему подрабатывал в институтской кочегарке кочегаром ( писал об этом ). На третьем курсе обычно студенты определялись со своей будущей специализацией и многие прибивались к какой-либо кафедре, к «своей» кафедре. Писали по тематике кафедры курсовые работы, а позже диплом. Кафедра Льва Григорьевича меня привлекала больше любой другой. Здесь было много приборов и не только метеорологических, но различных осциллографов, частотомеров, трансформаторов, дросселей - чего тут только не было! Я с огромным удовольствием возился со всем металлическим и электрическим барахлом на занятиях.
Как-то в начале учебного семестра ко мне подошел сотрудник кафедры (не помню звание, должность) - Вася Ушаков, и спрашивает:
- Ты не хотел бы поработать на нашей кафедре?
- Что значит «поработать»?
Ведь работая кочегаром, я получал пусть небольшую но зарплату, и она была для меня немалым подспорьем. Ушаков мне объяснил:
- Мы тебя зачислим в штат научно-исследовательского сектора на должность старшего лаборанта, так что материально ты даже выиграешь. Зайди к Качурину. Обрадовался. Значит я уже чем-то приглянулся Льву Григорьевичу. Пошел к Качурину. Застать его в одиночестве в его маленьком кабинетике было не просто: он и лекции читал, и проводил семинарские занятия, и работал с научно-исследовательским сектором, общался со студентами, аспирантами, доцентами кафедры. Да мало ли дел у заведующего кафедрой?! Но я улучил момент, застал его в кабинете одного.
- Садись, - сказал он. И тут же огорошил:
- Ты с дипломатией, надеюсь, немного знаком?
Оказалось, была одна тема, которую уже пытались решить две студентки старшего курса, но безуспешно. В предыдущем семестре писали они работу, изучая перегрев и погрешности датчиков сопротивления при измерении температуры воздуха. В итоге у них ничего не получилось. Нет, работа была написана, в таблицах приведено много экспериментальных данных, много графиков, причем красиво построенных, но… конечного результата не было: погрешность конечно есть, но определить ее не удалось.
- Понимаешь, объясняет мне ЛГ, - я им поставил четверки, не мог же я оставить их без стипендии. Но стипендия нужна им, а мне нужен результат, его я не получил. Тема важная для кафедры. Задачу надо решить, но не надо копаться в ошибках девчонок. Начни сначала. А тему мы назовем как-нибудь похоже на их тему, но чуть иначе. Берешься?
Что мог я ответить?! Конечно, я с радостью согласился. Полистал я эти курсовые, да так и оставил их на столе у Льва Григорьевича. Он был человек увлекающийся. Стал рассказывать о планируемых экспериментах, о перспективных задачах. Проговорили мы долго и на самые разные темы.
В помещении научно-исследовательского сектора (НИС) мне выделили рабочее место - простой стол, выдали спецодежду - серый халат. Завхоз Матвеич - мужчина средних лет, очень доброжелательный, простой в общении, у которого постоянно кто-нибудь что-нибудь клянчил, - принес мне набор инструментов, включая пару разных паяльников, припой, канифоль, несколько мотков проволоки разного диаметра, блестящих лаковой изоляцией. Все это казалось сказкой!
- Если что-то понадобится - приходи ко мне в каптерку, - сказал он.
Моя задача состояла в том, что бы найти методы, формулы расчета погрешности датчиков температуры, измеряющих температуру за счет изменения сопротивления проволоки, из которой этот датчик выполнен. Такие датчики чем-то напоминают паяльник: через провод, намотанный на стержень паяльника, пропускают ток, он сильно нагревается. Так же нагревается и датчик сопротивления, хотя по нему пропускают очень слабый ток, настолько слабый, что бы можно было только измерить величину изменения сопротивления. Но и этот ничтожный ток вызывает слабый нагрев обмотки, что несколько меняет сопротивление датчика, тем самым вносит погрешность в измерения.
Я с энтузиазмом принялся за работу. Начал первые эксперименты. Но наряду с этим обложился учебниками физики, математики, искал теоретическое решение проблемы. Стали появляться первые просветы в решении задачи. Первые дни Качурин подходил ко мне почти каждый день, интересовался, что делал, что намереваюсь делать. Видя, что я пропадаю на кафедре целыми днями, пропуская порой лекции, семинарские занятия, он договорился с директором института (ректорами тогда их не называли), и приказом по институту мне было установлено «свободное» расписание. Мне разрешалось официально не ходить на лекции, пропускать семинары, при условии, что по предметам, которые пропускаю, у меня будут во время сданы зачеты и оценки на экзаменах будут не ниже четверки. В этом же приказе свободное расписание было установлено еще нескольким студентам, в частности, Лешке Савичеву, моему приятелю, но работавшему на кафедре синоптической метеорологии. Я с головой погрузился в работу. Брал уже готовые датчики или делал их сам, проводил измерения, меняя температуру, ток, сопротивление датчиков и т.д. Одновременно копался в учебнике высшей математики, учебниках физики. Стала вырисовываться определенная картина. Зависимость погрешности от измерительного тока оказалась нелинейной, но вполне правдоподобной. Посмотрев первые результаты, Лев Григорьевич остался очень доволен. На заводе «Ленкабель» была только что разработана технология получения микропроволоки в стеклянной изоляции. Ее разработчик получил за это изобретение Ленинскую премию. Такая проволока была нужна для ракет, спутников и пр. Микросхем тогда еще не было, микропроволока позволяла миниатюризировать различные управляющие сжемы. Сама технология производства проста: в держатель вставляется металлический стержень толщиной менее 1 см, на него одевается стеклянная трубка (вероятно состав стекла имел значение), токами высокой частоты металлический стержень нагревался до стадии плавления, стеклянная трубка вокруг него тоже, естественно, плавилась. Текущая масса - метал внутри, стекло снаружи подавалась на маленький алюминиевый барабанчик, который вращался с очень больной скоростью, и на который наматывалась успевавшая остыть нить микропроволоки. Толщина такой проволоки измерялась в микронах.
У Льва Григорьевича были связи со многими предприятиями. Была тесная связь и с заводом «Ленкабель». Стал я ездить на завод, к приятелю Качурина. Тот давал мне обычно 3- 5 барабанчиков разной проволоки. Была порой самая необычная проволока, например чугунная.
Порой сопротивление метра микропроволоки было очень большим - до 1000 ом и выше. Большую помощь оказала мне наша, институтская экспериментальная мастерская - там изготавливали по моему заказу всевозможные конструкции для датчиков сопротивления. Придумывать конструкции приходилось, конечно самому. В том числе и для микропроволоки.
Несколько датчиков было установлено на крыше здания. При этом измерительная часть прибора находилась в лаборатории. В своих лекциях Л.Г. рассказывал частенько одну историю, когда дистанционные измерения велись по неисправному датчику температуры: в прибор забрался паук, оплел все паутиной, данные измерений были искажены, конечно. Но это был абстрактный пример. Но вот однажды я заметил, что один из приборов, установленных мною на крыше здания, дает странные показания. Сняв его, я обнаружив внутри паука, порвавшего мою микропроволоку. Отныне пример в лекциях ЛГ с неисправным датчиком обрел конкретную привязку.
В конечном итоге, все получилось. Были найдены теоретические решения, подкрепленные экспериментальными данными. Результаты работы легли в основу моих курсовых работ, были опубликованы в нашей с Л.Г. статье, вышедшей уже после окончания мной института, вошли в учебное пособие для вузов Л.Г. Качурина «Электрические измерения неэлектрических величин». Я стал главным экспертом по части перегрева и погрешности подобных датчиков. Нередко на заседании кафедры, когда кто-нибудь докладывал результаты своих работ, где проводились изменения датчиками сопротивления, Качурин просил меня назвать возможную погрешность. Порой он вызывал меня и просил оценить возможные погрешности измерений в планирующейся работе. Если мои оценки были пессимистичны, работа не запускалась в дело.
Когда работа над этой темой была завершена, Лев Григорьевич подкинул мне новую. Придя как-то в нашу лабораторию и подойдя к моему столу, он небрежно бросил мне на стол американский научный журнал: «Посмотри, там интересная вещь - бифлюгарка». Подумай - нам надо этим заняться.
Флюгер - это прибор, показывающий откуда дует ветер, т.е. он имеет одну степень свободы.. Бифлюгарка - прибор, имеющий две степени свободы - показывающий направление движения воздуха как в горизонтальной, так и в вертикальной плоскостях.
Изучил я статью о флюгарке в американском журнале. Небольшая статейка, ничего конкретного и очень небольшой рисунок прибора. Стал я изобретать всевозможные конструкции этих бифлюгарок. Отличались они в основном формой «хвостового» оперения, ну и еще размерами. В качестве датчиков использовал сельсины (это нечто подобное электромоторчику). Бифлюгарки изготавливали все в той же экспериментальной мастерской. Для измерений использовались осциллографы, притом очень высокой скорости записи. Вскоре начались испытания моих бифлюгарок. Испытания проходили в аэродинамической трубе Лениградского политеха. Это была самая большая (3 метра в диаметре) аэродинамическая труба в Ленинграде. Попасть в нее было непросто. Помог наш преподаватель Олег Сергеевич Оболенский, преподавал теоретическую механику и имел тесные связи с Политехом. На испытания мы ездили всегда вместе. При этом, так уж получилось, Олег Сергеевич выполнял при этом роль ассистента6 Он палкой отклонял в сторону флюгарку, по моей команде отпускал ее, я записывал на осциллографе результаты. Лев Григорьевич постоянно контролировал ход работ, подсказывал. Эта работа послужила основой моей дипломной работы. Но, надо сказать, что интересных результатов получить с бифлюгарками не удалось. Но зато появилась метода испытаний датчиков направления ветра. Как-то нас попросил провести испытания нового прибора, изготовленного для военных кораблей (кажется эсминцев). Прибор планировалось устанавливать над рулевой рубкой под антенной радиолокатора. Поскольку расстояние там было небольшим, то для этих целей заводчане «ящика» изготовили уменьшенную копию стандартного метеорологического анеморумбометра (прибора, измеряющего силу и направление ветра). Испытав такой прибор в трубе, обнаружил, что он подвержен флаттеру (вибрации) - явлению, хорошо известного авиаторам. Выявить это помогла именно методика быстрой осциллографической записи при испытаниях. Прибор был заменен.
Андрей БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ, ректор Тверского госуниверситета: - Я с большой благодарностью вспоминаю и своих школьных учителей, но если выделить кого¬-то одного, то самое большое влияние на мое становление оказал Лев Григорьевич Качурин, великий советский физик. Это мой научный руководитель по первой диссертации, заведующий кафедрой экспериментальной физики Российского государственного гидрометеорологического университета. Участник войны, под Сталинградом он потерял ногу, но после этого жил полноценной жизнью не только в науке, но и катался на лыжах, на велосипеде. Настоящая скала, поистине могучий человек, у которого я, тогда двадцатипятилетний, многому научился.
0-0-0-
https://www.proza.ru/2008/03/01/427
Рассказывали, что в 50-х годах на базе вел занятия Лев Григорьевич Качурин, бывший заведующий нашей кафедрой. Он инвалид войны, потерял ногу на фронте. Ездил сюда с сыном, ему тогда было около 10 лет. Сыну очень хотелось поплавать по Оредежу на плоту. И вот Лев Григорьевич сделал плот и сплавился с сыном по реке до Батово (это около 2 километров), положив протез на плот. Я представляю, что для этого нужна определенная смелость, ведь в случае аварии помочь инвалиду с ребенком было бы некому.
Если начинать с самых давних пор, какие сохранила память, то должен вспомнить о Василии Михайловиче Ушакове. Это был опытный синоптик-приборист, работал он на кафедре метеопрогнозов и выезжал на базу со своей женой, Тамарой Васильевной Ушаковой. Василий Михайлович несколько раз ездил на зимовку в Антарктиду. Судьба распорядилась так, что в конце 70-х годов он умер от сердеч-ного приступа как раз во время практики. Его могила - на кладбище в Даймище, на памятнике изображены льды и пингвины. До сих пор в день его смерти туда приходят преподаватели, иногда даже приезжа-ют из города.
…
Было бы несправедливо не упомянуть еще одного преподавателя - Бориса Яковлевича Толстоброва, бывшего доцента нашей кафедры. Но Борис Яковлевич - настолько заметная и неоднозначная фигура, что о нём нужно рассказать подробнее.
Он окончил Гидромет и работал на нашей кафедре экспериментальной физики атмосферы до начала 80-х годов. Когда я пришел в институт в 1970 году, он уже был кандидатом наук, доцентом, руководил научно-исследовательской темой. Планировал защитить докторскую диссертацию. Но этому воспротивился Лев Григорьевич Качурин, наш зав кафедрой. Мне, тогда молодому инженеру, трудно было судить, кто прав, кто виноват, но докторскую Борис Яковлевич так и не защитил. Отношения с Качуриным у него испортились. И, хотя положение у него было достаточно прочное, чтобы вести самостоятельную работу, он ушел от нас заведовать вновь созданной кафедрой информационно-измерительных систем.
Борис Яковлевич был весьма деятельным, честолюбивым челове-ком. Он избирался председателем профсоюзного комитета института, некоторое время работал деканом метеорологического факультета, а затем - проректором по учебной работе. Говорят, в молодости даже избирался депутатом райсовета.
Когда Лев Григорьевич Качурин по возрасту не мог дальше избираться на должность заведующего нашей кафедрой, Борис Яковлевич подал заявление на эту должность. Возник крупный скандал. Не мог Лев Григорьевич допустить, чтобы его бывший подчинённый, с кото-рым он был в ссоре, стал его начальником. Коллектив кафедры раскололся на две части. Одни сотрудники поддерживали Толстоброва, другие яростно противились. Наш ректор разрубил этот гордиев узел, предложив должность заведующего кафедрой Анатолию Дмит-риевичу Кузнецову, молодому преподавателю. Эта кандидатура всех устроила, и Анатолий Дмитриевич успешно заведует кафедрой и по сей день.
А вот Бориса Яковлевича уже нет в университете. Он ушел на пенсию где-то в конце 90-х. У него двое детей, дочь Наташа и сын Максим. Оба учились у нас в институте, обоих я хорошо помню. Наташа была очень симпатичной девушкой, старательной студенткой. Максим на-много младше её, учился у нас в середине 90-х годов. Был у него звонкий голос, пел он песни так, что
Практику по аэроло-гии для студентов 3 курса вели доцент Лев Иванович Гашин и зав ла-бораторией Валентин Владимирович Лазарев.
Лев Иванович Гашин был, что называется, нормальным доцентом. Дело своё он знал хорошо, вел научно-исследовательскую работу, связанную с обледенением судов. Ездил в экспедиции на судах, а в начале 80-х годов поехал на полтора года преподавать в Мозамбик.
- Коля, - сказал он мне, - придётся тебе читать за меня лекции! Читаешь ты хорошо, справишься?
А я тогда еще не был преподавателем. Был старшим научным со-трудником. И весь мой преподавательский опыт - практические занятия в лаборатории. Ну, прочитал пару лекций для заочников. Но преподавать - это было моей мечтой, поэтому я охотно согласился. В 1983 году я впервые прочитал курс лекций по гидрометеорологическим измерениям. Через год Гашин возвратился, а я уже вошел во вкус лекторской работы.
- Лев Иванович, - попросил я его, - а что если я и дальше буду читать этот курс? Ведь я не преподаватель, вы можете записывать себе эти часы!
- Ладно, - сказал он, - пусть у тебя будет хорошая практика!
Так и остался я читать курс, и читаю его по сей день, за что вспоминаю Льва Ивановича добрым словом. Довелось мне работать с ним и в Даймище, вместе запускали радиозонды и шары-пилоты. Потом обрабатывали наблюдения.
Шаропилотные наблюдения очень интересны. Нужно непрерывно следить за выпущенным шаром в теодолит, постоянно подкручивать винты, наводя теодолит на шар, и периодически диктовать помощни-ку углы - горизонтальный и вертикальный. Наблюдатель не может оторваться от окуляра в течение всего периода наблюдения, а это иногда 30-40 минут, или даже больше. Руки его тоже заняты, он крутит винты. А лето, как назло, выдалось комариное. И кусают комары бед-ного наблюдателя, а тот не может даже рукой взмахнуть! Поэтому мы назначали на каждый теодолит не двоих студентов, а троих - наблюдатель, помощник, и гоняльщик комаров, который махал веткой вокруг несчастного наблюдателя. Вся база хохотала над этим зрелищем.
В начале 90-х годов Лев Иванович ушел на пенсию и вскоре умер. Ему было всего 62 года. Говорят, что причиной его болезни была плохая акклиматизация после поездки в Мозамбик. Так это, или нет, не знаю.
Основателем гидрологической практики, её легендой, считается Дмитрий Михайлович Кудрицкий, который разработал всю методику её проведения. Дмитрий Михайлович работал на практике с 1951 года до средины 70-х годов. Сейчас его уже нет в живых.