Мамчур. Америка с нами.
Помните это видео
Полковник ВВС Украины, а ныне Народный депутат Верховной Рады этой страны дал интервью "Репортеру Вести", ряд моментов которого будут очень интересны.
Текст: Влад Абрамов
Крым. Март прошлого года. Новости - как глухой набат. Заблокированные корабли. Осажденные воинские части. Гордиться нечем и некем. Но появляется видео с военнослужащими Бельбека. Вот они, бойцы, которыми можно гордиться! Полковник Мамчур, вышедший со своими людьми без оружия с флагами полка и Украины к вооруженному до зубов противнику… Наверное, этот момент помнят все.
С тех пор прошел год. Как известно, после той истории русские взяли военный аэродром в Бельбеке штурмом. Мамчур провел три дня в одиночной камере. Затем уехал в Киев и стал нардепом. Вышли на материк и около 40% его подчиненных. Некоторые из низ сейчас служат в Николаеве. Другие воюют в АТО. Мы встретились с Юлием Мамчуром в столичном кафе, расспросили его о событиях в Крыму и о том, как ему работается в парламенте
- Сильно отличается жизнь командира части от жизни депутата?
- Конечно! (Смеется.) В Верховной Раде есть депутаты, которые жизнь прожили «под куполом» и все знают об этой работе. И есть такие, как я. Многое вообще непонятно. Вот в армии есть люди, которые старше тебя и которые учат тебя. Есть те, кто равен тебе по статусу. И, наконец, есть те, кого учишь ты. А здесь ты сам по себе. Понятно, что можно обратиться с вопросом к некоторым старожилам, но нельзя же беспокоить их по каждому поводу.
- Сильно устаете?
- Там аура плохая. (Смеется.) Я встаю в шесть, чтобы к восьми уже быть в сессионном зале. Готовлюсь к работе. Надо многое прочитать, ознакомиться. Для себя все уяснить или спросить товарища, который лучше разбирается. И ты вроде мешки не носишь, но к вечеру выжат как лимон. Я привык быть в движении - или в воздушном пространстве, или ездить контролировать подчиненных. Здесь я сижу на одном месте по восемь часов. Несмотря на это, «батарейки садятся» ощутимо.
- А с кем вам проще общаться - с комбатами или с гражданскими?
- С первыми сложнее. Вот так сухо, по-военному отвечу. Я кадровый военный, а они нет. На многие вещи мы смотрим по-разному. Я, например, не понимаю разговоров о «параллельном генштабе». Но одно дело делаем, общий язык находим. Занимаемся вопросами мобилизации, обеспечения армии, военного бюджета.
Я хочу сказать, что не рвался в политику. Не было у меня мечты стать депутатом. Никогда в моем расписании не было пункта «Посмотреть канал „Рада“». Сейчас мне звонят мои военнослужащие, говорят: «Командир, мы смотрим вас. Нам интересно». ВР обновилась более чем на 50%. Пришли туда люди новые, те, кто хочет менять страну.
- Люди обращаются к вам с просьбами?
- Да. Даже крымчане писали. Просили помочь перевести детей в украинские школы и вузы. Опомнились, поняли, что крымские дипломы и аттестаты никому не нужны, и началось: «Мамчур! Помогите!» Я перенацеливаю их на Минобразования. И очень много глупых писем. Пишут: «Помогите разделить огород!»
- А избирательная кампания чем-то запомнилась?
- Я взял отпуск на 30 дней и поехал встречаться с людьми. Большую часть страны проехал. И всем были интересны крымские события, все спрашивали: «Почему так произошло? Почему не было применено оружие? Почему военные так быстро перешли на сторону РФ?»
- Что отвечали? Вот ваша часть почему не стреляла?
- Я не мог стрелять. Недалеко от нашей части находились жилые кварталы. Для того чтобы открыть огонь в таком месте, надо было объявить АТО еще в Крыму.
- Уже летом появилась информация, что был отдан письменный приказ: «В случае штурма частей или военных кораблей россиянами открывать огонь на поражение».
- Бумажного распоряжения я не видел. И по телефону мне никто такой приказ не отдавал.
- Но почему постовые не стреляли?
- Самое интересное, что на наши посты никто не лез! Морили голодом. Не пускали к бойцам подвоз пищи и воды. Не давали сменить их. В итоге солдаты четыре дня простояли без смены и начали терять сознание. Приезжала скорая, забирала их. И все. Такая методика была. Как мы могли стрелять? Возле нашей части стояли с флагами и простые севастопольцы, и самооборона, и казаки. Перед штурмом приехали автобусы с женщинами и детьми. И любой выстрел мог обернуться жертвами среди простых людей. Представьте, как бы это преподнесли российские СМИ. И не забывайте, что на нас бросили спецназ, который был одет с иголочки, у которого было новое вооружение, БТРы, пулеметы, гранатометы. Их было несколько сотен, а у нас - 50 пистолетов, 50 автоматов. И мы же летчики, а не спецподразделение. Могли прислать на подмогу морпехов, но не прислали. Зачистили бы нас.
- Россияне были готовы воевать?
- Сложно сказать. По моим ощущениям, им самим эта ситуация не очень нравилась. Чувствовалось, что и перед ними был барьер. Им тоже тяжело было видеть в нас врага. Мне российский офицер говорил: «Куда катится мир!» Но они прошли две Чечни, у них за плечами огромный боевой опыт. Они бы через этот барьер перешагнули, если бы был отдан приказ стрелять.
- Есть что-то сделанное или несделанное, о чем вы сожалеете?
- Нет. Анализирую те дни постоянно. Очень сложно возвращаться в то состояние. Но меня все время погружают в него на телешоу. Прокручивают те кадры с нашим походом со знаменем. Знаете, я ни разу сам не включал этот видеоролик. Мне до сих пор сложно смотреть на это. Я сразу же туда перемещаюсь. Начинаю думать: правильно ли я тогда поступал? Как еще могли развиваться события?
За мной ведь шло 250 человек. И я не питал иллюзий, я понимал, что нас встретят люди с оружием и они могут его применить. Часто спрашивают, боялся ли я в тот момент. Да, был страх. Но не такой, от которого шагу не можешь ступить. Страшно было за подчиненных. Я же не знал, как поведут себя россияне. Если бы они открыли огонь на поражение, мне бы с этим пришлось всю жизнь жить. Мне же поверили как командиру. Пошли за мной. И не обсуждали, идти или не идти. Только немного поговорили о том, брать с собой оружие или нет. Решили взять только знамена. Мне часто выговаривали, что шли под советским стягом. Но это боевое знамя части, оно 1941 года, другого у нас нет. Кстати, моя жена его вывезла из Крыма. Зашили в детское одеяло, везли на себе. И вывезли не только его, но и другие реликвии, экспонаты нашего музея.
- Почему так быстро военнослужащие переходили на сторону россиян?
- Мы, например, не быстро сдались, мы месяц держались. Вообще, у меня впечатление, что «зеленым человечкам» дали на все про все три дня. За это время они должны были всех убедить перейти на их сторону. Они не были готовы к тому, что мы так долго продержимся. У них поначалу даже большого запаса продуктов не было. Их солдаты начали через три дня в магазин бегать.
Пока я был в части, разговоров о том, что кто-то подписывает контракт с армией РФ, не было. Были попытки встретиться с моими солдатами и офицерами, но я их пресекал. Потом меня забрали на гауптвахту в Севастополь, продержали там три дня в одиночной камере. Затем выдворили в Чонгар. И там я узнал, что часть моих военнослужащих решила остаться…
В чем болезнь нашей армии? Катастрофическое недофинансирование, отсутствие жилья. На это и давили. И давили давно. У нас были совместные парады, и украинцы на них обсуждали, как выжить, а россияне говорили о покупках новых машин. Государство не могло обеспечить нас даже элементарным, не говоря уже о квартирах. Многие не росли в должностях, лишь бы их не трогали с насиженного места. Если ты переезжаешь в другой гарнизон, ты сам должен искать квартиру, обустраиваться. А если у тебя жена, дети? У многих было свое жилье в Крыму, семьи. Мало кто смог их бросить. Эта ситуация стала хорошим ситом для наших военных. Вышли самые лучшие.
У меня вышло с полуострова 38%. И это неплохой результат. Из некоторых частей выходило пять человек, а в части 600-800 военнослужащих. И не скажу, что в Крыму остались сплошь патриоты России. Люди попросту хотели получать 30 тысяч грн, как российский летчик, и иметь квартиру в Севастополе. Но за это надо было заплатить отметкой «Склонен к измене». Как жить с таким клеймом в личном деле? Кто будет доверять такому человеку? В Крыму сейчас вообще никто никому не доверяет. Военных запугали спецслужбы. Друзья смотрят друг на друга волками, везде видят фээсбэшников. Говорят, что даже школы прослушивают. Дети ведь как губка впитывают разговоры взрослых. Крымчан очень серьезно обработали.
- А вас как обрабатывали на гауптвахте? Обещали повышение? Деньги?
- Для меня всегда было важно не идти на сделку с совестью и не ставить деньги, квартиры, машины во главу угла. Как только ты начинаешь мыслить материально - тебе складывается цена. И россияне сразу почувствовали, что за рубли меня не купишь. Подошли с высокой идеей. Начали рассказывать про то, какая российская авиация великая. Потом добавили: «Мы знаем, что вы без квартиры, а вам известен наш уровень обеспечения авиаторов». Аккуратно полтора часа мучили. Потом поняли, что на уговоры не поддамся, и отправили в одиночную камеру.
- Вас часто обвиняют в том, что вы не подняли самолеты в воздух. Дескать, нельзя было оставлять их врагу.
- У меня часть несла боевое дежурство. Решение о ее передислокации должен был принять Генштаб. Что это за командир, если он сам будет принимать решение: хочу - лечу, хочу - не лечу? Но глава Генштаба Ильин принял решение остаться в Крыму, приказы он отдавал соответствующие. Когда все только начиналось, я его встретил на аэродроме, доложил, что мы готовы перебазироваться. Он ответил, что мы остаемся на исходных позициях. А через пять часов нас окружили. У нас был один день на то, чтобы выполнить любой приказ, но приказов не было.
- Многие считают, что надо было взорвать самолеты.
- Мы вывезли из Крыма 50 самолетов. Из них шесть уже летают, четыре ремонтируются. Хотя их считали железом. Над нашими техниками потешались: «Чего вы свой хлам забираете?» (По данным российских СМИ, в Бельбеке было лишь четыре истребителя, которые могли подняться в воздух. - «Репортер».) Еще летом мы начали нести боевое дежурство на своих самолетах. И многие наши ребята идут добровольцами в АТО. Их гложет то, что вот так оставили свою часть. Они хотят защитить родную землю.
- Не так давно были разговоры, что мы будем переходить на американские или европейские истребители. Что скажете на это?
- Я слышал об этом. Сейчас они нам не помогут. Переход на другую технику - процесс длительный, на это уходит не две недели, не два месяца, а два-три года. Нужно получить, изучить, подготовить летный состав. Не все так просто. Но надо помнить, что каждая «железка» имеет свой срок эксплуатации. Наша техника - самолеты, которые были выпущены в Советском Союзе. Настанет момент, когда мы не сможем поднять их в воздух. И надо не забывать об этом. Надо смотреть в будущее, причем смотреть в направлении западном. Российский военпром нам не подходит - уж очень страна непредсказуемая.
- Кто из западных стран помог нашей армии?
- Многие обещают, но ничего не делают. Пока очень сильно помогла Канада. Они привезли огромное количество имущества. Ребята одеты, обуты, у них есть спецсредства связи, прицелы, тепловизоры. Но что я вам хочу сказать: мы привыкли, что импорт лучше, а надо на свое смотреть. Нужно делать дешевле и лучше, чем на Западе. Мы всегда были в верхних строчках в списках стран, которые продают оружие. Потенциал у нас есть.
- Получится вернуть Крым?
- Конечно! РФ экономически себя чувствует так, что ей не до Приднестровья, не до Крыма. Рано или поздно холодильник одержит победу над телевизором. И когда народ поймет, что его обманули, можно предложить провести еще один референдум. Полуостров может вернуться к нам без единого выстрела.
Click to viewПолковник ВВС Украины, а ныне Народный депутат Верховной Рады этой страны дал интервью "Репортеру Вести", ряд моментов которого будут очень интересны.
Текст: Влад Абрамов
Крым. Март прошлого года. Новости - как глухой набат. Заблокированные корабли. Осажденные воинские части. Гордиться нечем и некем. Но появляется видео с военнослужащими Бельбека. Вот они, бойцы, которыми можно гордиться! Полковник Мамчур, вышедший со своими людьми без оружия с флагами полка и Украины к вооруженному до зубов противнику… Наверное, этот момент помнят все.
С тех пор прошел год. Как известно, после той истории русские взяли военный аэродром в Бельбеке штурмом. Мамчур провел три дня в одиночной камере. Затем уехал в Киев и стал нардепом. Вышли на материк и около 40% его подчиненных. Некоторые из низ сейчас служат в Николаеве. Другие воюют в АТО. Мы встретились с Юлием Мамчуром в столичном кафе, расспросили его о событиях в Крыму и о том, как ему работается в парламенте
- Сильно отличается жизнь командира части от жизни депутата?
- Конечно! (Смеется.) В Верховной Раде есть депутаты, которые жизнь прожили «под куполом» и все знают об этой работе. И есть такие, как я. Многое вообще непонятно. Вот в армии есть люди, которые старше тебя и которые учат тебя. Есть те, кто равен тебе по статусу. И, наконец, есть те, кого учишь ты. А здесь ты сам по себе. Понятно, что можно обратиться с вопросом к некоторым старожилам, но нельзя же беспокоить их по каждому поводу.
- Сильно устаете?
- Там аура плохая. (Смеется.) Я встаю в шесть, чтобы к восьми уже быть в сессионном зале. Готовлюсь к работе. Надо многое прочитать, ознакомиться. Для себя все уяснить или спросить товарища, который лучше разбирается. И ты вроде мешки не носишь, но к вечеру выжат как лимон. Я привык быть в движении - или в воздушном пространстве, или ездить контролировать подчиненных. Здесь я сижу на одном месте по восемь часов. Несмотря на это, «батарейки садятся» ощутимо.
- А с кем вам проще общаться - с комбатами или с гражданскими?
- С первыми сложнее. Вот так сухо, по-военному отвечу. Я кадровый военный, а они нет. На многие вещи мы смотрим по-разному. Я, например, не понимаю разговоров о «параллельном генштабе». Но одно дело делаем, общий язык находим. Занимаемся вопросами мобилизации, обеспечения армии, военного бюджета.
Я хочу сказать, что не рвался в политику. Не было у меня мечты стать депутатом. Никогда в моем расписании не было пункта «Посмотреть канал „Рада“». Сейчас мне звонят мои военнослужащие, говорят: «Командир, мы смотрим вас. Нам интересно». ВР обновилась более чем на 50%. Пришли туда люди новые, те, кто хочет менять страну.
- Люди обращаются к вам с просьбами?
- Да. Даже крымчане писали. Просили помочь перевести детей в украинские школы и вузы. Опомнились, поняли, что крымские дипломы и аттестаты никому не нужны, и началось: «Мамчур! Помогите!» Я перенацеливаю их на Минобразования. И очень много глупых писем. Пишут: «Помогите разделить огород!»
- А избирательная кампания чем-то запомнилась?
- Я взял отпуск на 30 дней и поехал встречаться с людьми. Большую часть страны проехал. И всем были интересны крымские события, все спрашивали: «Почему так произошло? Почему не было применено оружие? Почему военные так быстро перешли на сторону РФ?»
- Что отвечали? Вот ваша часть почему не стреляла?
- Я не мог стрелять. Недалеко от нашей части находились жилые кварталы. Для того чтобы открыть огонь в таком месте, надо было объявить АТО еще в Крыму.
- Уже летом появилась информация, что был отдан письменный приказ: «В случае штурма частей или военных кораблей россиянами открывать огонь на поражение».
- Бумажного распоряжения я не видел. И по телефону мне никто такой приказ не отдавал.
- Но почему постовые не стреляли?
- Самое интересное, что на наши посты никто не лез! Морили голодом. Не пускали к бойцам подвоз пищи и воды. Не давали сменить их. В итоге солдаты четыре дня простояли без смены и начали терять сознание. Приезжала скорая, забирала их. И все. Такая методика была. Как мы могли стрелять? Возле нашей части стояли с флагами и простые севастопольцы, и самооборона, и казаки. Перед штурмом приехали автобусы с женщинами и детьми. И любой выстрел мог обернуться жертвами среди простых людей. Представьте, как бы это преподнесли российские СМИ. И не забывайте, что на нас бросили спецназ, который был одет с иголочки, у которого было новое вооружение, БТРы, пулеметы, гранатометы. Их было несколько сотен, а у нас - 50 пистолетов, 50 автоматов. И мы же летчики, а не спецподразделение. Могли прислать на подмогу морпехов, но не прислали. Зачистили бы нас.
- Россияне были готовы воевать?
- Сложно сказать. По моим ощущениям, им самим эта ситуация не очень нравилась. Чувствовалось, что и перед ними был барьер. Им тоже тяжело было видеть в нас врага. Мне российский офицер говорил: «Куда катится мир!» Но они прошли две Чечни, у них за плечами огромный боевой опыт. Они бы через этот барьер перешагнули, если бы был отдан приказ стрелять.
- Есть что-то сделанное или несделанное, о чем вы сожалеете?
- Нет. Анализирую те дни постоянно. Очень сложно возвращаться в то состояние. Но меня все время погружают в него на телешоу. Прокручивают те кадры с нашим походом со знаменем. Знаете, я ни разу сам не включал этот видеоролик. Мне до сих пор сложно смотреть на это. Я сразу же туда перемещаюсь. Начинаю думать: правильно ли я тогда поступал? Как еще могли развиваться события?
За мной ведь шло 250 человек. И я не питал иллюзий, я понимал, что нас встретят люди с оружием и они могут его применить. Часто спрашивают, боялся ли я в тот момент. Да, был страх. Но не такой, от которого шагу не можешь ступить. Страшно было за подчиненных. Я же не знал, как поведут себя россияне. Если бы они открыли огонь на поражение, мне бы с этим пришлось всю жизнь жить. Мне же поверили как командиру. Пошли за мной. И не обсуждали, идти или не идти. Только немного поговорили о том, брать с собой оружие или нет. Решили взять только знамена. Мне часто выговаривали, что шли под советским стягом. Но это боевое знамя части, оно 1941 года, другого у нас нет. Кстати, моя жена его вывезла из Крыма. Зашили в детское одеяло, везли на себе. И вывезли не только его, но и другие реликвии, экспонаты нашего музея.
- Почему так быстро военнослужащие переходили на сторону россиян?
- Мы, например, не быстро сдались, мы месяц держались. Вообще, у меня впечатление, что «зеленым человечкам» дали на все про все три дня. За это время они должны были всех убедить перейти на их сторону. Они не были готовы к тому, что мы так долго продержимся. У них поначалу даже большого запаса продуктов не было. Их солдаты начали через три дня в магазин бегать.
Пока я был в части, разговоров о том, что кто-то подписывает контракт с армией РФ, не было. Были попытки встретиться с моими солдатами и офицерами, но я их пресекал. Потом меня забрали на гауптвахту в Севастополь, продержали там три дня в одиночной камере. Затем выдворили в Чонгар. И там я узнал, что часть моих военнослужащих решила остаться…
В чем болезнь нашей армии? Катастрофическое недофинансирование, отсутствие жилья. На это и давили. И давили давно. У нас были совместные парады, и украинцы на них обсуждали, как выжить, а россияне говорили о покупках новых машин. Государство не могло обеспечить нас даже элементарным, не говоря уже о квартирах. Многие не росли в должностях, лишь бы их не трогали с насиженного места. Если ты переезжаешь в другой гарнизон, ты сам должен искать квартиру, обустраиваться. А если у тебя жена, дети? У многих было свое жилье в Крыму, семьи. Мало кто смог их бросить. Эта ситуация стала хорошим ситом для наших военных. Вышли самые лучшие.
У меня вышло с полуострова 38%. И это неплохой результат. Из некоторых частей выходило пять человек, а в части 600-800 военнослужащих. И не скажу, что в Крыму остались сплошь патриоты России. Люди попросту хотели получать 30 тысяч грн, как российский летчик, и иметь квартиру в Севастополе. Но за это надо было заплатить отметкой «Склонен к измене». Как жить с таким клеймом в личном деле? Кто будет доверять такому человеку? В Крыму сейчас вообще никто никому не доверяет. Военных запугали спецслужбы. Друзья смотрят друг на друга волками, везде видят фээсбэшников. Говорят, что даже школы прослушивают. Дети ведь как губка впитывают разговоры взрослых. Крымчан очень серьезно обработали.
- А вас как обрабатывали на гауптвахте? Обещали повышение? Деньги?
- Для меня всегда было важно не идти на сделку с совестью и не ставить деньги, квартиры, машины во главу угла. Как только ты начинаешь мыслить материально - тебе складывается цена. И россияне сразу почувствовали, что за рубли меня не купишь. Подошли с высокой идеей. Начали рассказывать про то, какая российская авиация великая. Потом добавили: «Мы знаем, что вы без квартиры, а вам известен наш уровень обеспечения авиаторов». Аккуратно полтора часа мучили. Потом поняли, что на уговоры не поддамся, и отправили в одиночную камеру.
- Вас часто обвиняют в том, что вы не подняли самолеты в воздух. Дескать, нельзя было оставлять их врагу.
- У меня часть несла боевое дежурство. Решение о ее передислокации должен был принять Генштаб. Что это за командир, если он сам будет принимать решение: хочу - лечу, хочу - не лечу? Но глава Генштаба Ильин принял решение остаться в Крыму, приказы он отдавал соответствующие. Когда все только начиналось, я его встретил на аэродроме, доложил, что мы готовы перебазироваться. Он ответил, что мы остаемся на исходных позициях. А через пять часов нас окружили. У нас был один день на то, чтобы выполнить любой приказ, но приказов не было.
- Многие считают, что надо было взорвать самолеты.
- Мы вывезли из Крыма 50 самолетов. Из них шесть уже летают, четыре ремонтируются. Хотя их считали железом. Над нашими техниками потешались: «Чего вы свой хлам забираете?» (По данным российских СМИ, в Бельбеке было лишь четыре истребителя, которые могли подняться в воздух. - «Репортер».) Еще летом мы начали нести боевое дежурство на своих самолетах. И многие наши ребята идут добровольцами в АТО. Их гложет то, что вот так оставили свою часть. Они хотят защитить родную землю.
- Не так давно были разговоры, что мы будем переходить на американские или европейские истребители. Что скажете на это?
- Я слышал об этом. Сейчас они нам не помогут. Переход на другую технику - процесс длительный, на это уходит не две недели, не два месяца, а два-три года. Нужно получить, изучить, подготовить летный состав. Не все так просто. Но надо помнить, что каждая «железка» имеет свой срок эксплуатации. Наша техника - самолеты, которые были выпущены в Советском Союзе. Настанет момент, когда мы не сможем поднять их в воздух. И надо не забывать об этом. Надо смотреть в будущее, причем смотреть в направлении западном. Российский военпром нам не подходит - уж очень страна непредсказуемая.
- Кто из западных стран помог нашей армии?
- Многие обещают, но ничего не делают. Пока очень сильно помогла Канада. Они привезли огромное количество имущества. Ребята одеты, обуты, у них есть спецсредства связи, прицелы, тепловизоры. Но что я вам хочу сказать: мы привыкли, что импорт лучше, а надо на свое смотреть. Нужно делать дешевле и лучше, чем на Западе. Мы всегда были в верхних строчках в списках стран, которые продают оружие. Потенциал у нас есть.
- Получится вернуть Крым?
- Конечно! РФ экономически себя чувствует так, что ей не до Приднестровья, не до Крыма. Рано или поздно холодильник одержит победу над телевизором. И когда народ поймет, что его обманули, можно предложить провести еще один референдум. Полуостров может вернуться к нам без единого выстрела.