Великая княжна Машка
...По воспоминаниям современников, Мария очень любила детишек (она сама признавалась: «Я ужасно люблю маленьких детей, и с ними играть, носить на руках») и мечтала иметь большую семью.
Говорили, что после полученного от лица Ольги отказа Кароль сватался к Марии, но Николай отшутился, что семнадцатилетняя княжна еще ребенок. Луис Баттенберг, кузен девушек, много позже вспоминал о своем детском увлечении Мари. Ходили слухи, что годы спустя после расстрела в Ипатьевском доме ее фотография стояла на его столе.
Сама Мария пережила по меньшей мере одно относительно серьезное увлечение, однако, если судить по дошедшим до нас письмам и дневникам, его, в отличие от, скажем, романа Ольги и Шах-Багова, сложно назвать взаимным.
Предметом его стал Николай Деменьков , «Мой душка Деменьков» - как называла его Мария или «толстый Деменьков», как подкалывала Анастасия.
Деменьков в нижнем ряду слева
«Ах! Я надеюсь, что завтра у всенощной увижу моего Деменькова, но боюсь, что нет»; «Вчера за всенощной видела моего душку Деменькова»; «Надеюсь пройти мимо дежурной комнаты, вдруг Н. Д. будет там. Утром были у нас уроки. Эти два дня были у Обедни в нижней церкви, так как сестры после Обедни ездили в лазарет. Поэтому, конечно, именно вчера Н. Д. был наверху в церкви, и видела его Аня,» - писала Мария в Ставку.
Влюбленность Марии служила поводом для подтрунивания ее сестер. Так, Ольга регулярно сообщала отцу: «Завтра Аня приглашает его, Виктора Эрастовича и Деменькова к чаю (и нас). Мари, конечно, радуется, как мопс» или «Николай Дмитриевич дежурный, так что Мари очень суетится и кричит на балконе».
Знали о ней и другие, так, например, Маргарита Хитрово присылала в Тобольск последние новости, на что княжна отвечала: «Спасибо за известие о Н.Д.»
9 марта Мария грустно написала Николаю: «Николай Дмитриевич прощался с Мамой. До этого они вечером в 7 часов устроили ему проводы в полку кончили только в 5 утра, так что Ресин выглядел довольно грустно и, уходя из комнаты чуть не перевернул вазу с цветами, и голос его тоже не был красив. Но сам Н. Д. был совсем мил. С тех пор я его больше не видела да и не надеюсь больше». Впрочем, до отъезда она успела поговорить с ним по телефону: «Он страшно радовался ехать. Помнишь, я ему рубашку шила, ну, я его спросила, и он сказал, что она ему совсем хороша».
Рубашка эта, к слову, пережила не только свою создательницу, но и владельца, прожившего во Франции долгую жизнь эмигранта. Сейчас она находится в Нью-Йорке.
Письмо Марии Н.Д.
Простая, всегда доброжелательно настроенная красавица, искренне интересующаяся жизнью окружающих, в отличие от угнетаемой страхами Ольги, «величественной» Татьяны и Анастасии, своими иногда достаточно острыми шалостями вызывавшей раздражение, очень нравилась охранникам в Тобольске и Екатеринбурге. И хотя императрица, по-видимому, с некоторой неприязнью относилась к достаточно свободному общению дочерей с «тюремщиками», многие из которых были младше старшей дочери, она пожинала плоды своей собственной политики подталкивать детей к общению не с «испорченными» придворными, но с простыми людьми. А что Александра хотела?
Еще до отречения Николая и ссылки
Грег Кинг в книге «Романовы» на основе совпадения сведений (точнее - обмолвок), полученных из нескольких по отдельности не особо заслуживающих доверия источников , приходит к выводу, что в последний день рождения Марии произошел неприятный инцидент: княжну застали с одним из охранников, Иваном Скороходовым, в компрометирующей ситуации. Какой - неизвестно.
Подозреваю, что самое жуткое, о чем могла идти речь - обыкновенный поцелуй, который (если и был) по понятным причинам привел в ужас обе группы обитателей дома специального назначения. Старшие Романовы должны были пребывать в шоке от совершенно неподобающего девушке (и великой княжне) поведения, тюремщики справедливо усмотрели бы свидетельство ненадежности охраны. Иван был немедленно удален.
Верю ли я в то, что такая история имела место? Почему бы и нет. В любом случае, появляется соблазн объяснить тот факт, что из всех детей Николай и Александра при отъезде из Тобольска взяли с собой именно ее, тем, что боялись оставить красивую (и, возможно, немного легкомысленную) дочь без надзора. Впрочем, с таким же успехом можно заявить, что сделано это было в надежде, что самая обаятельная из детей способна растрогать охрану на новом месте…Или решить, что родители попросили поехать Марию как доказавшую присутствие силы духа своей выдержкой в тяжелые мартовские дни 1917 года, когда сестры слегли с корью, а она сопровождала Александру при обходе военных частей. А то и вообще поверить принятому объяснению: Ольга сидит с Алексеем, Татьяна пакует вещи, а Анастасия слишком мала.
Как бы то ни было, Мария отправилась в Екатеринбург в числе первых. И если до этого жизнь в ссылке по большей части доставляла Романовым неудобства своим однообразием и замкнутостью (вернее, отсутствием возможности беспрепятственно перемещаться по городу, поскольку к замкнутости дети привыкли), то в новом месте ситуация ухудшилась, хотя и говорить о неимоверных лишениях, которые стоически переносили будущие мученики, было бы неправильно. Сестрам княжна писала: «Скучаем по тихой и спокойной жизни в Тобольске. Здесь почти ежедневно неприятные сюрпризы … Предупреждают, что мы не горантированы от новых обысков. Кто бы мог подумать, что после 14 месяцев заключения так с нами обращаются. - Надеемся, что у Вас лучше, как было и при нас».
«Не домашнюю», «парадную» жизнь Марии из-за возраста удалось вкусить еще меньше, чем Ольге и Татьяне. Из-за возраста в придворных мероприятиях третья великая княжна практически не участвовала. Как вспоминала Буксгевден, первый (он же - последний) выход в свет для Марии состоялся в начале 1917 года, когда в честь приезда принца Кароля был дан парадный обед, «самый последний, хотя об этом еще не знали». «Она выглядела необычайно мило в бледно-голубом платье и украшениях из бриллиантов, которые родители дарили каждой дочери в день 16-летия. Бедное дитя! Она почувствовала, что жизнь для нее окончена и что она навеки опозорена в глазах всего света, когда она, входя в гостиную рука об руку с одним из великих князей, внезапно поскользнулась в своих новых туфлях на высоченных каблуках и упала на пол. Услышав шум, император насмешливо заметил: "Разумеется, это толстушка Мария!"»
Сведений о парадах, которыми так редко, но наслаждались ее старшие сестры, гарцуя на лошадях перед толпой, тоже фактически нет. «Свой полк» Марии выделили по достижению 14-летия. Это был 9 драгунский Казанский. Шел последний предвоенный год, и княжна успела даже обзавестись официальными портретами в форме, чего Анастасии уже не досталось.
Из-за возраста Мария не стала сестрой милосердия как Ольга с Татьяной, а посещала лазареты, дабы подбодрить своим августейшим присутствием раненых. «Помню - придет, бывало, в лазарете к раненому в палату и просидит у него …час …два. Сама ни за что не уйдет - разве позовут старшие Сестры. Занимает больного разговорами, играет с ним в домино или в какую-нибудь другую игру и …увлечется Сама,» - вспоминал С.Павлов. Сама княжна писала отцу в 1916 году: «Мы теперь почти что каждый вечер ездим к сестрам в лазарет. Они чистят инструменты или приготовляют материал на следующий день. Анастасия играет с ранеными в крокет на столе, а я играю в блошки или складываю пузель».
Комитет ей тоже никакой не выделили, но изредка она сопровождала старших: «Вчера я была в городе, у меня было заседание в Зимнем дворце. Было прескучно. Мария тоже была со мной. Так как она была в первый раз на моем заседании, то Нейдгарт решил сказать ей несколько приветственных слов. Причем он и все другие встали и кланялись ей. Она чуть под стол не полезла от ужаса» (письмо Татьяны).
Впрочем, Машка далеко не всегда была тихой и застенчивой. «Мария только и делает, что и говорит», - не без шпильки докладывает в письме Николаю Татьяна. «Мари ходит с шумом по коридору, - рассказывала Алексею о том, что делается дома, Ольга, - от времени до времени влезает сюда в какое нибудь кресло и много болтает».
Много болтает…
Жизнерадостная и обаятельная...
Я все возвращаюсь мысленно к тому «возможно произошедшему» случаю в доме Ипатьева.
Как вы думаете, произошло ли тогда что-то?
Или Машка, всю жизнь отчаянно жаждавшая любви, была лишена даже такой простой и немножко глупой (как она сама) романтической истории?
Говорили, что после полученного от лица Ольги отказа Кароль сватался к Марии, но Николай отшутился, что семнадцатилетняя княжна еще ребенок. Луис Баттенберг, кузен девушек, много позже вспоминал о своем детском увлечении Мари. Ходили слухи, что годы спустя после расстрела в Ипатьевском доме ее фотография стояла на его столе.
Сама Мария пережила по меньшей мере одно относительно серьезное увлечение, однако, если судить по дошедшим до нас письмам и дневникам, его, в отличие от, скажем, романа Ольги и Шах-Багова, сложно назвать взаимным.
Предметом его стал Николай Деменьков , «Мой душка Деменьков» - как называла его Мария или «толстый Деменьков», как подкалывала Анастасия.
Деменьков в нижнем ряду слева
«Ах! Я надеюсь, что завтра у всенощной увижу моего Деменькова, но боюсь, что нет»; «Вчера за всенощной видела моего душку Деменькова»; «Надеюсь пройти мимо дежурной комнаты, вдруг Н. Д. будет там. Утром были у нас уроки. Эти два дня были у Обедни в нижней церкви, так как сестры после Обедни ездили в лазарет. Поэтому, конечно, именно вчера Н. Д. был наверху в церкви, и видела его Аня,» - писала Мария в Ставку.
Влюбленность Марии служила поводом для подтрунивания ее сестер. Так, Ольга регулярно сообщала отцу: «Завтра Аня приглашает его, Виктора Эрастовича и Деменькова к чаю (и нас). Мари, конечно, радуется, как мопс» или «Николай Дмитриевич дежурный, так что Мари очень суетится и кричит на балконе».
Знали о ней и другие, так, например, Маргарита Хитрово присылала в Тобольск последние новости, на что княжна отвечала: «Спасибо за известие о Н.Д.»
9 марта Мария грустно написала Николаю: «Николай Дмитриевич прощался с Мамой. До этого они вечером в 7 часов устроили ему проводы в полку кончили только в 5 утра, так что Ресин выглядел довольно грустно и, уходя из комнаты чуть не перевернул вазу с цветами, и голос его тоже не был красив. Но сам Н. Д. был совсем мил. С тех пор я его больше не видела да и не надеюсь больше». Впрочем, до отъезда она успела поговорить с ним по телефону: «Он страшно радовался ехать. Помнишь, я ему рубашку шила, ну, я его спросила, и он сказал, что она ему совсем хороша».
Рубашка эта, к слову, пережила не только свою создательницу, но и владельца, прожившего во Франции долгую жизнь эмигранта. Сейчас она находится в Нью-Йорке.
Письмо Марии Н.Д.
Простая, всегда доброжелательно настроенная красавица, искренне интересующаяся жизнью окружающих, в отличие от угнетаемой страхами Ольги, «величественной» Татьяны и Анастасии, своими иногда достаточно острыми шалостями вызывавшей раздражение, очень нравилась охранникам в Тобольске и Екатеринбурге. И хотя императрица, по-видимому, с некоторой неприязнью относилась к достаточно свободному общению дочерей с «тюремщиками», многие из которых были младше старшей дочери, она пожинала плоды своей собственной политики подталкивать детей к общению не с «испорченными» придворными, но с простыми людьми. А что Александра хотела?
Еще до отречения Николая и ссылки
Грег Кинг в книге «Романовы» на основе совпадения сведений (точнее - обмолвок), полученных из нескольких по отдельности не особо заслуживающих доверия источников , приходит к выводу, что в последний день рождения Марии произошел неприятный инцидент: княжну застали с одним из охранников, Иваном Скороходовым, в компрометирующей ситуации. Какой - неизвестно.
Подозреваю, что самое жуткое, о чем могла идти речь - обыкновенный поцелуй, который (если и был) по понятным причинам привел в ужас обе группы обитателей дома специального назначения. Старшие Романовы должны были пребывать в шоке от совершенно неподобающего девушке (и великой княжне) поведения, тюремщики справедливо усмотрели бы свидетельство ненадежности охраны. Иван был немедленно удален.
Верю ли я в то, что такая история имела место? Почему бы и нет. В любом случае, появляется соблазн объяснить тот факт, что из всех детей Николай и Александра при отъезде из Тобольска взяли с собой именно ее, тем, что боялись оставить красивую (и, возможно, немного легкомысленную) дочь без надзора. Впрочем, с таким же успехом можно заявить, что сделано это было в надежде, что самая обаятельная из детей способна растрогать охрану на новом месте…Или решить, что родители попросили поехать Марию как доказавшую присутствие силы духа своей выдержкой в тяжелые мартовские дни 1917 года, когда сестры слегли с корью, а она сопровождала Александру при обходе военных частей. А то и вообще поверить принятому объяснению: Ольга сидит с Алексеем, Татьяна пакует вещи, а Анастасия слишком мала.
Как бы то ни было, Мария отправилась в Екатеринбург в числе первых. И если до этого жизнь в ссылке по большей части доставляла Романовым неудобства своим однообразием и замкнутостью (вернее, отсутствием возможности беспрепятственно перемещаться по городу, поскольку к замкнутости дети привыкли), то в новом месте ситуация ухудшилась, хотя и говорить о неимоверных лишениях, которые стоически переносили будущие мученики, было бы неправильно. Сестрам княжна писала: «Скучаем по тихой и спокойной жизни в Тобольске. Здесь почти ежедневно неприятные сюрпризы … Предупреждают, что мы не горантированы от новых обысков. Кто бы мог подумать, что после 14 месяцев заключения так с нами обращаются. - Надеемся, что у Вас лучше, как было и при нас».
«Не домашнюю», «парадную» жизнь Марии из-за возраста удалось вкусить еще меньше, чем Ольге и Татьяне. Из-за возраста в придворных мероприятиях третья великая княжна практически не участвовала. Как вспоминала Буксгевден, первый (он же - последний) выход в свет для Марии состоялся в начале 1917 года, когда в честь приезда принца Кароля был дан парадный обед, «самый последний, хотя об этом еще не знали». «Она выглядела необычайно мило в бледно-голубом платье и украшениях из бриллиантов, которые родители дарили каждой дочери в день 16-летия. Бедное дитя! Она почувствовала, что жизнь для нее окончена и что она навеки опозорена в глазах всего света, когда она, входя в гостиную рука об руку с одним из великих князей, внезапно поскользнулась в своих новых туфлях на высоченных каблуках и упала на пол. Услышав шум, император насмешливо заметил: "Разумеется, это толстушка Мария!"»
Сведений о парадах, которыми так редко, но наслаждались ее старшие сестры, гарцуя на лошадях перед толпой, тоже фактически нет. «Свой полк» Марии выделили по достижению 14-летия. Это был 9 драгунский Казанский. Шел последний предвоенный год, и княжна успела даже обзавестись официальными портретами в форме, чего Анастасии уже не досталось.
Из-за возраста Мария не стала сестрой милосердия как Ольга с Татьяной, а посещала лазареты, дабы подбодрить своим августейшим присутствием раненых. «Помню - придет, бывало, в лазарете к раненому в палату и просидит у него …час …два. Сама ни за что не уйдет - разве позовут старшие Сестры. Занимает больного разговорами, играет с ним в домино или в какую-нибудь другую игру и …увлечется Сама,» - вспоминал С.Павлов. Сама княжна писала отцу в 1916 году: «Мы теперь почти что каждый вечер ездим к сестрам в лазарет. Они чистят инструменты или приготовляют материал на следующий день. Анастасия играет с ранеными в крокет на столе, а я играю в блошки или складываю пузель».
Комитет ей тоже никакой не выделили, но изредка она сопровождала старших: «Вчера я была в городе, у меня было заседание в Зимнем дворце. Было прескучно. Мария тоже была со мной. Так как она была в первый раз на моем заседании, то Нейдгарт решил сказать ей несколько приветственных слов. Причем он и все другие встали и кланялись ей. Она чуть под стол не полезла от ужаса» (письмо Татьяны).
Впрочем, Машка далеко не всегда была тихой и застенчивой. «Мария только и делает, что и говорит», - не без шпильки докладывает в письме Николаю Татьяна. «Мари ходит с шумом по коридору, - рассказывала Алексею о том, что делается дома, Ольга, - от времени до времени влезает сюда в какое нибудь кресло и много болтает».
Много болтает…
Жизнерадостная и обаятельная...
Я все возвращаюсь мысленно к тому «возможно произошедшему» случаю в доме Ипатьева.
Как вы думаете, произошло ли тогда что-то?
Или Машка, всю жизнь отчаянно жаждавшая любви, была лишена даже такой простой и немножко глупой (как она сама) романтической истории?