Ариадна Эфрон и Роберт Фальк. Воспоминания художника Валентина Воробьева (окончание)
Начало
Роберт Рафаилович Фальк - москвич. Родился (1886) в почтенной еврейской семье издателя и юриста, рисовать учился в московском училище у К. А. Коровина, музыке - на уроках Матвея Прессмана, затем, как множество русской молодежи, два-три года крутился по Европе, изучая ее культурное наследие, а с началом Первой мировой войны вернулся в Россию, где назревали нешуточные революционные перемены. В голодный и холодный 17-й год, женатый на помещице Елизавете Сергеевне Потехиной и ставший Романом в православном крещении, Фальк перебрался в деревенское поместье жены, но озверевшие мужики подожгли барский дом, выкрали дойных коров и продовольственные запасы. Погорельцы Фальки вернулись в опустевшую Москву с грудным ребенком, мальчиком Валеркой. В невообразимом хаосе культурных перестановок «левый фронт» захватил власть в образовании и в закупочных комиссиях. Помещица с «Романом» развелась, любвеобильный живописец снова стал Робертом и соблазнил дочку режиссера Станиславского, Киру Константиновну, родившую ему дочку Кириллу. В начале 20-х зять Станиславского - уже влиятельный член Наркомпроса и декан живописного факультета в так называемом ВХУТЕМАСе. В 21-м ему поручили расправиться со сдуревшим анархистом Казимиром Малевичем, захватившим власть в образовании города Витебска, что и было сделано. Витебская Губчека арестовала опасного смутьяна, развалившего классический реализм. От расстрела Малевича спасла дочка петроградского диктатора Григория Евсеевича Зиновьева, рисовавшая модные квадратики. С Кирой Станиславской Фальк прожил всего два года, потому что нашел в Витебске третью жену, юную красавицу Раису Идельсон, свояченицу директора Еврейского Рабочего Театра, товарища А. М. Грановского. Высадив из Витебска супрематистов, Фальк, не располагая сценическим талантом, стал главным декоратором театра и поселился в огромной мастерской своего бывшего профессора Коровина, (Мясницкая, 21, кв. 36). В 20-е годы начались гонения на «бывших» и «чужеродных» лиц, причем такие жестокие, что прославленные по самым глухим местам необъятной России художники один за другим бежали из голодной и бесправной родины за границу или в деревню - и не рисовать, а выращивать картошку. Знаменитый декоратор Императорских театров К. А. Коровин, лишившись заказов, мастерской в Москве и дома в Гаграх, один из первых попросился лечиться от коммунизма в Европу. Во Франции, где он осел, театральные заказы получали самые проворные и модные. Старику пришлось халтурить, перерисовывая с открыток русские тройки, зато никто не угрожал тюрьмой и расстрелом за неправильный мазок.
Об эмиграции Фальк, конечно, думал, но слишком крепкой была связь с Москвой по семейной, идейной и профессиональной линиям, чтобы порвать с ней окончательно. Психологически он был далек от монархизма, национализма и антисемитизма «белобандитской эмиграции». Он входил в разряд артистов, верой и правдой служивших искусству, а не политике.
И потом, «просто так» из советского рая не выпускали. «Полезных придурков» идеологи мировой революции и кадровые чекисты обрабатывали, шантажировали, подкупали и высылали делать культурную революцию в Европу.
Кремль шутить не любил. Очень серьезная партия большевиков с длинными руками и острыми ножами на редкость свободно, кооперируясь с местными «прогрессивными кругами», перемещалась по миру. Ездили и «лечиться» в Баден-Баден, и загорать в Сорренто, и в далекий Китай, и под крыши Парижа, но способны были и на кражу персональных архивов и плохо лежащего наследства, и замочить предателя или стукнуть топором по черепушке врага народа.
Нина Андреевна, супруга художника В. В. Кандинского, так описывает «творческую командировку» мужа в Германию. В Кремле отлично знали, что Кандинский - создатель нового направления в искусстве, абстрактивизма (1910) - по-немецки говорит, как баварский немец, и знает Германию, как свой карман. Кремлевский политрук Карл Бернгардович Радек, заведующий «внешним отделом Коминтерна», принял художника в Кремле и сказал:
«Мы посылаем вас в Германию не лечиться от диабета, а работать, учить сытых немцев революционному искусству. Ждем от вас положительных результатов. Подъемной валютой на три месяца вас обеспечит наш кассир, расписку о получении денег оставьте в конторе товарища Бела Куна».
Поскольку говорили по-немецки, - у Радека были большие трудности с русским произношением, - то Нина Андреевна передает сущность разговора.
Решительно все биографы Фалька, как попугаи, повторяют ходульную фразу: «Выехал за границу для изучения классического искусства»! На самом деле все было иначе. В письме приятелю С. Н. Дурылину он пишет: «Не хочется ехать, а надо, посылают». Фальк сопровождал советский театр на европейские гастроли.
В 1928 году директора Еврейского Театра, ставшего «государственным», знаменитого и заслуженного А. М. Грановского (Азарха) с помощниками принимал директор Театрального отдела товарищ Абель Софронович Енукидзе, который со свойственной ему прямотой заявил:
«Вы знаете, товарищи артисты, со Станиславским мы обосрались. Он нас всех надул, как последних фраеров. Вывез свой театр за рубеж, а там артисты разбежались кто куда. Я говорил в ЦК - расстрелять саботажника мировой революции! Нет, ему все простили, Художественный театр, «Сестры», «Вишневый сад», «На дне» - любимые пьесы Ильича. Большевики не людоеды. Да, жизнь трудна, торгуйте, стройте, обогащайтесь, но только не лезьте в политику и возвращайте казенные деньги. Пока власть у нас, мы будем сурово наказывать невозвращенцев, казнокрадов и саботажников!»
С таким напутствием партии и правительства новое творческое учреждение с видным режиссером во главе, известными артистами и декоратором Р. Р. Фальком отправляли в Европу вести революционную пропаганду средствами высокого театрального искусства, единственным в мире еврейским театром.
И везде, где театр бросал якорь, - Рига, Варшава, Берлин, Вена, Брюссель, Париж - был аншлаг и огромный успех.
Фальк ехал не один, а с новой женой, витебчанкой Раисой Идельсон.
* * *
На русское сборище, организованное на немецкие деньги (Париж, 1985, Maison des Ingénieurs), позвали художников и цыганский оркестр под управлением Егора Третьякова. Худоги, как опытные рыбаки, каждый у своей стенки, ждали, когда клюнет клиент. Музыканты и посетители, выслушав доклады о международном положении, кинулись в буфет и с напитками и едой на картонных тарелках разбрелись по выставке. Ко мне подошел мужчина высокого роста, лет сорока пяти, с благородными чертами потомка царицы Савской, совершенно шоколадного цвета.
«А вот это мне нравится! Сколько?»
Мою акварель с изображением кинжала, смирно стоящего, как часовой в будке, он взял за 500 франков, не торгуясь, и сунул картонку со своим адресом. Добавил, что у него есть и Ларионов, и Анненков, и Фальк, и Шемякин, и Зеленин, а теперь есть и Воробьев.
На желтой картонке слева изображался семейный герб, а справа - адрес:
Jegor Tretiakoff. Musikalischer Leiter, 93, Rue de Vaugirard, 75006 Paris Tel. 42 22 74 83.
Оказалось, что этот копчёный музыкант живет рядом со мной, «за углом Бульвара Распай». Сначала мы встретились в кафе «Cherche-Midi», куда я изредка заглядывал, а его знали все. Он мне сказал, что с женой развелся, живет на вечном чемодане и работает по вызову немецких клубов и ресторанов. Меня же постоянно удивлял цвет его кожи и фамилия Третьяков. Появляясь в Париже, он меня вызывал в свое кафе и угощал то вином, то пивом, то кофием. Раз мы встретились в приемной врача. Оказалось, и врач у нас общий. Потом столкнулись в православном монастыре в Медоне, где он жил в детстве, на празднике Святого Георгия, его небесного покровителя.
Постепенно раскрывался секрет его шоколадного происхождения. История из ряда вон выходящая, удивительная и уникальная.
Отец Егора, санитар Белой армии из боевого полка «дроздовцев», самый настоящий потомок Третьякова, собирателя русских картин, полтора года прожил на раскаленных камнях Галлиполи в Турции, где бравые генералы среди скорпионов и змей учили подчиненных ползать, стрелять, бежать, заряжать и молиться о спасении Великой России от большевистской заразы. В 1922-м союзники запретили такое воинство и санитар Миша Третьяков на ловлю счастья подался в Абиссинию. Родители и сестры, бежавшие от большевиков через Сибирь, обосновались в Париже.
Как вербовал Кремль своих сторонников в лихие годы революции, я не знаю, но судя по воспоминаниям графа А. А. Игнатьева, бывшего военного атташе в Париже, советская власть охотно пользовалась услугами дипломатов и военных былых царских времен, и операции за границей по устранению врагов коммунизма с каждой акцией улучшались. На ликвидацию вождей «белого движения» Москва готовила хорошо одетых породистых дворян с военными манерами. На устранение троцкистов и казнокрадов выезжали провокаторы, завербованные в троцкистком лагере. Так обезвредили знаменитых нарушителей спокойствия, видных монархистов, генералов и кучу ренегатов, воровавших партийные деньги.
Дед моего музыканта, Сергей Николаевич Третьяков, в России занимался крупной торговлей и политикой. Побывал министром финансов у адмирала Колчака, а в двадцатые годы обосновался в Париже, где бездельничать не пришлось.
Он продолжал заниматься бизнесом, игрой на бирже и продажей несуществующих фабрик и заводов. Раз ему удалось продать американцу нефтяную вышку в Баку за 100 тысяч долларов, очень внушительная сумма по тем временам. Историки современной «Рашки», опираясь на фальшивые «документы», распускают бредовые сплетни о сотрудничестве Третьякова с большевиками «за 200 долларов в месяц»! Деньги он любил, но крупные, и тратил их с толком, но сидеть по семь часов и подслушивать разговоры «белых воинов» он не стал бы. Не тот стиль жизни, не та семейная традиция.
Третьяковы - дочки Ирина и Таня, супруга Наталья Саввишна, урожденная Мамонтова - жили в огромном доходном особняке в центре Парижа, на тихой улице, 29 rue du Colisée, купленном задолго до революции. Семья занимала третий этаж, а первый и второй сдавали двум антисоветским организациям банкиров и военных.
Советским историкам революции, много лет подряд обличавшим нищету русской эмиграции, верить нельзя. Третьяковы и члены респектабельного «Торгпрома» - братья Гукасовы, Каминки, Рябушинские, Манташевы, Денисовы, Нобели, Путиловы, Щукины - ворочали миллионами, издавали газеты и журналы, строили дома и корабли и жили совершенно буржуазно, с прислугой и личными автомобилями, постоянным отдыхом на Ривьере, зимним спортом в Альпах и поездками за границу.
«Мой дед очень любил художников, - говорил мне Егор Михалыч, - у Третьяковых это в крови. Приходили Миша Ларионов, Мансуров, Сергей Маковский, а Роберт Фальк жил у нас на даче в Бретани. В 33-м дед помог ему выписать душевнобольного сына из Москвы и устроил заслуженный отдых на берегу моря».
Фальк у Третьяковых на рю Колизе!
Ларионов, Анненков, Глущенко - и отличные портреты С. Н. Третьякова, его жены и детей кисти Фалька!
Я заметил основательную модернизацию вкусов владельца картин.
Да, но ведь со временем у самых консервативных людей эстетика прогрессирует.
Западное начало Фалька (1928) было многообещающим. Триумфальные спектакли в Берлине, летний отпуск во Франции с заездом в Ниццу, где лечилась семья бывшего тестя Станиславского в полном составе: сам, жена Лилина, дочка с внучкой, личный доктор, камеристка от ГПУ, светские встречи, богемные кафе, где собиралось множество знакомых, выставки в салонах и в галереях, но вдруг что-то стряслось.
Крах Уолл-стрита, пропади он пропадом!
Из Москвы приехал суровый ревизор, проверил театральную выручку и вместо желанной Америки всю труппу срочно отозвали в Москву.
«Театр превысил гастрольный бюджет и заключил нелегальный договор на гастроли в США», - гласило заключение ревизора.
Неужели готовился коллективный побег театра за океан?
Актеры послушно повернули назад, а режиссер А. М. Грановский, художник Р. Р. Фальк и пара сотрудников тайком покинули отель и скрылись в неизвестном месте. Их жены, сестры Идельсон, тоже застряли на Западе, затем вернулись в Москву, где их как следует допросил на Лубянке сам товарищ Менжинский.
У Фалька вечная жажда Парижа!
«За 9 лет в Париже я сменил 13 квартир» (запись Р. Ф. от 1956 года).
Чаще всего читатель пропустит такое заявление мимо ушей - подумаешь, съемщик квартир! Но меня, оформлявшего аренду в 1975 году и знающего о волынке с бумагами на аренду помещения в Париже, сразу зацепило и поразило: эй, стоп! Сам великий и богатый Пикассо прожил 20 лет (37-57) по одному адресу, а зачем приезжему москвичу 13 адресов? Допустим, одну квартиру при наличии денег и блата в полиции можно снять, да и там проблема - «жеран», «карт-дидантитэ», «терм», но зачем 13?
Квартирная мистика Фалька!
Илья Эренбург о себе пишет («Годы, люди, жизнь»): «Денег у меня было в обрез». Это те же тридцатые годы. Париж. Безработица. Чужбина. А вот о Фальке у него совсем не ортодоксальная фраза: «Он в Париже жил безбедно».
Откуда деньги?
Люди, живущие в цивилизованном обществе, платят за квартиру и газ, электричество и телефон, бензин и мыло, метро и хлеб, поезда и самолеты.
Раиса Идельсон, писавшая родне открытки, оставила адрес парижского местожительства: 3, rue Bonaparte. В начале 29-го Фальки гостили у друга московской юности Семки Эпштейна, зимовашего в Ницце - целый второй этаж с прислугой. Квартира без особых украшений, но рядом Лувр, букинисты, модное Café de Flore, галерея «Eugène Zac», где Фальк показал свое московское творчество требовательным парижанам. На вернисаж пришли и русские. Верные Миша Ларионов с Натальей Гончаровой и куча их учеников, среди которых пышным бюстом и гривой густых волос выделялась Ариадна Эфрон. Ее взгляды на искусство и на будущее человечества полностью совпадали с мировоззрением Фалька.
До богемного вида Р. Ф. никогда не опускался, а в Париже это костюмы по сезону, обязательные галстук и шляпа. В мастерской рабочий передник. Директор крупного банка. Министр буржуазной страны. Сезаннизм в точности соответствовал его темпераменту. Настоящий покупатель это сразу чувствовал. Это вам не легкомысленный попрошайка с Монпарнаса, а хозяин солидного производства, где всем миром уважаемый Поль Сезанн - царь и бог. Однако плохо организованные выставки сначала в одной, а затем в другой галерее успеха не имели. Снобы валили на выставки модных сюрреалистов.
У Фалька ни громких выставок, ни парадных портретов, ни национальных заказов, но деньги у него не переводились. Откуда они у приезжего советского гражданина? Дал взаймы нищий Абрам Минчин, портрет которого Фальк написал в 31 году? Деньги галереи «Ежен Зак», едва сводившей концы с концами? Американец Рокфеллер?
Случайная встреча на вернисаже в галерее «Зак» (16, rue de l’Abbaye) стала для него судьбоносной. Старый знакомец, критик Сергей Маковский представил ему просвещенного любителя живописи и мецената «Иллюстрированной России», пожилого господина С. Н. Третьякова с темными глазами. Сергей Николаевич не только купил «Московский дворик», но и пригласил в гости на самовар. У них оказалось много общих московских знакомых и одни и те же увлечения - музыка и шахматы. Поражали здравые суждения С. Н. о международных делах и никого в доме не пугал советский паспорт Роберта Фалька. Аренду мастерских и краски обеспечил Третьяков и его друзья по «Торгпрому», господа с солидными связями в этом бездушном мире.
По старой интеллигентской привычке письма родным и знакомым художник писал на гербовой бумаге отелей и сам ставил адрес в углу. Ряд писем выставлен в доме-музее его друга, мистика С. Н. Дурылина в поселке Болшево под Москвой. Адреса Фалька меня заинтересовали, и я решил сам их по возможности проверить. Восемь из тринадцати оказались скрытыми тяжелыми воротами с номерными кодами, но внешний вид и расположение домов зафиксировал. Одно из пристанищ художника располагалось рядом со мной, у решетки Люксембургского сада, 10, rue de Vaugirard. Теперь это шестиэтажный отель «Сенат», голый фасад без балконов. По видам былых времен можно определить, что Фальк снимал чердак с двумя окошками с видом на сад. Лет за семьдесят до Фалька там жил студент Поль Сезанн. Дань своему вечному учителю. Проверяя парижские адреса Ариадны Эфрон, я наткнулся на тот же адрес. Отсюда она бегала на уроки рисования в Ecole du Louvre, на сборища в «Наш Союз». Здесь же Фальк писал письма родному брату, бывшим женам в Москву, мистику С. Н. Дурылину, художнику А. В. Куприну и летчику С. Л. Колегаеву, бережно сохранившим конверты и открытки Р. Ф.
Не надо долго соображать, что бытовые заботы Фалька, не способного сварить яйцо вкрутую, исполняла проворная и работящая Аля Эфрон.
Почтенную семью Эфронов-Дурново художник не только хорошо знал по Москве, но и «дружил» с теткой Али, Елизаветой Яковлевной, известной актрисой кино. Пролетарская революция разбросала людей по миру. Теперь племянница Лизы варила супы в Париже и смирно позировала живописцу. Известная гуашь обнаженной в розовых чулках (музей Ижевска) - это Аля Эфрон.
После отъезда Раисы Идельсон Фальк ходил в холостяках и мог ночь напролет просидеть в парижском кафе или на танцах в «Куполе», ставшем модным на Монпарнасе с появлением негритянской музыки. До чарльстона и румбы, где отличался неутомимый голландец Пит Мондриан, он не доходил, но мирно сидел за столом и трепался с соседями о высокой политике и ценах на картины.
Разгул мелкобуржуазной стихии!
Новое жилье художника в 31-м году, 19, rue Campagne-Premiere, описала некая мамзель Ирина Соколова («Девушка на тахте», музей Бишкека), приехавшая из Шанхая учиться в Париже. Судя по свободным позам на диване, Соколова, Аля Эфрон и бессарабская красавица Люба Попеску составляли постоянное и обаятельное окружение вечно влюбленного Фалька. Пять этажей, разделенных на совершенно одинаковые помещения с широкими окнами. Соседи: Отон Фриез, Андре Лот, Андре Дерен - убежденные «сезаннисты», как и он. Русскую артистическую шпану, кишевшую в Париже, он обходил стороной, но бывало и так, что к столику подсаживались бездомные поэты и живописцы, клянчившие на вино и гашиш. Чаще всех просили взаймы так называемые «русские поэты» - Цвибак, Иваск, Бахрах, пьяницы и наркоманы.
В 33-м во Францию хлынули тысячи эмигрантов из Германии. Антифашисты. Богатые и бедные. Артисты и писатели. Члены запрещенных политических партий. Состоятельные люди, долго не задерживаясь, следовали за океан и в Китай. Киношники - Литвак, Грановский, Любич, Каменка, Брехт, Фриц Ланг - застряли во Франции.
В парижских кафе заговорили по-немецки.
Берлин… Вена… Прага… Костры… Погромы… Лагеря…
По вечерам Фальк сидел в «Куполе». Пять минут ходьбы от жилья. Ему ничего не стоило подсесть к столику приезжих женщин, искавших развлечений. Фаня Езерская, Лиля Далина. Язык Гете он знал не хуже собеседников Клауса Манна или Макса Эрнста, но мысль его витала по русской географии.
Наркомфин… Исполком… Коллективизация… Индустриализация… Родня, сын, дочка… Фальк постоянно читал газеты, но на политическую и военную суету в Европе, Азии, Африке и Америке смотрел, как Гулливер на проказы лилипутов.
Весной 33-го на Северном вокзале он встречал Валерика, семнадцатилетнего сына от помещицы Елизаветы Потехиной. Через трое суток пути проводник, говорящий на всех европейских языках, сдал юношу отцу. По личному распоряжению В. Р. Менжинского Валерик прибыл лечиться во Францию. Молчаливый шофер Третьякова доставил людей в особняк на рю Колизе.
Приезд сына к отцу-невозвращенцу в то дикое время, когда не только «сынков», но и «папаш» с «мамашами» не выпускали из советского рая в западный ад, ошеломил эмиграцию, но Фальк быстро скрылся на «дачу» Третьяковых в Бретань, la Trinite-sur-Mer, шато с флигелями и скотным двором. За лето он сделал там ряд замечательных работ, в том числе портреты Натальи Саввишны, ее очаровательных дочек и настоящий живописный шедевр, портрет своего сына Валерика.
Фальк был отличным портретистом. Он рисовал не просто фигуры из пятен и кубиков, а определенный и уникальный характер человека - задача по тем временам очень редкостная.
Но в разряд «великих» земляков, как Шагал, Фальк не попадал.
К нему на выставке изредко подходил тупой и наглый тип и говорил: «Сколько вы хотите за этот пустячок?» иди «Давайте меняться вещами - вы мне картину, а я вам - зубной протез».
И несмотря на зрелый возраст и неопределенность положения Фальк решил еще года два-три потолкаться во Франции, а затем вернуться в Москву.
* * *
В советском клубе «Наш Союз» не только водили хороводы вокруг елки, но и присматривали за подозрительными беженцами.Такое наблюдение считалось не подлостью, а доблестью строителя бесклассового коммунистического общества. Получить гражданство «страны советов» в то время приравнивалось к пропуску в рай и бывшие головорезы из кожи лезли вон, чтобы получить такой документ.
В 35-м Фальк сменил адрес - 91, boulevard de Port-Royal. Ничего примечательного. Из окна виден купол госпитальной церкви XVII века, вокруг платаны и грохот трамваев. Верная Аля водила Валерика по городу-светочу, показывая исторические достопримечательности. В эпоху жестокой безработицы найти штатное место графика с дипломом Луврской школы было трудно. Фальк нашел ей место гувернантки в семье немецкого эмигранта.
Аля постепенно отходила от Фалька. Она по-настоящему влюбилась в одногодку и комсомольца Леву Савинкова - сына знаменитого террориста, писавшего сценарий для фильма «Тарас Бульба» в постановке А. М. Грановского. Они поселились отдельно, неподалеку от постановщика. Аля принимала участие в съемках и писала короткие рецензии в кинематографические журналы. Казалось, что можно и нужно работать в кинематографе, однако ее будущее решалось в Москве, а не в Париже!
В советском посольстве, в сентябре 35 года Фальк встретил новоиспеченного «советского патриота» Ивана Яковлевича Билибина, уезжавшего в Россию, - вот необъяснимый, шизофренический случай заваленного заказами опытного художника и его преуспевающей жены! Они расписывали стены посольства фресками на сюжеты русских былин, обедали с послом В. П. Потемкиным и были там, как у себя дома. Человек образованный и светский, Иван Яковлевич держал салон в восточном духе - ковры, павлин, рояль, гости. Последняя супруга художника, Саша Потоцкая, зараженная «супрематизмом», приглашала на вечеринки Кандинского и Мондриана с женами. Раз туда заглянув, Фальк был приятно удивлен артистической атмосферой, стал завсегдатаем, а после отъезда Билибиных в Ленинград перебрался в их просторное жилье на 23,
boulevard Pasteur. Пол там был основательно унавожен пометом павлина, на стропилах ворковали дикие голуби, но шестиметровые потолки и большой дневной свет с лихвой восполняли недостатки.
Верная, но ленивая Люба Попеску не справлялась с капризным павлином и его сдали в зоопарк.
В любопытных мемуарах журналиста Дмитрия Сеземана, изданных по-французски в 2001 году «Les confessions d’un métèque» есть рассказ о посещении им в пятнадцатилетнем возрасте и его храброй мамы далекой Норвегии. Это бредовое путешествие организовали им руководители клуба «Наш Союз». Спрашивается, с какой целью пара апатридов ехали далеко на Север?
О местожительстве «кровавого пса Троцкого», о каждом его шаге, знали в Кремле из верных источников. Советские агенты на месте и личный секретарь опального большевика докладывали о деятельности «старика» и его местопребывании, а анонимных кандидатов на совгражданство проверяли на вшивость и поручали опасные задания. Мать Сеземана выехала с сыном на поиски Троцкого, чтобы доказать свою безграничную любовь к советской России.
(Ну, авантюра с Норвегией закончилась благополучно, они нашли адрес «врага народа», но Москва их встретила очень неприветливо. Всю семью вселили в пригородный барак, а оттуда сослали в Сибирь на поселение!)
Фильм А. М. Грановского «Тарас Бульба» с треском провалился. Экспрессивные кадры не привлекали зрителей, искавших развлечений и песен попроще. Постановщик угробил шесть миллионов долларов и скрылся от долгов в неизвестном направлении. Несчастные Аля и Лева снова появлялись у Фалька с безработными актерами, искавшими ночлега. Они спали не более суток и молча исчезали не простившись. Такое вокзальное общежитие Фальк не вынес и осенью 1936 года с сыном и дочкой (ее привезла в Париж мать Кира Константиновна, приехавшая повидаться с жившим во Франции и умирающим от чахотки братом Игорем) выехал на Корсику - виды корсиканской природы хорошо представлены в музее города Донецка! Приехав обратно, отец с детьми не вернулись в билибинскую «голубятню», где новый постоялец принимал артистов, антифашистов и советских туристов, а перебрались на квартирку на 86, boulevard Exelmans.
Кто-то лопнул от зависти к славе Сутина, Шагала, Цадкина, но только не Фальк. Он с увлечением рисовал парижские крыши, деревья и заборы, музицировал на рояле и по вечерам то там, то сям играл в шахматы.
Валерик бегал в Ecole du Louvre, дочка - в частный пансион.
В 36-м году галерея «Зак» опять устроила коллективную выставку русских художников. Рядом с Ларионовым, Шагалом и Фальком повесили начинающих Любу Козинцеву, Ариадну Эфрон и Валерика Фалька. Вышел большой конфуз, пресса выставку замолчала.
Еще весной того же года с большими государственными средствами - пять миллионов франков (400 тысяч золотых рублей!) на покупку архива Карла Маркса - в Париж заявилась команда кремлевских архивистов во главе с членом Политбюро Н. И. Бухариным. Они поселились в роскошном отеле «Лютеция», два месяца закупали шмотки и макияж для жен, залезали на Эйфелеву башню и встречались с «врагами народа», с Лилей Далиной и Фаней Езерской, хранившими у себя на квартире «архив Троцкого».
А встретились они в мастерской Фалька.
«Сталинские соколы», летуны - артистократы земли и неба!
С ними возились, их опекали, им подражали, их обожали. Люди незаурядные, хорошего общего образования и широких взглядов на жизнь, под особым покровительством Кремля. Просторные квартиры в центре Москвы, дачи на берегу моря, прислуга и загранпоездки.
Юный петербуржец Андрей Борисович Юмашев первым в России поднялся на планере собственного изобретения. Опытному летчику поручали серьезные задания по освоению новой авиационной техники и дальности перелетов.
Советский Союз с 1934 года стал постоянным участником авиасалона в Ле Бурже. В ноябре 36-го советские самолеты под командой двух асов Михаила Громова и Валерия Чкалова приземлились на французской земле. Самолеты осмотрел и похвалил президент республики Альбер Лебрен. В честь экипажей устроили торжественный прием в посольстве в присутствии вождей компартии, официальных лиц республики и именитых советских граждан по тем или иным причинам работавших в Париже. Были приглашены Куприн, Марсель Кашен, Мальро, Эренбург, Кольцов и Роберт Фальк. Штурман Юмашев, узнав, что среди гостей Фальк, оставил общество и прилип к нему, как банный лист. Говорили не об авиационных моторах, а исключительно о системе Сезанна, адептом которой был знаменитый летчик.
Оказалось, молодой человек давно рисует, но нуждается в помощи опытного наставника, знающего живописные секреты великого француза. Фальк повел любознательного героя по мастерским Миши Ларионова, Андре Дерена, Леопольда Сюрважа, по галереям и музеям. Завязалась крепкая дружба и, как оказалось, на долгие времена.
Чувство генеральной линии жизни дается не каждому. Шизофреников она то и дело ведет то направо, то налево, где ямы и гибель, травля и небытие.
Фальк шел по своей линии жизни, как большой корабль по океану.
25 декабря вместительный самолет АНТ-35 со «срочным грузом» - архив Маркса, бумаги Троцкого - взял курс на Москву. Правили аппаратом Громов, Юмашев, Данилин.
Авторитетная дата: 1937 год!
В начале января Фальк перебрался в зеленую Булонь, в пустующую мастерскую керамиста Н. Я. Глобы, на тихую улицу, 26, rue Gutenberg. Много рисовал и навещал строителей Всемирной выставки. Советской cтройкой руководил старый знакомец Борис Иофан. Из Москвы по частям привезли скульптурные украшения Мухиной, Чайкова, Фаворского, Карташева, гигантское панно Дейнеки, сотни картин. По выходным он водил дочку в советский кинематограф, где крутили замечательный фильм «Веселые ребята». Случались и скучные семейные обеды и ужины с постоянным присутствием свояка Игоря Константиновича и актера В. И. Качалова с супругой. Кратковременное проживание в Булони, где хорошо работалось, закончилось неприятным событием - 25 января кто-то зарезал директора парижского отдела «Внешторгбанка» Д. С. Навашина, якобы присвоившего большие деньги. Возле трупа полиция обнаружила пару породистых собак, которых он выгуливал по утрам, и очки в роговой оправе неизвестного лица. Полиция оцепила квартал, началась проверка документов, и Фальк от греха подальше смотал удочки в другое, неизвестное мне место. Бесследно исчез и чахоточный сын Станиславского, Игорь Константинович.
Что за спешка?
(Следы И. К. обнаружили лишь в 46-м году в Марокко. Его выдворили из Франции в советский рай, где он стал директором дома-музея своего знаменитого папы).
Я излагаю лишь часть биографических фактов Фалька и его близких, не толкуя их вкривь и вкось.
Еще в 33-м Грановский небрежно бросил свою жену в парижском отеле. С помощью Фалька ей удалось расплатиться за ночлег и купить билет в один конец, в Москву. Известно, что предательства такого рода, в прибавку связь с другой, женщины не прощают, но бесшабашный режиссер Грановский скрылся от всех сотрудников по фильму, не получивших жалованья. Кроме этого, над ним висело несколько тяжелых советских статей Уголовного кодекса - «невозвращенец», «присвоение театральной кассы» и «измена родине». За такое один приговор - смерть! Его скорокопостижная кончина 11 марта 37 года от «тропической лихорадки», - а в Венгрии, где снимался его последний фильм, вроде нет тропиков? - никак не связана с поспешным отъездом Али Эфрон (18 марта) в Москву, а Левы Савинкова - на «испанский фронт», а все-таки что-то здесь не так. Кто мне докажет, что 46-летний деятель советского театра не был отравлен «Фантомасом» из клуба «Наш Союз»?
Ящик с пеплом покойника запихнули в общую могилу. Сопровождал его один человек - художник Фальк!
24-го мая открывалась долгожданная всемирная выставка «Art et technique». Большая «деревня» из 47 национальных павильонов по обоим берегам Сены. Возвышались гигантская башня СССР с «Рабочим и Колхозницей» на крыше и напротив - германский павильон с чудовищной свастикой на макушке. Незадолго до открытия выставки немцы обнаружили, что серп и молот выше свастики, и трое суток напролет поднимали свой символ. В испанском здании повесили огромную и необыкновенную «Гернику» Пабло Пикассо (3,50 на 7,80 метра), но в советском показали «Стахановцев» Александра Дейнеки в три раза больше. Явилась и представительная советская делегация -
актеры, танцоры, певцы, политруки. За группой художников присматривал Сашка Замошкин, ученик Фалька по ВХУТЕМАСу. Не он, а прозорливый политрук Рябичев доносил «куда надо»: «Актер Яншин ходит по подозрительным местам (публ. дома) и, как передают, имеет при себе золотые монеты - проверим!»
Знаменательный факт: из многочисленной кодлы русских художников Парижа на выставке представили лишь одного Фалька. Он удостоился и почетного диплома выставки.
Плевать на мировое искусство - Москва лучше!
Родина встречала Алю с почестями. На вокзале встречал красавец с букетом цветов в голубых галифе и просил называть его не Самуил Яковлевич, а по-братски - Муля. Молчаливый денщик погрузил Алин скарб в просторный «Форд» и отвез в общежитие НКВД на Малой Бронной. Чистая постель, горячий душ, вид на Кремль, бесплатная столовая! - мечта Али претворилась в жизнь.
Поскольку архивы советских «органов безопасности» закрыты, мы можем только гадать - Фалька «вызвали с вещами» или он добровольно 5 июля 1937 г. вернулся в Москву? Я здесь опираюсь на общедоступные факты. «Возвращенец» паковался основательно и не спеша. Багаж с художественными материалами и гостинцами без порчи был отправлен заранее. На Белорусском вокзале его встречали не вооруженные солдаты, а «сталинский сокол», покоритель неба Андрей Юмашев в личном автомобиле - подарок капиталиста Андре Ситроена за акробатику в парижском небе. Он собирался покорить Америку через Северный полюс, но не забыл вручить своему учителю Роберту Рафаиловичу ключи от трехкомнатной квартиры с видом на Кремль.
Пока великодушный летчик покорял Арктику и Америку, по Москве ползли нехорошие слухи об арестах многочисленных «врагов народа», засевших в Кремле, в искусстве, литературе, театрах, колхозах и фабриках. Фальк от греха подальше перебрался на дачу к мистику Дурылину, а осенью, загрузившись холстами и красками, с Героем Советского Союза Юмашевым вылетел в Крым на основательную артистическую тренировку у голубого моря.
Роберт Фальк - «человек сезанновской национальности», поднялся на такие высоты человеческого духа, откуда перестановки в Кремле и руководстве «изофронта» воспринимались мышиной возней, недостойной внимания гения.
Почти десятилетний парижский опыт оставался для него частью творческой жизни, где нет места житейским мелочам.
Прощай, Париж, и здравствуй, Москва!
Очень быстро художник сошелся (1939) с девицей из ВОКСа, Ангелиной Щекиной-Кротовой, образованной и неревнивой, крупной и хозяйственной. Появились ученики. От желающих позировать самому Фальку не было отбоя. Артист выбирал людей с характером.
Связь с Алей Эфрон у него распалась задолго до их отъезда в Москву. Судьба А. Э. сложилась драматически. Ее благородный труд страна не оценила, из общежития по доносу завистников потащили на допрос с пристрастием, а затем на восемь лет корчевать Крайний Север. Ее парижские встречи с великим художником оставались светлым лучом в ее горемычной жизни. Увиделись они через 20 лет, но гедонист Фальк рисовал уже других красивых женщин: Таню Сельвинскую, Ксюшу Некрасову, Майю Левидову.
Франция, 20 июня 2013 г.
Роберт Рафаилович Фальк - москвич. Родился (1886) в почтенной еврейской семье издателя и юриста, рисовать учился в московском училище у К. А. Коровина, музыке - на уроках Матвея Прессмана, затем, как множество русской молодежи, два-три года крутился по Европе, изучая ее культурное наследие, а с началом Первой мировой войны вернулся в Россию, где назревали нешуточные революционные перемены. В голодный и холодный 17-й год, женатый на помещице Елизавете Сергеевне Потехиной и ставший Романом в православном крещении, Фальк перебрался в деревенское поместье жены, но озверевшие мужики подожгли барский дом, выкрали дойных коров и продовольственные запасы. Погорельцы Фальки вернулись в опустевшую Москву с грудным ребенком, мальчиком Валеркой. В невообразимом хаосе культурных перестановок «левый фронт» захватил власть в образовании и в закупочных комиссиях. Помещица с «Романом» развелась, любвеобильный живописец снова стал Робертом и соблазнил дочку режиссера Станиславского, Киру Константиновну, родившую ему дочку Кириллу. В начале 20-х зять Станиславского - уже влиятельный член Наркомпроса и декан живописного факультета в так называемом ВХУТЕМАСе. В 21-м ему поручили расправиться со сдуревшим анархистом Казимиром Малевичем, захватившим власть в образовании города Витебска, что и было сделано. Витебская Губчека арестовала опасного смутьяна, развалившего классический реализм. От расстрела Малевича спасла дочка петроградского диктатора Григория Евсеевича Зиновьева, рисовавшая модные квадратики. С Кирой Станиславской Фальк прожил всего два года, потому что нашел в Витебске третью жену, юную красавицу Раису Идельсон, свояченицу директора Еврейского Рабочего Театра, товарища А. М. Грановского. Высадив из Витебска супрематистов, Фальк, не располагая сценическим талантом, стал главным декоратором театра и поселился в огромной мастерской своего бывшего профессора Коровина, (Мясницкая, 21, кв. 36). В 20-е годы начались гонения на «бывших» и «чужеродных» лиц, причем такие жестокие, что прославленные по самым глухим местам необъятной России художники один за другим бежали из голодной и бесправной родины за границу или в деревню - и не рисовать, а выращивать картошку. Знаменитый декоратор Императорских театров К. А. Коровин, лишившись заказов, мастерской в Москве и дома в Гаграх, один из первых попросился лечиться от коммунизма в Европу. Во Франции, где он осел, театральные заказы получали самые проворные и модные. Старику пришлось халтурить, перерисовывая с открыток русские тройки, зато никто не угрожал тюрьмой и расстрелом за неправильный мазок.
Об эмиграции Фальк, конечно, думал, но слишком крепкой была связь с Москвой по семейной, идейной и профессиональной линиям, чтобы порвать с ней окончательно. Психологически он был далек от монархизма, национализма и антисемитизма «белобандитской эмиграции». Он входил в разряд артистов, верой и правдой служивших искусству, а не политике.
И потом, «просто так» из советского рая не выпускали. «Полезных придурков» идеологи мировой революции и кадровые чекисты обрабатывали, шантажировали, подкупали и высылали делать культурную революцию в Европу.
Кремль шутить не любил. Очень серьезная партия большевиков с длинными руками и острыми ножами на редкость свободно, кооперируясь с местными «прогрессивными кругами», перемещалась по миру. Ездили и «лечиться» в Баден-Баден, и загорать в Сорренто, и в далекий Китай, и под крыши Парижа, но способны были и на кражу персональных архивов и плохо лежащего наследства, и замочить предателя или стукнуть топором по черепушке врага народа.
Нина Андреевна, супруга художника В. В. Кандинского, так описывает «творческую командировку» мужа в Германию. В Кремле отлично знали, что Кандинский - создатель нового направления в искусстве, абстрактивизма (1910) - по-немецки говорит, как баварский немец, и знает Германию, как свой карман. Кремлевский политрук Карл Бернгардович Радек, заведующий «внешним отделом Коминтерна», принял художника в Кремле и сказал:
«Мы посылаем вас в Германию не лечиться от диабета, а работать, учить сытых немцев революционному искусству. Ждем от вас положительных результатов. Подъемной валютой на три месяца вас обеспечит наш кассир, расписку о получении денег оставьте в конторе товарища Бела Куна».
Поскольку говорили по-немецки, - у Радека были большие трудности с русским произношением, - то Нина Андреевна передает сущность разговора.
Решительно все биографы Фалька, как попугаи, повторяют ходульную фразу: «Выехал за границу для изучения классического искусства»! На самом деле все было иначе. В письме приятелю С. Н. Дурылину он пишет: «Не хочется ехать, а надо, посылают». Фальк сопровождал советский театр на европейские гастроли.
В 1928 году директора Еврейского Театра, ставшего «государственным», знаменитого и заслуженного А. М. Грановского (Азарха) с помощниками принимал директор Театрального отдела товарищ Абель Софронович Енукидзе, который со свойственной ему прямотой заявил:
«Вы знаете, товарищи артисты, со Станиславским мы обосрались. Он нас всех надул, как последних фраеров. Вывез свой театр за рубеж, а там артисты разбежались кто куда. Я говорил в ЦК - расстрелять саботажника мировой революции! Нет, ему все простили, Художественный театр, «Сестры», «Вишневый сад», «На дне» - любимые пьесы Ильича. Большевики не людоеды. Да, жизнь трудна, торгуйте, стройте, обогащайтесь, но только не лезьте в политику и возвращайте казенные деньги. Пока власть у нас, мы будем сурово наказывать невозвращенцев, казнокрадов и саботажников!»
С таким напутствием партии и правительства новое творческое учреждение с видным режиссером во главе, известными артистами и декоратором Р. Р. Фальком отправляли в Европу вести революционную пропаганду средствами высокого театрального искусства, единственным в мире еврейским театром.
И везде, где театр бросал якорь, - Рига, Варшава, Берлин, Вена, Брюссель, Париж - был аншлаг и огромный успех.
Фальк ехал не один, а с новой женой, витебчанкой Раисой Идельсон.
* * *
На русское сборище, организованное на немецкие деньги (Париж, 1985, Maison des Ingénieurs), позвали художников и цыганский оркестр под управлением Егора Третьякова. Худоги, как опытные рыбаки, каждый у своей стенки, ждали, когда клюнет клиент. Музыканты и посетители, выслушав доклады о международном положении, кинулись в буфет и с напитками и едой на картонных тарелках разбрелись по выставке. Ко мне подошел мужчина высокого роста, лет сорока пяти, с благородными чертами потомка царицы Савской, совершенно шоколадного цвета.
«А вот это мне нравится! Сколько?»
Мою акварель с изображением кинжала, смирно стоящего, как часовой в будке, он взял за 500 франков, не торгуясь, и сунул картонку со своим адресом. Добавил, что у него есть и Ларионов, и Анненков, и Фальк, и Шемякин, и Зеленин, а теперь есть и Воробьев.
На желтой картонке слева изображался семейный герб, а справа - адрес:
Jegor Tretiakoff. Musikalischer Leiter, 93, Rue de Vaugirard, 75006 Paris Tel. 42 22 74 83.
Оказалось, что этот копчёный музыкант живет рядом со мной, «за углом Бульвара Распай». Сначала мы встретились в кафе «Cherche-Midi», куда я изредка заглядывал, а его знали все. Он мне сказал, что с женой развелся, живет на вечном чемодане и работает по вызову немецких клубов и ресторанов. Меня же постоянно удивлял цвет его кожи и фамилия Третьяков. Появляясь в Париже, он меня вызывал в свое кафе и угощал то вином, то пивом, то кофием. Раз мы встретились в приемной врача. Оказалось, и врач у нас общий. Потом столкнулись в православном монастыре в Медоне, где он жил в детстве, на празднике Святого Георгия, его небесного покровителя.
Постепенно раскрывался секрет его шоколадного происхождения. История из ряда вон выходящая, удивительная и уникальная.
Отец Егора, санитар Белой армии из боевого полка «дроздовцев», самый настоящий потомок Третьякова, собирателя русских картин, полтора года прожил на раскаленных камнях Галлиполи в Турции, где бравые генералы среди скорпионов и змей учили подчиненных ползать, стрелять, бежать, заряжать и молиться о спасении Великой России от большевистской заразы. В 1922-м союзники запретили такое воинство и санитар Миша Третьяков на ловлю счастья подался в Абиссинию. Родители и сестры, бежавшие от большевиков через Сибирь, обосновались в Париже.
Как вербовал Кремль своих сторонников в лихие годы революции, я не знаю, но судя по воспоминаниям графа А. А. Игнатьева, бывшего военного атташе в Париже, советская власть охотно пользовалась услугами дипломатов и военных былых царских времен, и операции за границей по устранению врагов коммунизма с каждой акцией улучшались. На ликвидацию вождей «белого движения» Москва готовила хорошо одетых породистых дворян с военными манерами. На устранение троцкистов и казнокрадов выезжали провокаторы, завербованные в троцкистком лагере. Так обезвредили знаменитых нарушителей спокойствия, видных монархистов, генералов и кучу ренегатов, воровавших партийные деньги.
Дед моего музыканта, Сергей Николаевич Третьяков, в России занимался крупной торговлей и политикой. Побывал министром финансов у адмирала Колчака, а в двадцатые годы обосновался в Париже, где бездельничать не пришлось.
Он продолжал заниматься бизнесом, игрой на бирже и продажей несуществующих фабрик и заводов. Раз ему удалось продать американцу нефтяную вышку в Баку за 100 тысяч долларов, очень внушительная сумма по тем временам. Историки современной «Рашки», опираясь на фальшивые «документы», распускают бредовые сплетни о сотрудничестве Третьякова с большевиками «за 200 долларов в месяц»! Деньги он любил, но крупные, и тратил их с толком, но сидеть по семь часов и подслушивать разговоры «белых воинов» он не стал бы. Не тот стиль жизни, не та семейная традиция.
Третьяковы - дочки Ирина и Таня, супруга Наталья Саввишна, урожденная Мамонтова - жили в огромном доходном особняке в центре Парижа, на тихой улице, 29 rue du Colisée, купленном задолго до революции. Семья занимала третий этаж, а первый и второй сдавали двум антисоветским организациям банкиров и военных.
Советским историкам революции, много лет подряд обличавшим нищету русской эмиграции, верить нельзя. Третьяковы и члены респектабельного «Торгпрома» - братья Гукасовы, Каминки, Рябушинские, Манташевы, Денисовы, Нобели, Путиловы, Щукины - ворочали миллионами, издавали газеты и журналы, строили дома и корабли и жили совершенно буржуазно, с прислугой и личными автомобилями, постоянным отдыхом на Ривьере, зимним спортом в Альпах и поездками за границу.
«Мой дед очень любил художников, - говорил мне Егор Михалыч, - у Третьяковых это в крови. Приходили Миша Ларионов, Мансуров, Сергей Маковский, а Роберт Фальк жил у нас на даче в Бретани. В 33-м дед помог ему выписать душевнобольного сына из Москвы и устроил заслуженный отдых на берегу моря».
Фальк у Третьяковых на рю Колизе!
Ларионов, Анненков, Глущенко - и отличные портреты С. Н. Третьякова, его жены и детей кисти Фалька!
Я заметил основательную модернизацию вкусов владельца картин.
Да, но ведь со временем у самых консервативных людей эстетика прогрессирует.
Западное начало Фалька (1928) было многообещающим. Триумфальные спектакли в Берлине, летний отпуск во Франции с заездом в Ниццу, где лечилась семья бывшего тестя Станиславского в полном составе: сам, жена Лилина, дочка с внучкой, личный доктор, камеристка от ГПУ, светские встречи, богемные кафе, где собиралось множество знакомых, выставки в салонах и в галереях, но вдруг что-то стряслось.
Крах Уолл-стрита, пропади он пропадом!
Из Москвы приехал суровый ревизор, проверил театральную выручку и вместо желанной Америки всю труппу срочно отозвали в Москву.
«Театр превысил гастрольный бюджет и заключил нелегальный договор на гастроли в США», - гласило заключение ревизора.
Неужели готовился коллективный побег театра за океан?
Актеры послушно повернули назад, а режиссер А. М. Грановский, художник Р. Р. Фальк и пара сотрудников тайком покинули отель и скрылись в неизвестном месте. Их жены, сестры Идельсон, тоже застряли на Западе, затем вернулись в Москву, где их как следует допросил на Лубянке сам товарищ Менжинский.
У Фалька вечная жажда Парижа!
«За 9 лет в Париже я сменил 13 квартир» (запись Р. Ф. от 1956 года).
Чаще всего читатель пропустит такое заявление мимо ушей - подумаешь, съемщик квартир! Но меня, оформлявшего аренду в 1975 году и знающего о волынке с бумагами на аренду помещения в Париже, сразу зацепило и поразило: эй, стоп! Сам великий и богатый Пикассо прожил 20 лет (37-57) по одному адресу, а зачем приезжему москвичу 13 адресов? Допустим, одну квартиру при наличии денег и блата в полиции можно снять, да и там проблема - «жеран», «карт-дидантитэ», «терм», но зачем 13?
Квартирная мистика Фалька!
Илья Эренбург о себе пишет («Годы, люди, жизнь»): «Денег у меня было в обрез». Это те же тридцатые годы. Париж. Безработица. Чужбина. А вот о Фальке у него совсем не ортодоксальная фраза: «Он в Париже жил безбедно».
Откуда деньги?
Люди, живущие в цивилизованном обществе, платят за квартиру и газ, электричество и телефон, бензин и мыло, метро и хлеб, поезда и самолеты.
Раиса Идельсон, писавшая родне открытки, оставила адрес парижского местожительства: 3, rue Bonaparte. В начале 29-го Фальки гостили у друга московской юности Семки Эпштейна, зимовашего в Ницце - целый второй этаж с прислугой. Квартира без особых украшений, но рядом Лувр, букинисты, модное Café de Flore, галерея «Eugène Zac», где Фальк показал свое московское творчество требовательным парижанам. На вернисаж пришли и русские. Верные Миша Ларионов с Натальей Гончаровой и куча их учеников, среди которых пышным бюстом и гривой густых волос выделялась Ариадна Эфрон. Ее взгляды на искусство и на будущее человечества полностью совпадали с мировоззрением Фалька.
До богемного вида Р. Ф. никогда не опускался, а в Париже это костюмы по сезону, обязательные галстук и шляпа. В мастерской рабочий передник. Директор крупного банка. Министр буржуазной страны. Сезаннизм в точности соответствовал его темпераменту. Настоящий покупатель это сразу чувствовал. Это вам не легкомысленный попрошайка с Монпарнаса, а хозяин солидного производства, где всем миром уважаемый Поль Сезанн - царь и бог. Однако плохо организованные выставки сначала в одной, а затем в другой галерее успеха не имели. Снобы валили на выставки модных сюрреалистов.
У Фалька ни громких выставок, ни парадных портретов, ни национальных заказов, но деньги у него не переводились. Откуда они у приезжего советского гражданина? Дал взаймы нищий Абрам Минчин, портрет которого Фальк написал в 31 году? Деньги галереи «Ежен Зак», едва сводившей концы с концами? Американец Рокфеллер?
Случайная встреча на вернисаже в галерее «Зак» (16, rue de l’Abbaye) стала для него судьбоносной. Старый знакомец, критик Сергей Маковский представил ему просвещенного любителя живописи и мецената «Иллюстрированной России», пожилого господина С. Н. Третьякова с темными глазами. Сергей Николаевич не только купил «Московский дворик», но и пригласил в гости на самовар. У них оказалось много общих московских знакомых и одни и те же увлечения - музыка и шахматы. Поражали здравые суждения С. Н. о международных делах и никого в доме не пугал советский паспорт Роберта Фалька. Аренду мастерских и краски обеспечил Третьяков и его друзья по «Торгпрому», господа с солидными связями в этом бездушном мире.
По старой интеллигентской привычке письма родным и знакомым художник писал на гербовой бумаге отелей и сам ставил адрес в углу. Ряд писем выставлен в доме-музее его друга, мистика С. Н. Дурылина в поселке Болшево под Москвой. Адреса Фалька меня заинтересовали, и я решил сам их по возможности проверить. Восемь из тринадцати оказались скрытыми тяжелыми воротами с номерными кодами, но внешний вид и расположение домов зафиксировал. Одно из пристанищ художника располагалось рядом со мной, у решетки Люксембургского сада, 10, rue de Vaugirard. Теперь это шестиэтажный отель «Сенат», голый фасад без балконов. По видам былых времен можно определить, что Фальк снимал чердак с двумя окошками с видом на сад. Лет за семьдесят до Фалька там жил студент Поль Сезанн. Дань своему вечному учителю. Проверяя парижские адреса Ариадны Эфрон, я наткнулся на тот же адрес. Отсюда она бегала на уроки рисования в Ecole du Louvre, на сборища в «Наш Союз». Здесь же Фальк писал письма родному брату, бывшим женам в Москву, мистику С. Н. Дурылину, художнику А. В. Куприну и летчику С. Л. Колегаеву, бережно сохранившим конверты и открытки Р. Ф.
Не надо долго соображать, что бытовые заботы Фалька, не способного сварить яйцо вкрутую, исполняла проворная и работящая Аля Эфрон.
Почтенную семью Эфронов-Дурново художник не только хорошо знал по Москве, но и «дружил» с теткой Али, Елизаветой Яковлевной, известной актрисой кино. Пролетарская революция разбросала людей по миру. Теперь племянница Лизы варила супы в Париже и смирно позировала живописцу. Известная гуашь обнаженной в розовых чулках (музей Ижевска) - это Аля Эфрон.
После отъезда Раисы Идельсон Фальк ходил в холостяках и мог ночь напролет просидеть в парижском кафе или на танцах в «Куполе», ставшем модным на Монпарнасе с появлением негритянской музыки. До чарльстона и румбы, где отличался неутомимый голландец Пит Мондриан, он не доходил, но мирно сидел за столом и трепался с соседями о высокой политике и ценах на картины.
Разгул мелкобуржуазной стихии!
Новое жилье художника в 31-м году, 19, rue Campagne-Premiere, описала некая мамзель Ирина Соколова («Девушка на тахте», музей Бишкека), приехавшая из Шанхая учиться в Париже. Судя по свободным позам на диване, Соколова, Аля Эфрон и бессарабская красавица Люба Попеску составляли постоянное и обаятельное окружение вечно влюбленного Фалька. Пять этажей, разделенных на совершенно одинаковые помещения с широкими окнами. Соседи: Отон Фриез, Андре Лот, Андре Дерен - убежденные «сезаннисты», как и он. Русскую артистическую шпану, кишевшую в Париже, он обходил стороной, но бывало и так, что к столику подсаживались бездомные поэты и живописцы, клянчившие на вино и гашиш. Чаще всех просили взаймы так называемые «русские поэты» - Цвибак, Иваск, Бахрах, пьяницы и наркоманы.
В 33-м во Францию хлынули тысячи эмигрантов из Германии. Антифашисты. Богатые и бедные. Артисты и писатели. Члены запрещенных политических партий. Состоятельные люди, долго не задерживаясь, следовали за океан и в Китай. Киношники - Литвак, Грановский, Любич, Каменка, Брехт, Фриц Ланг - застряли во Франции.
В парижских кафе заговорили по-немецки.
Берлин… Вена… Прага… Костры… Погромы… Лагеря…
По вечерам Фальк сидел в «Куполе». Пять минут ходьбы от жилья. Ему ничего не стоило подсесть к столику приезжих женщин, искавших развлечений. Фаня Езерская, Лиля Далина. Язык Гете он знал не хуже собеседников Клауса Манна или Макса Эрнста, но мысль его витала по русской географии.
Наркомфин… Исполком… Коллективизация… Индустриализация… Родня, сын, дочка… Фальк постоянно читал газеты, но на политическую и военную суету в Европе, Азии, Африке и Америке смотрел, как Гулливер на проказы лилипутов.
Весной 33-го на Северном вокзале он встречал Валерика, семнадцатилетнего сына от помещицы Елизаветы Потехиной. Через трое суток пути проводник, говорящий на всех европейских языках, сдал юношу отцу. По личному распоряжению В. Р. Менжинского Валерик прибыл лечиться во Францию. Молчаливый шофер Третьякова доставил людей в особняк на рю Колизе.
Приезд сына к отцу-невозвращенцу в то дикое время, когда не только «сынков», но и «папаш» с «мамашами» не выпускали из советского рая в западный ад, ошеломил эмиграцию, но Фальк быстро скрылся на «дачу» Третьяковых в Бретань, la Trinite-sur-Mer, шато с флигелями и скотным двором. За лето он сделал там ряд замечательных работ, в том числе портреты Натальи Саввишны, ее очаровательных дочек и настоящий живописный шедевр, портрет своего сына Валерика.
Фальк был отличным портретистом. Он рисовал не просто фигуры из пятен и кубиков, а определенный и уникальный характер человека - задача по тем временам очень редкостная.
Но в разряд «великих» земляков, как Шагал, Фальк не попадал.
К нему на выставке изредко подходил тупой и наглый тип и говорил: «Сколько вы хотите за этот пустячок?» иди «Давайте меняться вещами - вы мне картину, а я вам - зубной протез».
И несмотря на зрелый возраст и неопределенность положения Фальк решил еще года два-три потолкаться во Франции, а затем вернуться в Москву.
* * *
В советском клубе «Наш Союз» не только водили хороводы вокруг елки, но и присматривали за подозрительными беженцами.Такое наблюдение считалось не подлостью, а доблестью строителя бесклассового коммунистического общества. Получить гражданство «страны советов» в то время приравнивалось к пропуску в рай и бывшие головорезы из кожи лезли вон, чтобы получить такой документ.
В 35-м Фальк сменил адрес - 91, boulevard de Port-Royal. Ничего примечательного. Из окна виден купол госпитальной церкви XVII века, вокруг платаны и грохот трамваев. Верная Аля водила Валерика по городу-светочу, показывая исторические достопримечательности. В эпоху жестокой безработицы найти штатное место графика с дипломом Луврской школы было трудно. Фальк нашел ей место гувернантки в семье немецкого эмигранта.
Аля постепенно отходила от Фалька. Она по-настоящему влюбилась в одногодку и комсомольца Леву Савинкова - сына знаменитого террориста, писавшего сценарий для фильма «Тарас Бульба» в постановке А. М. Грановского. Они поселились отдельно, неподалеку от постановщика. Аля принимала участие в съемках и писала короткие рецензии в кинематографические журналы. Казалось, что можно и нужно работать в кинематографе, однако ее будущее решалось в Москве, а не в Париже!
В советском посольстве, в сентябре 35 года Фальк встретил новоиспеченного «советского патриота» Ивана Яковлевича Билибина, уезжавшего в Россию, - вот необъяснимый, шизофренический случай заваленного заказами опытного художника и его преуспевающей жены! Они расписывали стены посольства фресками на сюжеты русских былин, обедали с послом В. П. Потемкиным и были там, как у себя дома. Человек образованный и светский, Иван Яковлевич держал салон в восточном духе - ковры, павлин, рояль, гости. Последняя супруга художника, Саша Потоцкая, зараженная «супрематизмом», приглашала на вечеринки Кандинского и Мондриана с женами. Раз туда заглянув, Фальк был приятно удивлен артистической атмосферой, стал завсегдатаем, а после отъезда Билибиных в Ленинград перебрался в их просторное жилье на 23,
boulevard Pasteur. Пол там был основательно унавожен пометом павлина, на стропилах ворковали дикие голуби, но шестиметровые потолки и большой дневной свет с лихвой восполняли недостатки.
Верная, но ленивая Люба Попеску не справлялась с капризным павлином и его сдали в зоопарк.
В любопытных мемуарах журналиста Дмитрия Сеземана, изданных по-французски в 2001 году «Les confessions d’un métèque» есть рассказ о посещении им в пятнадцатилетнем возрасте и его храброй мамы далекой Норвегии. Это бредовое путешествие организовали им руководители клуба «Наш Союз». Спрашивается, с какой целью пара апатридов ехали далеко на Север?
О местожительстве «кровавого пса Троцкого», о каждом его шаге, знали в Кремле из верных источников. Советские агенты на месте и личный секретарь опального большевика докладывали о деятельности «старика» и его местопребывании, а анонимных кандидатов на совгражданство проверяли на вшивость и поручали опасные задания. Мать Сеземана выехала с сыном на поиски Троцкого, чтобы доказать свою безграничную любовь к советской России.
(Ну, авантюра с Норвегией закончилась благополучно, они нашли адрес «врага народа», но Москва их встретила очень неприветливо. Всю семью вселили в пригородный барак, а оттуда сослали в Сибирь на поселение!)
Фильм А. М. Грановского «Тарас Бульба» с треском провалился. Экспрессивные кадры не привлекали зрителей, искавших развлечений и песен попроще. Постановщик угробил шесть миллионов долларов и скрылся от долгов в неизвестном направлении. Несчастные Аля и Лева снова появлялись у Фалька с безработными актерами, искавшими ночлега. Они спали не более суток и молча исчезали не простившись. Такое вокзальное общежитие Фальк не вынес и осенью 1936 года с сыном и дочкой (ее привезла в Париж мать Кира Константиновна, приехавшая повидаться с жившим во Франции и умирающим от чахотки братом Игорем) выехал на Корсику - виды корсиканской природы хорошо представлены в музее города Донецка! Приехав обратно, отец с детьми не вернулись в билибинскую «голубятню», где новый постоялец принимал артистов, антифашистов и советских туристов, а перебрались на квартирку на 86, boulevard Exelmans.
Кто-то лопнул от зависти к славе Сутина, Шагала, Цадкина, но только не Фальк. Он с увлечением рисовал парижские крыши, деревья и заборы, музицировал на рояле и по вечерам то там, то сям играл в шахматы.
Валерик бегал в Ecole du Louvre, дочка - в частный пансион.
В 36-м году галерея «Зак» опять устроила коллективную выставку русских художников. Рядом с Ларионовым, Шагалом и Фальком повесили начинающих Любу Козинцеву, Ариадну Эфрон и Валерика Фалька. Вышел большой конфуз, пресса выставку замолчала.
Еще весной того же года с большими государственными средствами - пять миллионов франков (400 тысяч золотых рублей!) на покупку архива Карла Маркса - в Париж заявилась команда кремлевских архивистов во главе с членом Политбюро Н. И. Бухариным. Они поселились в роскошном отеле «Лютеция», два месяца закупали шмотки и макияж для жен, залезали на Эйфелеву башню и встречались с «врагами народа», с Лилей Далиной и Фаней Езерской, хранившими у себя на квартире «архив Троцкого».
А встретились они в мастерской Фалька.
«Сталинские соколы», летуны - артистократы земли и неба!
С ними возились, их опекали, им подражали, их обожали. Люди незаурядные, хорошего общего образования и широких взглядов на жизнь, под особым покровительством Кремля. Просторные квартиры в центре Москвы, дачи на берегу моря, прислуга и загранпоездки.
Юный петербуржец Андрей Борисович Юмашев первым в России поднялся на планере собственного изобретения. Опытному летчику поручали серьезные задания по освоению новой авиационной техники и дальности перелетов.
Советский Союз с 1934 года стал постоянным участником авиасалона в Ле Бурже. В ноябре 36-го советские самолеты под командой двух асов Михаила Громова и Валерия Чкалова приземлились на французской земле. Самолеты осмотрел и похвалил президент республики Альбер Лебрен. В честь экипажей устроили торжественный прием в посольстве в присутствии вождей компартии, официальных лиц республики и именитых советских граждан по тем или иным причинам работавших в Париже. Были приглашены Куприн, Марсель Кашен, Мальро, Эренбург, Кольцов и Роберт Фальк. Штурман Юмашев, узнав, что среди гостей Фальк, оставил общество и прилип к нему, как банный лист. Говорили не об авиационных моторах, а исключительно о системе Сезанна, адептом которой был знаменитый летчик.
Оказалось, молодой человек давно рисует, но нуждается в помощи опытного наставника, знающего живописные секреты великого француза. Фальк повел любознательного героя по мастерским Миши Ларионова, Андре Дерена, Леопольда Сюрважа, по галереям и музеям. Завязалась крепкая дружба и, как оказалось, на долгие времена.
Чувство генеральной линии жизни дается не каждому. Шизофреников она то и дело ведет то направо, то налево, где ямы и гибель, травля и небытие.
Фальк шел по своей линии жизни, как большой корабль по океану.
25 декабря вместительный самолет АНТ-35 со «срочным грузом» - архив Маркса, бумаги Троцкого - взял курс на Москву. Правили аппаратом Громов, Юмашев, Данилин.
Авторитетная дата: 1937 год!
В начале января Фальк перебрался в зеленую Булонь, в пустующую мастерскую керамиста Н. Я. Глобы, на тихую улицу, 26, rue Gutenberg. Много рисовал и навещал строителей Всемирной выставки. Советской cтройкой руководил старый знакомец Борис Иофан. Из Москвы по частям привезли скульптурные украшения Мухиной, Чайкова, Фаворского, Карташева, гигантское панно Дейнеки, сотни картин. По выходным он водил дочку в советский кинематограф, где крутили замечательный фильм «Веселые ребята». Случались и скучные семейные обеды и ужины с постоянным присутствием свояка Игоря Константиновича и актера В. И. Качалова с супругой. Кратковременное проживание в Булони, где хорошо работалось, закончилось неприятным событием - 25 января кто-то зарезал директора парижского отдела «Внешторгбанка» Д. С. Навашина, якобы присвоившего большие деньги. Возле трупа полиция обнаружила пару породистых собак, которых он выгуливал по утрам, и очки в роговой оправе неизвестного лица. Полиция оцепила квартал, началась проверка документов, и Фальк от греха подальше смотал удочки в другое, неизвестное мне место. Бесследно исчез и чахоточный сын Станиславского, Игорь Константинович.
Что за спешка?
(Следы И. К. обнаружили лишь в 46-м году в Марокко. Его выдворили из Франции в советский рай, где он стал директором дома-музея своего знаменитого папы).
Я излагаю лишь часть биографических фактов Фалька и его близких, не толкуя их вкривь и вкось.
Еще в 33-м Грановский небрежно бросил свою жену в парижском отеле. С помощью Фалька ей удалось расплатиться за ночлег и купить билет в один конец, в Москву. Известно, что предательства такого рода, в прибавку связь с другой, женщины не прощают, но бесшабашный режиссер Грановский скрылся от всех сотрудников по фильму, не получивших жалованья. Кроме этого, над ним висело несколько тяжелых советских статей Уголовного кодекса - «невозвращенец», «присвоение театральной кассы» и «измена родине». За такое один приговор - смерть! Его скорокопостижная кончина 11 марта 37 года от «тропической лихорадки», - а в Венгрии, где снимался его последний фильм, вроде нет тропиков? - никак не связана с поспешным отъездом Али Эфрон (18 марта) в Москву, а Левы Савинкова - на «испанский фронт», а все-таки что-то здесь не так. Кто мне докажет, что 46-летний деятель советского театра не был отравлен «Фантомасом» из клуба «Наш Союз»?
Ящик с пеплом покойника запихнули в общую могилу. Сопровождал его один человек - художник Фальк!
24-го мая открывалась долгожданная всемирная выставка «Art et technique». Большая «деревня» из 47 национальных павильонов по обоим берегам Сены. Возвышались гигантская башня СССР с «Рабочим и Колхозницей» на крыше и напротив - германский павильон с чудовищной свастикой на макушке. Незадолго до открытия выставки немцы обнаружили, что серп и молот выше свастики, и трое суток напролет поднимали свой символ. В испанском здании повесили огромную и необыкновенную «Гернику» Пабло Пикассо (3,50 на 7,80 метра), но в советском показали «Стахановцев» Александра Дейнеки в три раза больше. Явилась и представительная советская делегация -
актеры, танцоры, певцы, политруки. За группой художников присматривал Сашка Замошкин, ученик Фалька по ВХУТЕМАСу. Не он, а прозорливый политрук Рябичев доносил «куда надо»: «Актер Яншин ходит по подозрительным местам (публ. дома) и, как передают, имеет при себе золотые монеты - проверим!»
Знаменательный факт: из многочисленной кодлы русских художников Парижа на выставке представили лишь одного Фалька. Он удостоился и почетного диплома выставки.
Плевать на мировое искусство - Москва лучше!
Родина встречала Алю с почестями. На вокзале встречал красавец с букетом цветов в голубых галифе и просил называть его не Самуил Яковлевич, а по-братски - Муля. Молчаливый денщик погрузил Алин скарб в просторный «Форд» и отвез в общежитие НКВД на Малой Бронной. Чистая постель, горячий душ, вид на Кремль, бесплатная столовая! - мечта Али претворилась в жизнь.
Поскольку архивы советских «органов безопасности» закрыты, мы можем только гадать - Фалька «вызвали с вещами» или он добровольно 5 июля 1937 г. вернулся в Москву? Я здесь опираюсь на общедоступные факты. «Возвращенец» паковался основательно и не спеша. Багаж с художественными материалами и гостинцами без порчи был отправлен заранее. На Белорусском вокзале его встречали не вооруженные солдаты, а «сталинский сокол», покоритель неба Андрей Юмашев в личном автомобиле - подарок капиталиста Андре Ситроена за акробатику в парижском небе. Он собирался покорить Америку через Северный полюс, но не забыл вручить своему учителю Роберту Рафаиловичу ключи от трехкомнатной квартиры с видом на Кремль.
Пока великодушный летчик покорял Арктику и Америку, по Москве ползли нехорошие слухи об арестах многочисленных «врагов народа», засевших в Кремле, в искусстве, литературе, театрах, колхозах и фабриках. Фальк от греха подальше перебрался на дачу к мистику Дурылину, а осенью, загрузившись холстами и красками, с Героем Советского Союза Юмашевым вылетел в Крым на основательную артистическую тренировку у голубого моря.
Роберт Фальк - «человек сезанновской национальности», поднялся на такие высоты человеческого духа, откуда перестановки в Кремле и руководстве «изофронта» воспринимались мышиной возней, недостойной внимания гения.
Почти десятилетний парижский опыт оставался для него частью творческой жизни, где нет места житейским мелочам.
Прощай, Париж, и здравствуй, Москва!
Очень быстро художник сошелся (1939) с девицей из ВОКСа, Ангелиной Щекиной-Кротовой, образованной и неревнивой, крупной и хозяйственной. Появились ученики. От желающих позировать самому Фальку не было отбоя. Артист выбирал людей с характером.
Связь с Алей Эфрон у него распалась задолго до их отъезда в Москву. Судьба А. Э. сложилась драматически. Ее благородный труд страна не оценила, из общежития по доносу завистников потащили на допрос с пристрастием, а затем на восемь лет корчевать Крайний Север. Ее парижские встречи с великим художником оставались светлым лучом в ее горемычной жизни. Увиделись они через 20 лет, но гедонист Фальк рисовал уже других красивых женщин: Таню Сельвинскую, Ксюшу Некрасову, Майю Левидову.
Франция, 20 июня 2013 г.