переспать глазами
Все эти мальчики за сорок… с остатками пышных шевелюр, с резкой проседью в глазах… приграничные поэты, давно сменившие вытянутый свитер на приличный другой пиджак…
с усталостью пожилой проститутки оглядывающие толпу в поисках, в поисках кого-то, кто примет в себя немного их болезного нутряного… прожует, сублимирует, вырвет…
Они не смотрят на фасон платья, не видят, что ботинки запылены метрополитеном… но видят худую ключицу, резкую впадину живота, неумело затертые синяки, сбитые костяшки… смотрят в глаза, загнанные, посеревшие от боли… и все про тебя понимают.
И ты ловишь их на себе, и знаешь, что они уже в тебе побывали, минуя тугие кнопки и неловкие паузы. И тебе тоже давно не двадцать, ты позволяешь немного личного в пределах пары взглядов. И наперед знаешь, как это будет… Как через какой-нибудь час он щелкнет выключателем, извиняясь за отсутствие признаков социализации, тапок и горячей воды. Вытащит хороший виски, скинет со стула тревожную кошку и стопки мятых, испачканных жизнью листов… И станет говорить, вставляя в тебя слова и проворачивая, как проворачивают ржавый ключ в блестящем новеньком замке.
И после, умирая под ним, придавленная его болью, ты словишь пару острых оргазмов - с ножа. И тебя прорвет как плотину. Ты увидишь, как вокруг всплывают трупы окрестных жителей и кошек. И под утро тебя будет рвать содержимым вывернутых шкафов, треснутых фотографий, вывороченных рам и тарелок с остатками ужина.
И ты смотришь на него и думаешь: нет, не сегодня, сегодня - нет. Потому что ты сама торчишь наружу ребрами, выступаешь углами, тонешь в стакане воды, который наполовину полон, и ни капли чужого вместить не можешь. Тебе бы самой сейчас разухабистого балагура, наглеца с парой скабрезных историй и лейкопластырем во весь рост.
И вы расходитесь, даже не прикоснувшись друг другу, с молчаливым обещанием… может быть, после, потом, в какой-нибудь понедельник.
с усталостью пожилой проститутки оглядывающие толпу в поисках, в поисках кого-то, кто примет в себя немного их болезного нутряного… прожует, сублимирует, вырвет…
Они не смотрят на фасон платья, не видят, что ботинки запылены метрополитеном… но видят худую ключицу, резкую впадину живота, неумело затертые синяки, сбитые костяшки… смотрят в глаза, загнанные, посеревшие от боли… и все про тебя понимают.
И ты ловишь их на себе, и знаешь, что они уже в тебе побывали, минуя тугие кнопки и неловкие паузы. И тебе тоже давно не двадцать, ты позволяешь немного личного в пределах пары взглядов. И наперед знаешь, как это будет… Как через какой-нибудь час он щелкнет выключателем, извиняясь за отсутствие признаков социализации, тапок и горячей воды. Вытащит хороший виски, скинет со стула тревожную кошку и стопки мятых, испачканных жизнью листов… И станет говорить, вставляя в тебя слова и проворачивая, как проворачивают ржавый ключ в блестящем новеньком замке.
И после, умирая под ним, придавленная его болью, ты словишь пару острых оргазмов - с ножа. И тебя прорвет как плотину. Ты увидишь, как вокруг всплывают трупы окрестных жителей и кошек. И под утро тебя будет рвать содержимым вывернутых шкафов, треснутых фотографий, вывороченных рам и тарелок с остатками ужина.
И ты смотришь на него и думаешь: нет, не сегодня, сегодня - нет. Потому что ты сама торчишь наружу ребрами, выступаешь углами, тонешь в стакане воды, который наполовину полон, и ни капли чужого вместить не можешь. Тебе бы самой сейчас разухабистого балагура, наглеца с парой скабрезных историй и лейкопластырем во весь рост.
И вы расходитесь, даже не прикоснувшись друг другу, с молчаливым обещанием… может быть, после, потом, в какой-нибудь понедельник.