“Я - одряхлевший Рим, на рубеже паденья.
Смотрю, как варваров стремится рать вперед,
А сам беспечные пишу стихотворенья,
Где в стиле золотом истома солнца жжет.”
Поль Верлен. Томление (пер. В. Брюсова)
Открытие для себя “живого” Шекспира дало такой вот необычный побочный эффект:
Да, не очень понятно когда это нормально читать. Пока урывками, на бегу или перед сном. Но даже так - целый новый мир открывается. Часть изданий - репринты начала века, все, кроме Новицкой до 1939 года, ну а последняя - это изложение отдельных аспектов системы Станиславского его ученицей. К чему я это? К тому, что если взять современные издания, то становится “немного” не по себе. Попадаешь словно в Рим периода упадка, когда на улицах еще величественная красота, но уже нет мастеров, которые ее хотя бы повторить могли, а не то, чтобы создать что-то более совершенное. У общества нет сил даже для поддержания в нормальном состоянии существующего наследия, и оно потихоньку разваливается и утрачивается.
“Душе со скуки нестерпимо гадко.
А говорят, на рубежах бои.
О, не уметь сломить лета свои!
О, не хотеть прожечь их без остатка!”
Поль Верлен. Томление (пер. Б. Пастернака)
А при чем тут Шекспир? Во-многом при том, что он отец современного европейского театра, он его - Гомер. И пытаясь понять его, неизбежно становится понятнее что вообще с нами происходит. Шекспир, это как у Высоцкого:
“И об стакан бутылкою звеня,
Которую извлек из книжной полки,
Он выпалил: да это ж про меня!
Про всех про нас, какие, к черту волки?!”
Высоцкий. Прошла пора вступлений и прелюдий
Click to view
Ну и последнее. Листая эти книги, вспоминается
Богданов. Он-то тут при чем? Да все при том же, при чем “Психотехники” и “Выразительное чтение”, с одной стороны, - к Шекспиру (и театру), а с другой, - к танго. Исполнительское мастерство везде имеет общую базу: и в театре, и при декламации, и на танцполе. В результате же, читая вроде о театре, прям таки видишь изложение методических основ преподавания танго (по системе Станиславского :) ). Во всем угадывается общая основа, та, которая пока не найдена, ну или недооформлена. “Тектология” еще ждет своего часа, а иначе этот “Рим” развалится к чертям, наступят новые “темные века”, а там, глядишь человечество сделает еще одну попытку, если выживет.
Я - Рим, державный Рим в часы перед развязкой.
Гляжу на варваров, плечистых, молодых,
Потом, не торопясь, слагаю акростих,
Любуясь блеском слов, их выверенной пляской.
Пустынная душа томится скукой вязкой.
А где-то там бои. Но мне-то что до них?
Ни воли нет, ни сил. Ток жизни вял и тих.
И нет желаний. Пруд, заросший нежной ряской.
Сил и желаний нет. О смерть, и ты не тронь.
Всё выпито. Батилл, а помолчать нельзя ли?
Всё съедено. И мы как будто всё сказали.
Лишь глуповатый стих - пора ему в огонь;
Лишь непутевый раб - он нас шутя обманет;
Лишь скука вязкая тихонько душу тянет.
Поль Верлен. Томление (пер. Э. Линецкой)
Вот как-то так