Как связаны отношения привязанности, развитие и возможности.
Когда заходит разговор о проживании зависимости в терапии, в отношениях, обычно первый обсуждаемый и приходящий на ум образ таков - есть кто-то маленький, нуждающийся, бессильный, живущий в нехватке и дефиците; и вот появляется тот, кто необходимым ресурсом обладает и, может быть, даже поделится - накормит, обеспечит, успокоит и т.д.
А дальше возникает закономерный вопрос: как локальное, внешнее «кормление» повлияет на внутреннее переживание бессилия и нехватки - подтвердит ли, что один был и будет немощен и слаб или каким-то иным способом? И от чего зависит результат.
Вообще, состояние глобального бессилия или дефицита - всегда отголосок травмирующей истории; для ребенка, каким бы маленьким он ни был, естественно чувствовать интерес к возможностям и удовольствие развития, а не беспомощность и бессилие.
В период, когда ребенок психически связан с матерью, он не чувствует себя маленьким и немощным, как ни странно, хотя он и не состоянии ни осознавать толком, ни удовлетворять свои потребности и нужды сам.
Отношения привязанности и заботы делают возможными переживания того, что он влияет на мир и получает от мира ответ на свой запрос, что он существует и имеет силы для жизни; то, что ему требуется - будет получено, а если и не будет - ребенок не останется один со своей фрустрацией и не «захлебнется» в ярости или ужасе, а продолжит жить.
По мере взросления изменяются и развиваются способы, которые доступны ребёнку для удовлетворения его потребностей, и становится все более реалистичным восприятие ребенком своих возможностей и ограничений.
В фазе слияния (первые несколько месяцев жизни), пока еще граница между собой и матерью для ребенка не существует - мать видится, переживается продолжением его самого: как руки, как часть его организма, которой он может управлять. С помощью плача и других сигналов он как будто сам добывает себе еду, тепло, спокойствие, общение. Не мать - большая, а он - маленький, а он, ребенок управляет матерью и всеми ее возможностями и, соответственно, своей жизнью сам.
Такая младенческая грандиозность является естественной адаптацией в раннем детстве - ведь если даже непродолжительный дискомфорт становится сильным переживанием, с которым в одиночку не совладать, то ощущение глобальности собственных слабости и беспомощности будет слишком тяжело и травматично.
По мере того, как ребенок подрастает и становится все более самостоятельным - учится ползать, ходить - он сталкивается с тем, что они с матерью разные существа, что он управляет только собой, а не ей, на самом-то деле. И в этот момент он замечает собственные малость и слабость, что, конечно, злит и пугает малыша.
Но если мама в доступе, ребенок перестраивается из позиции «мы с мамой одно целое» в позицию «я - ребенок своей матери, я похож на нее, такую большую и сильную, поэтому я смогу, справлюсь, у меня все получится».
Здесь важна возможность идеализации матери/родителей, разрешение равняться на взрослых, переживание себя таким же хорошим и сильным, как они - это новый способ справиться с фрустрацией от своих ограничений, не быть ими раздавленным, а, опираясь на других, продолжать исследовать и развивать свои собственные силы.
В здоровых, хороших детско-родительских отношениях не так уж часто ребенок чувствует свою зависимость от взрослых как слабость и бессилие;
но при нарушении привязанности, когда мать не может удовлетворить детские нужды, когда она не справляется - ребенок переживает свою беспомощность, одиночество и страх.
Это история, где я - ничего не могу$ и все внимание посвящается не развитию своих возможностей, а поиску того, кто поделится силами и даст возможность хотя бы выжить.
Иными словами, можно получать что-то и делать это своим, а можно каждый раз подтверждать себе, что это - чужое, не мое, а у меня - ничего не было и нет. И человек действует тем способом, который для него привычен и знаком.
Работа с бессилием, с зависимостью от чужого ресурса, это, во многом, работа про возвращение способности доверять, надеяться, принимать и усваивать; про опыт новых отношений, в которых другой хочет и может что-то давать, а я могу замечать, принимать эти дары, насыщаться и расти.
А дальше возникает закономерный вопрос: как локальное, внешнее «кормление» повлияет на внутреннее переживание бессилия и нехватки - подтвердит ли, что один был и будет немощен и слаб или каким-то иным способом? И от чего зависит результат.
Вообще, состояние глобального бессилия или дефицита - всегда отголосок травмирующей истории; для ребенка, каким бы маленьким он ни был, естественно чувствовать интерес к возможностям и удовольствие развития, а не беспомощность и бессилие.
В период, когда ребенок психически связан с матерью, он не чувствует себя маленьким и немощным, как ни странно, хотя он и не состоянии ни осознавать толком, ни удовлетворять свои потребности и нужды сам.
Отношения привязанности и заботы делают возможными переживания того, что он влияет на мир и получает от мира ответ на свой запрос, что он существует и имеет силы для жизни; то, что ему требуется - будет получено, а если и не будет - ребенок не останется один со своей фрустрацией и не «захлебнется» в ярости или ужасе, а продолжит жить.
По мере взросления изменяются и развиваются способы, которые доступны ребёнку для удовлетворения его потребностей, и становится все более реалистичным восприятие ребенком своих возможностей и ограничений.
В фазе слияния (первые несколько месяцев жизни), пока еще граница между собой и матерью для ребенка не существует - мать видится, переживается продолжением его самого: как руки, как часть его организма, которой он может управлять. С помощью плача и других сигналов он как будто сам добывает себе еду, тепло, спокойствие, общение. Не мать - большая, а он - маленький, а он, ребенок управляет матерью и всеми ее возможностями и, соответственно, своей жизнью сам.
Такая младенческая грандиозность является естественной адаптацией в раннем детстве - ведь если даже непродолжительный дискомфорт становится сильным переживанием, с которым в одиночку не совладать, то ощущение глобальности собственных слабости и беспомощности будет слишком тяжело и травматично.
По мере того, как ребенок подрастает и становится все более самостоятельным - учится ползать, ходить - он сталкивается с тем, что они с матерью разные существа, что он управляет только собой, а не ей, на самом-то деле. И в этот момент он замечает собственные малость и слабость, что, конечно, злит и пугает малыша.
Но если мама в доступе, ребенок перестраивается из позиции «мы с мамой одно целое» в позицию «я - ребенок своей матери, я похож на нее, такую большую и сильную, поэтому я смогу, справлюсь, у меня все получится».
Здесь важна возможность идеализации матери/родителей, разрешение равняться на взрослых, переживание себя таким же хорошим и сильным, как они - это новый способ справиться с фрустрацией от своих ограничений, не быть ими раздавленным, а, опираясь на других, продолжать исследовать и развивать свои собственные силы.
В здоровых, хороших детско-родительских отношениях не так уж часто ребенок чувствует свою зависимость от взрослых как слабость и бессилие;
но при нарушении привязанности, когда мать не может удовлетворить детские нужды, когда она не справляется - ребенок переживает свою беспомощность, одиночество и страх.
Это история, где я - ничего не могу$ и все внимание посвящается не развитию своих возможностей, а поиску того, кто поделится силами и даст возможность хотя бы выжить.
Иными словами, можно получать что-то и делать это своим, а можно каждый раз подтверждать себе, что это - чужое, не мое, а у меня - ничего не было и нет. И человек действует тем способом, который для него привычен и знаком.
Работа с бессилием, с зависимостью от чужого ресурса, это, во многом, работа про возвращение способности доверять, надеяться, принимать и усваивать; про опыт новых отношений, в которых другой хочет и может что-то давать, а я могу замечать, принимать эти дары, насыщаться и расти.