Кстати о самоубийцах
Кстати о самоубийцах . На семейном празднике позавчера у Бабушки присутствовала ее подруга - с дочкой, разумеется. Дочь - спесивая МГУшница, в полной убежденности, что диплом МГУ по ценности равен родословной испанского гранда. Она из тех девочек, которые знают всё, и задают собеседнику вопрос лишь с тем, чтобы продемонстрировать собственную осведомленность в предмете. Мама заговорила, что последнее время неплохо стала относиться к флоре, прежде ей недолюбливаемой. Завела бы даже какой-нибудь цветочек, только не герань и не фикус. И не этот, как его - она толкнула меня локтем.
- Не ваньку мокрого, - подсказал я ей популярное почтовое растение.
- Ну что вы знаете о фикусах, - с уничтожающей снисходительностью вступила мгушница, - ты ведь имеешь в виду только этот заурядный каучуконосный фикус. Видела бы ты фикус Беньямина - это просто прелесть, настоящая прелесть.
Представляете, она при мне так и сказала: «Просто прелесть». Потом она говорила о неприхотливости кливии и стрептокарпуса, про то, что драцена прекрасно чувствует себя в тени, в отличие от корделины, и о том, что все голландские цветы сидят на гаммаглобулине. Я, сознаюсь, грешен, поддержал этот разговор, с целью вступиться за Маму, и засыпал надменную бабенку тремя дюжинами экзотических названий, сохраненных детской памятью из «Садоводства» Киселева (ex bibliothek моего энциклопедически образованного Прадеда). Потом дамочка вышла из-под моего контроля, я нашел более интересных собеседников (что было нетрудно), но не в добрый час вышел покурить на лестницу, где она меня и сцапала.
Ее распирало от желания подарить меня fanny stories из своей, как ей (видимо, от выпитого) показалось, насыщенной биографии. Я изнывал в тисках приличий, а она, как Шахразада, нанизывала истории за историями, магистральный пафос которых весь сводился к упоенному самолюбованию. Можно было прочитать как в тексте, так и между строк, что МГУ - второй Парнас, чему доказательством ее (этой шкодливой бабенки) глубокий ум, блестящее остроумие и обворожительная наружность.
Желая порезвить меня, она занялась рассказывать о том, как весело они придумали примету: «Философы полетели - к сессии»! Ведь у них, у этих философов, и еще у искусствоведов с 21-го этажа к весне обострение депрессии, вот они все и кидаются. Ее подруга раз чистила зубы, и вдруг видит, прямо летит один, представляешь!..
И она хохотала, словно говорила что-то смешное. Она говорила это МНЕ - депрессивному психотику. МНЕ, которому два месяца назад пришлось хоронить не самого близкого, но все же симпатичного однокурсника, бросившегося из окна. Какие же мерзкие бывают бабы!
- Представляешь, а один, - она хохотнула в качестве интродукции к анекдоту, - педик, ну, его все затюкали, он по этому поводу огорчился… Так он повесился на подтяжках одного парня, нашего, историка!.. Ну его, этого педика, сняли, но подтяжки уже, конечно, были не те!
И она хохотала, считая себя в этот момент уж я не знаю кем - Жорж Занд, Насреддином, или кем уж из умов и остроумцев. Мне хотелось гласом велием возопить: «Педики, они же как дети! Убивать педиков - все равно, что убивать детей!»
И ведь все это она рассказывала мне - это… как это… депрессивному психотику. Потом она переключилась на французский язык, который она находила мелодичным, а немецкий оригинально считала лающим. Не надо быть Мопассаном или Чеховым, чтобы удавить такую гниду к чертовой матери. Не знаю, может статься, я в тенетах злобы, но, кажется, она по макрочеловеческим меркам совершенно гнусна. Не так ли?