М. Булгаков ПРЕДАННАЯ ЛЮБОВЬ Часть 2
РАССТАВАНИЕ
Каникулы скоро кончились, Тася уехала домой, в Саратов, обещав вернуться к Рождеству, но родители не отпустили ее. Он писал ей, что покончит собой, если она не вернется…
- Неужели правда не станешь жить? - Саша Гдешинский со смесью ужаса и уважения глядел на товарища.
- Не стану! - твердо сказал семнадцатилетний Миша Булгаков. - Вот достану револьвер, и застрелюсь к черту! Понимаешь, душа болит бесконечно. Она должна была приехать на Рождество, и вот, не приедет, родители не пускают. А, вдруг она вообще никогда не приедет?! А вдруг полюбит другого?! Ну не могу я больше терпеть эту неизвестность!
Наспех распрощавшись с Булгаковым, Гдешинский бросился на почту. И полетела в Саратов телеграмма: "Телеграфируйте обманом приезд. Миша стреляется": Полугодом раньше пятнадцатилетняя Татьяна Лаппа гостила у тетки в Киеве, и познакомилась с гимназистом восьмого класса, шестнадцатилетним Мишей Булгаковым.
Ох, не даром Тасина мать не скупилась на зуботычины ("За что, мама?" - "У тебя глаза порочные! Так и буравишь ими мужчин!" - "Я не виновата, мама! Просто я подросла!") - виновата или не виновата, но только колдовские глаза были у Таси!
Посмотрел в них Миша, и пропал. Взявшись за руки, через шумный Купеческий сад брели в безлюдный Царский - целоваться. "Ты ведьма, ты свела меня с ума", - шептал Миша.
Все лето Миша проработал контролером на поездах, чтобы купить билет до Саратова. Тасины родители благословили их. На прощание мама подарила Тасе цепочку - на счастье. В Киев Михаил вернулся с любимой.
Варвара Михайловна (мать Булгакова) писала дочери в Москву:
"Моя милая Надя! Давно собираюсь тебе написать, но не в силах в письме изложить тебе всю эпопею, которую я пережила в эту зиму: Миша совершенно измочалил меня. В результате я должна предоставить ему самому пережить все последствия своего безумного шага: 26 апреля предполагается свадьба. Дела стоят так, что все равно они повенчались бы, только со скандалом и разрывом с родными; так я решила устроить лучше все без скандала".
Тася была беременна. Михаил проявил мягкотелость и начал уговаривать Тасю сделать аборт, сам договаривался с врачом…
Родственники считали, женитьбу студента второго курса и вчерашней гимназистки чистейшим безумием. "Не женитесь! Мише еще рано жениться", -- уговаривала Варвара Михайловна Тасю.
Родители перехватывали их письма друг к другу, отнимали у них железнодорожные билеты, запирали на замок: Влюбленные увиделись только через три года! Они стояли на вокале и целовались у всех на виду. Люди говорили: "Надо же, неужели в наше время еще встречается такая любовь - нерассуждающая, не знающая стыда, как у Ромео с Джульеттой?!" Что ж, с любовью Миши и Таси скоро пришлось смириться даже их родителям; и дело стремительно двигалось к свадьбе.
Тем не менее, несмотря на все переживания родных, Тася довольно быстро и легко стала своей в шумной молодежной компании дома Булгаковых, где всегда царили уют, доброта и понимание.
Перед свадьбой мама поставила условие, чтобы Миша, сдал "хвосты" в университете, а то из-за любви ему и учеба в голову не шла. Будущий доктор сочинял шутливые стишата:
Сижу я перед книгою,
В ней формул длинный ряд,
Но вижу в книге фигу я …
Блуждает мутный взгляд.
Видел он милое личико своей юной избранницы.
Варвара Михайловна - Мишина мать - велела молодым поститься перед венчанием. Но, отобедав пустой картошкой в семье, жених с невестой ехали в ресторан, оттуда - в оперу ("Руслан и Людмила", "Аида", чаще - любимый обоими "Фауст"), а уж оттуда - в свою съемную комнату. Варвара Михайловна была очень недовольна, что молодые еще до свадьбы живут вместе, но поделать ничего не могла.
ВЕНЧАНИЕ
25 апреля 1913 года Михаила и Татьяну обвенчал профессор Киевской духовной академии, настоятель подольской церкви Николы Доброго, «что на взвозе», Александр Глаголев.
Булгаков надел на венчание Тасин золотой браслет - он почему-то был уверен, что эта безделушка приносит счастье (потом он еще не раз надевал браслет: на выпускные экзамены в университете, и когда ему грозила смертельная опасность, и когда ему слишком долго не платили гонорар за рассказы, и просто когда хотел, чтоб ему повезло в казино).
Было много цветов, особенно нарциссов. А вот фаты на невесте не было, белого платья тоже (деньги, присланные отцом на свадьбу, Тася потратила), и под венцом она стояла в полотняной юбке и блузке.
Варвара Михайловна вздыхала: "Безбожники! Не кончится добром такой брак!" - она догадывалась, куда пошли Тасины "свадебные" деньги. Врачебное вмешательство определенного рода было в те времена делом опасным и весьма дорогостоящим: Тася решилась на это, чтобы не думали, будто она принуждает Мишу жениться.
Любовь и семейные заботы сказались на учебе студента-медика. Михаилу Булгакову пришлось пропустить несколько семестров.
БЕЗДЕНЕЖНОЕ БЛАГОПОЛУЧИЕ
В медовый месяц, а затем и во все последующие молодые вели довольно беззаботный образ жизни. "Отец присылал мне деньги, - рассказывала Татьяна Николаевна, - а Михаил давал уроки… Мы все сразу тратили… Вообще к деньгам он относился: если есть деньги - надо их сразу использовать. Если последний рубль, и стоит тут лихач - сядем и поедем! Или один скажет: "так хочется прокатиться на авто!" - тут же другой говорит: "Так в чем дело - давай поедем!" Мать ругала за легкомыслие. Придем к ней обедать, она видит - ни колец, ни цепи моей. "Ну, значит, все в ломбарде! - "Зато мы никому не должны!"
Мать Михаила с этим смирилась. Молодые нанимали квартиру на Андреевском, так Михаилу было недалеко добираться до университета и обедали они в доме Булгаковых.
- Перед экзаменами я часто сопровождала мужа в библиотеку, которая находилась на Царской площади в конце Крещатика, - рассказывала Татьяна Николаевна. - Михаил брал большие красочные медицинские атласы и учебники, штудировал их, конспектируя материал в свои тетради. Мне же доставалась беллетристика, над которой я по молодости лет нередко рыдала.
Хорошо запомнила Татьяна Николаевна и подольскую церковь Рождества Христова с «пухлыми колоннами», за которыми в 1918 году скрывался военный доктор Михаил Булгаков, преследуемый вооруженными до зубов очередными «освободителями отечества». Тогда, получив лёгкое ранение и нервный срыв, он несколько дней пролежал дома. Татьяна, выхаживая больного мужа, не отходила от его постели.
ВОЙНА
В августе 1915 года в безмятежную жизнь Булгаковых грубо ворвалась война: курс медицинского факультета, на котором учится Михаил, выпустили досрочно (фронту нужны врачи!). Михаил стал работать в госпитале. Не желая оставить мужа, Тася записалась сестрой милосердия, таскала обеды для раненых на пятый этаж. Там было очень много гангренозных больных, и Миша все время ноги ампутировал. А она эти ноги держала. Ей становилось дурно, но потом - привыкла.
Сам Михаил Булгаков признавался в письме к матери: "Таськина помощь для меня не поддается учету…"
СМОЛЕНСКАЯ ГУБЕРНИЯ, СЫЧЕВСКИЙ УЕЗД, С. НИКОЛЬСКОЕ
Через год Булгакову пришло новое назначение: земским врачом в Смоленскую губернию, Сычовский уезд, село Никольское. Миша с Тасей обрадовались: подальше от фронта, от рваных ран и ампутаций. По дороге от Смоленска до места назначения радость куда-то испарялась: во-первых, страшная грязь: бесконечная, унылая, и вид такой унылый. Приехали под вечер. Ничего нет, голое место! Какие-то деревца. "Ничего, выспимся как следует с дороги, наутро все будет выглядеть повеселее", - решили супруги. Но в эту ночь, как и во все последующие, выспаться как следует им не удалось - привезли роженицу. Конечно, ребенок шел неправильно, и Тасе пришлось под тусклым светом лампы выискивать в учебнике "Акушерство" нужные места: Потом больные потянулись нескончаемой чредой; доходило даже до 100 человек в день! Началась тяжелая повседневная работа, так хорошо описанная самим доктором Булгаковым в "Записках юного врача". Тася всегда была рядом: листала учебник, когда случались минуты растерянности, ассистировала, как умела, выхаживала выздоравливающих.
Надо сказать, что за год их смоленской жизни изменилось многое. Грянули октябрьские события в Питере и Москве. Беспокойство за близких побудили Булгакова вернуться в Киев. За полтора года, которые они прожили с Тасей в Киеве там шесть или семь раз менялась власть. Большевики, петлюровцы, немцы с гетманом, вновь петлюровцы, опять большевики, деникинцы… Младшие братья Михаила: Николай и Иван, оба юнкеры киевских военных училищ, участвовали в боях, и однажды Николай лишь чудом избежал расстрела.
МОРФИЙ
Как то к Булгакову привезли ребенка с дифтеритом, и пришлось через трубку отсасывать пленки из крохотного горла. Разумеется, Михаил инфецировался, а противодифтерийная сыворотка обладала тяжелейшим побочным действием: у Булгакова распухло лицо, тело покрылось сыпью и зудело нестерпимо, в ногах - сильные боли. В качестве анастезии Булгаков выпросил у фельдшерицы немного морфия.
За считанные дни он стал совершенно другим человеком, безумцем, преследуемым галлюцинациями: ему все виделся какой-то гигантский змей, и этот змей его душил, дробя кости. Спасти от змея могли только белые кристаллы, и Михаил стал их рабом, позволил морфию вытеснить из своего сердца все - даже любовь к Тасе. Так для супругов Булгаковых начался их маленький частный ад: Михаил заставлял жену ездить за морфием в город. "Кого же лечит доктор Булгаков? - ухмылялись ей в лицо аптекари. - Пусть напишет фамилию больного". Если ей не удавалось добыть наркотик, или раствор был меньшей концентрации, муж приходил в ярость. Браунинг Тася у него давно украла, но все равно было страшно: Булгаков швырял в нее то шприцем, то горящей керосиновой лампой.
Однажды насильно вколол Тасе морфий (якобы, чтобы облегчить странные боли под ложечкой, которые с некоторых пор мучили ее). В его одурманенной голове засел страх, что Тася может выдать его начальству, и таким образом он надеялся подстраховаться.
АБОРТ
Вскоре после этого случая Тася обнаружила, что снова беременна. В интервью она сказала, что сама не захотела рожать ребенка от морфиниста и ездила на аборт в Москву к профессору гинекологии Николаю Михайловичу Покровскому (родному дяде Булгакова, ставшему прототипом профессора Преображенского в "Собачьем сердце").
Впрочем, десятью годами раньше Татьяна Николаевна рассказывала совершенно другую версию (а, может, речь просто шла о двух разных случаях?) В книге Варлена Стронгина, написанной на основе нескольких интервью с Татьяной Николаевной, этот эпизод рассказан примерно так: своей беременности Тася была рада, сказала: "Миша, у нас будет чудесный ребеночек!". Муж помолчал немного, а потом сказал: "В четверг я проведу операцию". Тася плакала, уговаривала, боролась. А Миша все твердил: "Я врач и знаю, какие дети бывают у морфинистов". Таких операций Булгакову делать еще не доводилось (да и кто мог бы обратиться к земскому врачу, лечащему одних крестьян, с подобной просьбой?). И, прежде чем натянуть резиновые перчатки, он долго листал свой медицинский справочник: Операция длилась долго, Тася поняла: что-то пошло не так. "Детей у меня теперь никогда не будет", - тупо подумала она; слез не было, желания жить тоже: Когда все было кончено, Тася услышала характерный звук надламывания ампулы, а затем Миша молча лег на диван и захрапел.
ИЗБАВЛЕНИЕ
Тому, что произошло дальше, нет другого объяснения, кроме мистического. Говорят, Тася, атеистка с гимназических времен, вдруг стала молиться: "Господи, если ты существуешь на небе, сделай так, чтобы этот кошмар закончился! Если нужно, пусть Миша уйдет от меня, лишь бы он излечился! Господи, если ты есть на небе, соверши чудо!" И чудо произошло: Дойдя до 16 кубов в день четырехпроцентного раствора морфия, Михаил вдруг надумал ехать советоваться к знакомому наркологу в Москву.
Шел ноябрь 1917-го, в Москве пожаром разгоралось восстание. Под ногами свистели пули, но Булгаков их не замечал, и вряд ли даже сознавал, что в России происходит что-то страшное: он был поглощен своей собственной, частной катастрофой. Что именно Михаилу Афанасьевичу сказал тогда московский доктор - неизвестно, но только с той поездки Булгаков стал понемногу уменьшать ежедневную дозу наркотика.
СОБЫТИЯ В КИЕВЕ
В 1918 году вернулись в Киев. Дела там творились страшные: один за другим 18 переворотов, и дом №13 перешел на осадное положение: не известно было, кто кого и под каким лозунгом придет убивать нынешней ночью. Однажды в дом проникла целая стая обезумевших от голода крыс, и Михаил с братьями гоняли их палками. В другую ночь пришли синежупанники, обутые почему-то в дамские боты, а на ботах - шпоры. Шарили под кроватью, под столом, потом сказали: "Пойдем отсюда, здесь беднота, ковров даже нет". В этом хаосе морфий продавался уже совсем без рецепта и стоил
не дороже хлеба, но Булгаков держался.
- Да, Тася, да, - однажды сказал он, заметив недоверчиво-счастливый взгляд жены. Начинается отвыкание.
- Миша, я знала, что ты человек достаточно сильный.
Булгаков усмехнулся. Он знал, что та стадия морфинизма, которую он переживал еще несколько недель назад, лечению не поддается. Произошло нечто необъяснимое - как будто вмешалась некая сила, которая хотела от Булгакова не гибели, а жизни и неких великих свершений.
Читать дальше