О бабушке
В этом году исполнилось 120 лет со дня рождения моей бабушки, Наталии Ивановны Чекалинской. Она была очень интересным человеком и много сделала для моего становления. Вот и решил написать о ней.
[Читать.]
Детство и юность
Наташа Петряевская (это девичья фамилия бабушки) родилась 24 июля (по новому стилю) 1897 г. в Бобруйске. Мать ее умерла в родах или сразу после них. Отец, Иван Константинович Петряевский (инженер-железнодорожник, был начальником станции Лунинец, потом, по-видимому, остался на польской территории) сразу завел другую семью и дочь увидел только тогда, когда ей было около 14 лет.
Воспитывала Наташу бабушка (вот только не могу понять, по отцу или по матери), а также тетя - Наталия Константиновна Петряевская (по мужу Ванькович). Жили они в Бобруйске. У бабушки, по-видимому, была какая-то пенсия, которая позволяла жить, как я понимаю, скромно, но достойно. Наташа пошла в гимназию; как сирота, была освобождена от оплаты за обучение, но ей «приходилось» учиться только на отлично, чтобы это освобождение действовало. Лучшей подругой было Юля Воронцова, в честь которой она потом назвала одну из своих дочерей. Закончила гимназию с золотой медалью в 1914 г., но саму медаль не получила из-за начала Первой мировой войны - золото, как сказали гимназисткам, шло на нужды фронта. Потом закончила еще и 8-й гимназический класс, который давал право преподавания. В этом классе ей преподавала только что закончившая ту же гимназию Екатерина Васильевна Азбукина (потом - жена известного актера Владимира Иосифовича Владомирского) и сестра деятеля белорусского краеведения (и первого Возрождения вообще) Николая Васильевича Азбукина. Потом они породнились: бабушкина дочь, моя тетя Галя, вышла замуж за Бориса Владомирского - сына Екатерины Васильевны.
В детские годы лето проводили в небольшом имении Тремля в верховьях одноименной реки (тогда это была Рудобельская волость Бобруйского уезда, сейчас - д. Любань Октябрьского района или вблизи нее), принадлежавшем мужу бабушкиной тети - одному из Ваньковичей (возможно, его звали Вацлав Антонович; недавно нашел его имя в числе первых белорусских метеонаблюдателей - http://www.geoversum.by/blogs/tapan-m-ka/pervye-beloruskie-meteorologi.html). Детские бабушкины впечатления от Тремли были очень яркими, она мне многое рассказывала: как добирались на пароходе до Паричей, далее на извозчике, как хорошо было летом. Под влиянием бабушкиных рассказов Тремля мне представлялась чем-то экзотическим и я был очень разочарован, когда впервые увидел спрямленную и канализованную реку…
В последних классах гимназии или сразу после нее бабушка освоила печать на машинке (хотя и не владела «слепым методом») и этот навык очень помогал в течение всей ее нелегкой жизни. Приохотила к этому и меня, за что (как и за многое другое, конечно) я ей благодарен.
Как потом бабушка оказалась в Минске - не знаю. Но хорошо помню, что в ее анкетах (бюрократическая жилка во мне была с детства - я любил читать всякие документы и их запоминал) первым местом работы было «общество помощи жертвам войны». Очень может быть, что это было именно белорусское общество помощи жертвам войны, в котором работали Вацлав Ивановский, Зоська Верас, Ядвигин Ш. и другие деятели первого белорусского Возрождения. Возможно - какое-то другое общество помощи жертвам войны (их же несколько было), но работавшее в тесном контакте с белорусским. Во всяком случае, Ивановского бабушка точно знала.
Революция и гражданская война
Что происходило с ней в 1917 г., бабушка никогда не рассказывала. Потом, уже после революции, она, судя по всему, пошла наниматься машинисткой в народный комиссариат земледелия Западной области и фронта и встретила там своего будущего мужа - Ивана Казимировича Чекалинского. Вместе с ним отступали от немцев и поляков, какое-то время находились в Смоленске, потом снова возвращались. В это время судьба свела со многими советскими белорусскими деятелями (в частности, Адамом Славинским и другим моим дедом Стефаном Гельтманом). Мой папа, работавший с архивными документами, выяснил, что супругов Чекалинских в это время как-то арестовало ЧК, но худшего удалось избежать - отпустили…
После окончания гражданской войны вернулись в Минск и одно время жили в одном доме с Якубом Коласом и Язэпам Лесиком; у Коласа это описано в рассказе «У двары пана Тарбэцкага». На самом деле фамилия «пана» была Русецкий. Здесь в 1921 г. родился первенец - сын Богдан, в 1923 г. - дочь Галина.
Попытка стать «культурными земледельцами»
Бабушкин муж - мой дед Иван, как могу понять по рассказам (в основном - моей мамы), всегда стремился «прыдбать свой кут» и заниматься сельским хозяйством. Он происходил из мелкой белорусской католической шляхты, почти не отличавшейся по образу жизни от крестьян. В революционном движении участвовал с 1905 г.; во время немецкой оккупации Минска в 1918 г. на его квартире печаталась подпольная литература. После окончания гражданской войны он откликнулся на призыв партии создавать культурные хозяйства силами ветеранов гражданской войны. В результате семья переехала в упомянутую выше Тремлю, где стала заниматься сельским хозяйством. Родились дети - еще 3 дочери: Ирма-Мая (1925 г., потом просто Ирма), Юлия (1927 г.) и Наталия, моя мама (1929 г.).
Об этом периоде я знаю мало. Могу предполагать, что роль «фермерши» бабушку не вдохновляла и отношения с мужем стали портиться. А тут подоспел «великий перелом». В Тремлю приехал брат Ивана, Карл и заявил примерно следующее: «В России коллективизация, скоро дойдет и сюда. Тебя раскулачат. Бросай все и уезжай». По рассказам маминой сестры, хозяйство все-таки удалось продать. Все семейство двинулось в Минск, где помогли старые друзья Славинский и Гельтман, которые тогда занимали довольно заметные посты. Первое время жили у них, а потом купили дом на Броневом переулке.
1930-е годы
Как это ни покажется удивительным, но в Минске, имея пятерых детей, бабушка закончила биологический факультет университета - кажется заочное, хотя, возможно, и вечернее отделение (а может, начинала на вечернем, затем перевелась на заочное). Потом пришла в только что организованный Ботанический сад Белорусской академии наук, где заведовала оранжереей, работала в отделе дендрологии. Очень тепло отзывалась о его первом директоре С. П. Мельнике (потом его арестовали и расстреляли за «вредительский выбор» территории сада), мне показывала фундамент довоенного корпуса сада (сгорел в войну) - перед нынешним центральным входом, следов теперь уже нет. Видимо, с этим местом было связано немало значительных для бабушки событий.
Бабушкин муж довольно рано заболел, но сначала получал пенсию как участник гражданской войны, был депутатом Минского горсовета. Но над ним стали сгущаться тучи, когда его соратники по революционным делам один за другим оказывались врагами народа. Его самого не тронули, но пенсию платить прекратили, из партии «механически выбыл». На семью Чекалинских писали разного рода доносы, в том числе и о том, что у них в доме бывали враги народа Славинский, Лесик и другие. По одному из таких доносов бабушкину дочь Галю (она тогда училась на филфаке университета) исключили из комсомола; такая же угроза нависла и над Богданом (студентом Политехнического института), но его комсомольцы отстояли. Судя по некоторым рассказам, и бабушке по этой же причине какое-то время не было разрешено работать в черте Минска. К тому же надо было зарабатывать на содержание всей большой семьи - одной работы было мало.
Вот тут пригодились навыки машинистки и «педагогический» класс гимназии. По бабушкиным рассказам, она работала в вечерней школе в Щемыслице, в какой-то конторе машинисткой или делопроизводителем (в ней работало много татар с Татарских огородов, и бабушка вспоминала, как ее угощали кониной), в 1939 г. благодаря знанию польского и других иностранных языков разбирала Несвижскую библиотеку Радзвиллов. Скорее всего, приходилось ей выполнять и много других работ.
Немного о другом. Якуб Колас, старый знакомый по «двару пана Тарбэцкага», снова жил поблизости - на Войсковом переулке. Семьи подружились, часто отмечали праздники, одно время вместе снимали дачу (насколько я помню рассказы, в деревне Болочанке под Пуховичами). Константин Михайлович стал оказывать бабушке знаки внимания, посвящал стихи - всего около десяти, пока опубликовано только три. Вот фрагмент одного из них:
Адзвінелі песні лета,
I ты, песня сэрца, спета,
Спета без пары!
Бо не чула родных тонаў
I сугучных сэрцу звонаў,
Дык засні, замры!
Прыгадаю табе лета,
Ткаў красенцы нам да света
Нашых мар чаўнок.
Прыгадаю сны і з’явы,
Лес дубовы, кучаравы,
Збор малін, суніц.
Прыгадаю табе жніва,
Каласы на зжатай ніве,
Гучны звон крыніц.
…..
(Полностью см. Якуб Колас. Збор творў. Т. 2. 2006. С. 166-167, 174, 177-178).
Эти события сама бабушка описала в краткой заметке, которая вышла уже после ее смерти (Гiсторыя аднаго знаемства// Беларусь. 1988. № 9).
А в «Міхасевых прыгодах», которые Колас посвятил своему сыну, перечисляются и бабушкины дочки (только Ирма стала «Iнцай»):
Надакучыла дзецям зiма:
Iм разгону зімою няма.
Маркотна Міхасю,
Алесю і Ясю,
Валодзю, Андрэю
I ўсім, хто дурэе
I хоча разгону -
Ну, Юрку, Сымону,
Марынцы, Тацянцы,
Аленцы, Мар'янцы,
I Інцы, і Юльцы,
Натальцы, Ганульцы -
Ну, словам, дзяўчатам
I хлопцам,
Тым хватам.
Война
О том, что происходило с бабушкиной семьей в годы войны, я уже как-то писал ( https://dv-g.livejournal.com/55195.html). Сначала она работала в больнице (в первом клиническом городке), потом - на болотной станции, а затем всей семьей (кроме бабушкиного мужа) уехали в Клецк, где было спокойнее и сытнее. Семья была связана с партизанами, эту связь установило печально знаменитое своими минскими делами Смоленское СД, бабушку и всех дочерей арестовали, но им чудом удалось вырваться из лагеря на Широкой. Сын Богдан погиб на фронте в Новгородской области (он ушел на восток после бомбежки Минска 24 июня 1941 г.). Дом на Броневом сгорел в бомбежку, на его месте построили полуземлянку, где жили до 1953 г.
Очень жалею, что бабушка не оставила воспоминания о войне (да и не только о войне). Но это понятно - о многом, что тогда происходило, что приходилось делать, чтобы выжить, долгое время лучше было не говорить ради собственной безопасности. Да и сейчас правда о войне, к сожалению, не в чести…
После войны
После войны бабушка вернулась на работу в Академию наук, работала в Институте биологии (позже - Институте экспериментальной ботаники) под руководством известного дендролога академика Н. Д. Нестеровича. Хорошо помню, как готовилась к печати, а потом вышла их книга «Плоды и семена лиственных древесных растений» (авторы Н.Д. Нестерович, Н.И. Чекалинская, Ю.Д. Сироткин). За цикл работ в составе коллектива бабушка получила государственную премию БССР, причем в этом коллективе только она была без ученой степени.
Несмотря на сложности и трудности жизни, бабушкины дочки получили высшее образование (правда, Галина - актриса и ассистент режиссера Купаловского театра - сделала это очень поздно, уже на моей памяти), три стали кандидатами наук: Юлия - физик, Ирма - химик (биохимик), Наталия (моя мама) - ботаник (точнее, фитопатолог). У всех были семьи, дети. Нас было 6 двоюродных братьев и сестер, мы тесно общались, даже если родители ссорились. К сожалению, сейчас двоих уже нет с нами…
В 1953 г. дом-землянку пытались снести как несанкционированное строение - Броневой переулок осваивал под коттеджи Белтракторстрой. Помог все тот же Якуб Колас, который был тогда вице-президентом АН БССР. В результате бабушке дали квартиру от Тракторного завода в одноэтажном доме без удобств, но и это было счастьем. В этой квартире и я провел первые 10 лет своей жизни.
Бабушкин образ жизни
Бабушка жила вместе с моими родителями, хотя отношения с ними были довольно прохладными. Но меня бабушка очень любила и много в меня вложила.
Бабушка очень поздно ушла на пенсию, в 70 лет. На работе ее ценили, ей было разрешено приходить попозже, поэтому утром она занималась мною (я в детстве много болел и в детский сад ходил мало). Кормила завтраком, что-то рассказывала; когда я пошел в школу - проверяла уроки (я учился во вторую смену). А вечером и в выходные практически всегда кого-нибудь посещала: либо дочек, либо подруг, иногда ходила в театр (преимущественно Купаловский).
Все визиты были запланированы как минимум за неделю и отражались в бабушкиных «планах». Это были сложенные пополам листочки школьных тетрадей, где отмечалось, к кому когда пойти, что купить и т.п. Были и «долговременные» планы, в которых, например, числилась покупка пианино (в форме эскизного наброска этого инструмента). Хотя я этот план выкрал и пианино зачеркнул, это меня не спасло от довольно длительного мучения музыкой…
У бабушки было какое-то невообразимое количество знакомых, казалось, она знала весь Минск. Этими знакомствами она старалась пользоваться. Например, мне запомнилось, что зубы мне как-то лечили в медсанчасти станкостроительного завода им. Кирова, где работала бабушкина знакомая. «По знакомству», мы попали и в дом творчества писателей в Королищевичах под Минском, где очень хорошо отдыхали в 1968-70 гг.
Бабушка вела обширную переписку, особенно любила всех поздравлять с праздниками. Для этого надо были купить «красивенные» открытки (обязательно с конвертами), а потом бросить их в ящик обязательно на главпочтамте: там письма вынимали каждый час и бабушка считала, что они быстрее доходят до адресата.
Также бабушка любила делать вырезки понравившихся материалов из газет (или сообщений о значительных событиях). Мне запомнилось, что в ее бумагах я уже потом нашем вырезку из польской газеты с сообщением о смерти и отпевании Анны Ахматовой - в наших газетах об этом, разумеется, не писали.
У бабушки был очень правильный, но немного старомодный русский язык, явно поставленный в гимназии. Но все-таки это был тот минский русский, некоторые детали которого не всегда понятны за пределами Беларуси. Так, кота было положено брать «за каршень» (шкирку), в шкафу были «шуфляды» (ящики), а в моей комнате часто наблюдался «гармидар» (беспорядок)…
Бабушка питала слабость к Наполеону Бонапарту и называла себя «бонапартистской». Когда одна мамина подруга посетила Париж (что тогда было чрезвычайной редкостью), она привезла бабушке камешек с могилы императора. Мне читала (и даже напевала) слова стихотворения Гейне (перевод М.Л. Михайлова): «Во Францию два гренадера из русского плена брели….» - видимо, помнила, как эту песню исполнял Шаляпин. Или читала стихотворение «Воздушный корабль» (Лермонтов, из Цедлица) о могиле Наполеона на острове Святой Елены. Также симпатизировала генералу Шарлю Де Голлю, а я в 1968 г. ее дразнил, мол твоего Де Голля скоро свергнут…
Бабушка и внук
Поскольку мы жили вместе, бабушка много мною занималась - больше, чем другими внуками. Ее подход к воспитанию сводился к тому, что с детьми надо говорить и вести себя, как со взрослыми - так и было. Мне, разумеется, много читали, но выбор литературы был своеобразным: в первую очередь это были рассказы К.С. Паустовского, произведения которого бабушка очень любила. Также почти полностью был прочитан белый четырехтомник С. Я. Маршака. А вот сказок и другой детской литературы мне читали мало.
Как я сейчас понимаю, именно от бабушки я получил огромный пласт информации в самых разных областях. Вот, например, что я впервые узнал именно от бабушки:
- основы Библии (без каких-либо попыток религиозного воспитания);
- важнейшие события отечественной истории (Вещий Олег, Иван Грозный, Смутное время, Петр и др. - примерно в версии гимназического курса);
- Какие бывают падежи (в том числе говорилось, что раньше был еще и звательный);
- об основных достопримечательностях Ленинграда;
- то, что химические элементы делятся на металлы и металлоиды (вторые теперь называют неметаллами);
- происхождение человека (при этом вспоминала, что ее бабушка говорила: «Может, ты и произошла от обезьяны, а я - нет…»).
Ну, и т.д. и т.п - много другого. И из науки, и из искусства, и просто из жизни.
Можно также отметить бабушкины характеристики некоторых исторических событий и персонажей, воспоминания - как они отложились в моей памяти:
- все бастовали и царь был вынужден дать манифест (о революции 1905 г.);
- все обнимались, целовались и поздравляли друг друга (о февральской революции);
- был такой мятеж Булах-Булаховича (детали не рассказывала);
- ничего не было, а потом разрешили частную торговлю, и все появилось (про НЭП);
- говорила я с твоим дедом Стефаном. После убийства Кирова вышли газеты с заголовками «Пудами крови ответим на смерь Кирова». Я и говорю, кровь зачем? А он - Наталия Ивановна, может, так надо?
- собирали собрания в Академии наук, требовали смертную казнь Тухачевскому;
- Сталин, конечно, потом собирался Европу захватить, когда немцы и англичане ослабнут (так что концепции Виктора Суворова я не очень удивился);
- Берия хотел власть захватить, но Хрущев с Жуковым и Фурцевой ему не дали.
И многое другое…
В 1971 г., когда я впервые поехал в Ленинград с папой, тетей и двоюродной сестрой, бабушка составили план поездки, которым мы в общем-то и руководствовались. В примечании «если останется время» числился и Ботанический институт. Но времени не осталось и тогда я в институт не попал…
Я бабушку звал «баб» - сокращенная форма «звательного» падежа от «баба». «Бабушкой» же у нас было положено именовать ее тетю, о которой шла речь выше.
Надо отметить, что из своей очень скромной пенсии бабушка выкраивала какие-то деньги на подарки и карманные расходы внукам (мне, по крайней мере). Баловала, одним словом…
Последние годы
Бабушка себя вполне неплохо чувствовала примерно до 1972 г. Потом стало хуже, проявилась болезнь Паркинсона. Ей стало тяжело ходить, к тому же появилась капризность, которой ранее никогда не было. Было, конечно, непросто. Ее не стало в марте 1978 г. На похороны пришло очень много народа, мне запомнилась Стефания Станюта.
Когда бываю в Минске, всегда стараюсь посетить бабушкину могилу на Северном кладбище; на памятнике, по ее желанию, высечены строки Якуба Коласа: «Адзвiнелi песнi лета, i ты песня сэрца спета…».
Наташа Петряевская (?после окончания гимназии)
В Ботаническом саду, 1961 г.
С внуками (я на руках)
[Читать.]
Детство и юность
Наташа Петряевская (это девичья фамилия бабушки) родилась 24 июля (по новому стилю) 1897 г. в Бобруйске. Мать ее умерла в родах или сразу после них. Отец, Иван Константинович Петряевский (инженер-железнодорожник, был начальником станции Лунинец, потом, по-видимому, остался на польской территории) сразу завел другую семью и дочь увидел только тогда, когда ей было около 14 лет.
Воспитывала Наташу бабушка (вот только не могу понять, по отцу или по матери), а также тетя - Наталия Константиновна Петряевская (по мужу Ванькович). Жили они в Бобруйске. У бабушки, по-видимому, была какая-то пенсия, которая позволяла жить, как я понимаю, скромно, но достойно. Наташа пошла в гимназию; как сирота, была освобождена от оплаты за обучение, но ей «приходилось» учиться только на отлично, чтобы это освобождение действовало. Лучшей подругой было Юля Воронцова, в честь которой она потом назвала одну из своих дочерей. Закончила гимназию с золотой медалью в 1914 г., но саму медаль не получила из-за начала Первой мировой войны - золото, как сказали гимназисткам, шло на нужды фронта. Потом закончила еще и 8-й гимназический класс, который давал право преподавания. В этом классе ей преподавала только что закончившая ту же гимназию Екатерина Васильевна Азбукина (потом - жена известного актера Владимира Иосифовича Владомирского) и сестра деятеля белорусского краеведения (и первого Возрождения вообще) Николая Васильевича Азбукина. Потом они породнились: бабушкина дочь, моя тетя Галя, вышла замуж за Бориса Владомирского - сына Екатерины Васильевны.
В детские годы лето проводили в небольшом имении Тремля в верховьях одноименной реки (тогда это была Рудобельская волость Бобруйского уезда, сейчас - д. Любань Октябрьского района или вблизи нее), принадлежавшем мужу бабушкиной тети - одному из Ваньковичей (возможно, его звали Вацлав Антонович; недавно нашел его имя в числе первых белорусских метеонаблюдателей - http://www.geoversum.by/blogs/tapan-m-ka/pervye-beloruskie-meteorologi.html). Детские бабушкины впечатления от Тремли были очень яркими, она мне многое рассказывала: как добирались на пароходе до Паричей, далее на извозчике, как хорошо было летом. Под влиянием бабушкиных рассказов Тремля мне представлялась чем-то экзотическим и я был очень разочарован, когда впервые увидел спрямленную и канализованную реку…
В последних классах гимназии или сразу после нее бабушка освоила печать на машинке (хотя и не владела «слепым методом») и этот навык очень помогал в течение всей ее нелегкой жизни. Приохотила к этому и меня, за что (как и за многое другое, конечно) я ей благодарен.
Как потом бабушка оказалась в Минске - не знаю. Но хорошо помню, что в ее анкетах (бюрократическая жилка во мне была с детства - я любил читать всякие документы и их запоминал) первым местом работы было «общество помощи жертвам войны». Очень может быть, что это было именно белорусское общество помощи жертвам войны, в котором работали Вацлав Ивановский, Зоська Верас, Ядвигин Ш. и другие деятели первого белорусского Возрождения. Возможно - какое-то другое общество помощи жертвам войны (их же несколько было), но работавшее в тесном контакте с белорусским. Во всяком случае, Ивановского бабушка точно знала.
Революция и гражданская война
Что происходило с ней в 1917 г., бабушка никогда не рассказывала. Потом, уже после революции, она, судя по всему, пошла наниматься машинисткой в народный комиссариат земледелия Западной области и фронта и встретила там своего будущего мужа - Ивана Казимировича Чекалинского. Вместе с ним отступали от немцев и поляков, какое-то время находились в Смоленске, потом снова возвращались. В это время судьба свела со многими советскими белорусскими деятелями (в частности, Адамом Славинским и другим моим дедом Стефаном Гельтманом). Мой папа, работавший с архивными документами, выяснил, что супругов Чекалинских в это время как-то арестовало ЧК, но худшего удалось избежать - отпустили…
После окончания гражданской войны вернулись в Минск и одно время жили в одном доме с Якубом Коласом и Язэпам Лесиком; у Коласа это описано в рассказе «У двары пана Тарбэцкага». На самом деле фамилия «пана» была Русецкий. Здесь в 1921 г. родился первенец - сын Богдан, в 1923 г. - дочь Галина.
Попытка стать «культурными земледельцами»
Бабушкин муж - мой дед Иван, как могу понять по рассказам (в основном - моей мамы), всегда стремился «прыдбать свой кут» и заниматься сельским хозяйством. Он происходил из мелкой белорусской католической шляхты, почти не отличавшейся по образу жизни от крестьян. В революционном движении участвовал с 1905 г.; во время немецкой оккупации Минска в 1918 г. на его квартире печаталась подпольная литература. После окончания гражданской войны он откликнулся на призыв партии создавать культурные хозяйства силами ветеранов гражданской войны. В результате семья переехала в упомянутую выше Тремлю, где стала заниматься сельским хозяйством. Родились дети - еще 3 дочери: Ирма-Мая (1925 г., потом просто Ирма), Юлия (1927 г.) и Наталия, моя мама (1929 г.).
Об этом периоде я знаю мало. Могу предполагать, что роль «фермерши» бабушку не вдохновляла и отношения с мужем стали портиться. А тут подоспел «великий перелом». В Тремлю приехал брат Ивана, Карл и заявил примерно следующее: «В России коллективизация, скоро дойдет и сюда. Тебя раскулачат. Бросай все и уезжай». По рассказам маминой сестры, хозяйство все-таки удалось продать. Все семейство двинулось в Минск, где помогли старые друзья Славинский и Гельтман, которые тогда занимали довольно заметные посты. Первое время жили у них, а потом купили дом на Броневом переулке.
1930-е годы
Как это ни покажется удивительным, но в Минске, имея пятерых детей, бабушка закончила биологический факультет университета - кажется заочное, хотя, возможно, и вечернее отделение (а может, начинала на вечернем, затем перевелась на заочное). Потом пришла в только что организованный Ботанический сад Белорусской академии наук, где заведовала оранжереей, работала в отделе дендрологии. Очень тепло отзывалась о его первом директоре С. П. Мельнике (потом его арестовали и расстреляли за «вредительский выбор» территории сада), мне показывала фундамент довоенного корпуса сада (сгорел в войну) - перед нынешним центральным входом, следов теперь уже нет. Видимо, с этим местом было связано немало значительных для бабушки событий.
Бабушкин муж довольно рано заболел, но сначала получал пенсию как участник гражданской войны, был депутатом Минского горсовета. Но над ним стали сгущаться тучи, когда его соратники по революционным делам один за другим оказывались врагами народа. Его самого не тронули, но пенсию платить прекратили, из партии «механически выбыл». На семью Чекалинских писали разного рода доносы, в том числе и о том, что у них в доме бывали враги народа Славинский, Лесик и другие. По одному из таких доносов бабушкину дочь Галю (она тогда училась на филфаке университета) исключили из комсомола; такая же угроза нависла и над Богданом (студентом Политехнического института), но его комсомольцы отстояли. Судя по некоторым рассказам, и бабушке по этой же причине какое-то время не было разрешено работать в черте Минска. К тому же надо было зарабатывать на содержание всей большой семьи - одной работы было мало.
Вот тут пригодились навыки машинистки и «педагогический» класс гимназии. По бабушкиным рассказам, она работала в вечерней школе в Щемыслице, в какой-то конторе машинисткой или делопроизводителем (в ней работало много татар с Татарских огородов, и бабушка вспоминала, как ее угощали кониной), в 1939 г. благодаря знанию польского и других иностранных языков разбирала Несвижскую библиотеку Радзвиллов. Скорее всего, приходилось ей выполнять и много других работ.
Немного о другом. Якуб Колас, старый знакомый по «двару пана Тарбэцкага», снова жил поблизости - на Войсковом переулке. Семьи подружились, часто отмечали праздники, одно время вместе снимали дачу (насколько я помню рассказы, в деревне Болочанке под Пуховичами). Константин Михайлович стал оказывать бабушке знаки внимания, посвящал стихи - всего около десяти, пока опубликовано только три. Вот фрагмент одного из них:
Адзвінелі песні лета,
I ты, песня сэрца, спета,
Спета без пары!
Бо не чула родных тонаў
I сугучных сэрцу звонаў,
Дык засні, замры!
Прыгадаю табе лета,
Ткаў красенцы нам да света
Нашых мар чаўнок.
Прыгадаю сны і з’явы,
Лес дубовы, кучаравы,
Збор малін, суніц.
Прыгадаю табе жніва,
Каласы на зжатай ніве,
Гучны звон крыніц.
…..
(Полностью см. Якуб Колас. Збор творў. Т. 2. 2006. С. 166-167, 174, 177-178).
Эти события сама бабушка описала в краткой заметке, которая вышла уже после ее смерти (Гiсторыя аднаго знаемства// Беларусь. 1988. № 9).
А в «Міхасевых прыгодах», которые Колас посвятил своему сыну, перечисляются и бабушкины дочки (только Ирма стала «Iнцай»):
Надакучыла дзецям зiма:
Iм разгону зімою няма.
Маркотна Міхасю,
Алесю і Ясю,
Валодзю, Андрэю
I ўсім, хто дурэе
I хоча разгону -
Ну, Юрку, Сымону,
Марынцы, Тацянцы,
Аленцы, Мар'янцы,
I Інцы, і Юльцы,
Натальцы, Ганульцы -
Ну, словам, дзяўчатам
I хлопцам,
Тым хватам.
Война
О том, что происходило с бабушкиной семьей в годы войны, я уже как-то писал ( https://dv-g.livejournal.com/55195.html). Сначала она работала в больнице (в первом клиническом городке), потом - на болотной станции, а затем всей семьей (кроме бабушкиного мужа) уехали в Клецк, где было спокойнее и сытнее. Семья была связана с партизанами, эту связь установило печально знаменитое своими минскими делами Смоленское СД, бабушку и всех дочерей арестовали, но им чудом удалось вырваться из лагеря на Широкой. Сын Богдан погиб на фронте в Новгородской области (он ушел на восток после бомбежки Минска 24 июня 1941 г.). Дом на Броневом сгорел в бомбежку, на его месте построили полуземлянку, где жили до 1953 г.
Очень жалею, что бабушка не оставила воспоминания о войне (да и не только о войне). Но это понятно - о многом, что тогда происходило, что приходилось делать, чтобы выжить, долгое время лучше было не говорить ради собственной безопасности. Да и сейчас правда о войне, к сожалению, не в чести…
После войны
После войны бабушка вернулась на работу в Академию наук, работала в Институте биологии (позже - Институте экспериментальной ботаники) под руководством известного дендролога академика Н. Д. Нестеровича. Хорошо помню, как готовилась к печати, а потом вышла их книга «Плоды и семена лиственных древесных растений» (авторы Н.Д. Нестерович, Н.И. Чекалинская, Ю.Д. Сироткин). За цикл работ в составе коллектива бабушка получила государственную премию БССР, причем в этом коллективе только она была без ученой степени.
Несмотря на сложности и трудности жизни, бабушкины дочки получили высшее образование (правда, Галина - актриса и ассистент режиссера Купаловского театра - сделала это очень поздно, уже на моей памяти), три стали кандидатами наук: Юлия - физик, Ирма - химик (биохимик), Наталия (моя мама) - ботаник (точнее, фитопатолог). У всех были семьи, дети. Нас было 6 двоюродных братьев и сестер, мы тесно общались, даже если родители ссорились. К сожалению, сейчас двоих уже нет с нами…
В 1953 г. дом-землянку пытались снести как несанкционированное строение - Броневой переулок осваивал под коттеджи Белтракторстрой. Помог все тот же Якуб Колас, который был тогда вице-президентом АН БССР. В результате бабушке дали квартиру от Тракторного завода в одноэтажном доме без удобств, но и это было счастьем. В этой квартире и я провел первые 10 лет своей жизни.
Бабушкин образ жизни
Бабушка жила вместе с моими родителями, хотя отношения с ними были довольно прохладными. Но меня бабушка очень любила и много в меня вложила.
Бабушка очень поздно ушла на пенсию, в 70 лет. На работе ее ценили, ей было разрешено приходить попозже, поэтому утром она занималась мною (я в детстве много болел и в детский сад ходил мало). Кормила завтраком, что-то рассказывала; когда я пошел в школу - проверяла уроки (я учился во вторую смену). А вечером и в выходные практически всегда кого-нибудь посещала: либо дочек, либо подруг, иногда ходила в театр (преимущественно Купаловский).
Все визиты были запланированы как минимум за неделю и отражались в бабушкиных «планах». Это были сложенные пополам листочки школьных тетрадей, где отмечалось, к кому когда пойти, что купить и т.п. Были и «долговременные» планы, в которых, например, числилась покупка пианино (в форме эскизного наброска этого инструмента). Хотя я этот план выкрал и пианино зачеркнул, это меня не спасло от довольно длительного мучения музыкой…
У бабушки было какое-то невообразимое количество знакомых, казалось, она знала весь Минск. Этими знакомствами она старалась пользоваться. Например, мне запомнилось, что зубы мне как-то лечили в медсанчасти станкостроительного завода им. Кирова, где работала бабушкина знакомая. «По знакомству», мы попали и в дом творчества писателей в Королищевичах под Минском, где очень хорошо отдыхали в 1968-70 гг.
Бабушка вела обширную переписку, особенно любила всех поздравлять с праздниками. Для этого надо были купить «красивенные» открытки (обязательно с конвертами), а потом бросить их в ящик обязательно на главпочтамте: там письма вынимали каждый час и бабушка считала, что они быстрее доходят до адресата.
Также бабушка любила делать вырезки понравившихся материалов из газет (или сообщений о значительных событиях). Мне запомнилось, что в ее бумагах я уже потом нашем вырезку из польской газеты с сообщением о смерти и отпевании Анны Ахматовой - в наших газетах об этом, разумеется, не писали.
У бабушки был очень правильный, но немного старомодный русский язык, явно поставленный в гимназии. Но все-таки это был тот минский русский, некоторые детали которого не всегда понятны за пределами Беларуси. Так, кота было положено брать «за каршень» (шкирку), в шкафу были «шуфляды» (ящики), а в моей комнате часто наблюдался «гармидар» (беспорядок)…
Бабушка питала слабость к Наполеону Бонапарту и называла себя «бонапартистской». Когда одна мамина подруга посетила Париж (что тогда было чрезвычайной редкостью), она привезла бабушке камешек с могилы императора. Мне читала (и даже напевала) слова стихотворения Гейне (перевод М.Л. Михайлова): «Во Францию два гренадера из русского плена брели….» - видимо, помнила, как эту песню исполнял Шаляпин. Или читала стихотворение «Воздушный корабль» (Лермонтов, из Цедлица) о могиле Наполеона на острове Святой Елены. Также симпатизировала генералу Шарлю Де Голлю, а я в 1968 г. ее дразнил, мол твоего Де Голля скоро свергнут…
Бабушка и внук
Поскольку мы жили вместе, бабушка много мною занималась - больше, чем другими внуками. Ее подход к воспитанию сводился к тому, что с детьми надо говорить и вести себя, как со взрослыми - так и было. Мне, разумеется, много читали, но выбор литературы был своеобразным: в первую очередь это были рассказы К.С. Паустовского, произведения которого бабушка очень любила. Также почти полностью был прочитан белый четырехтомник С. Я. Маршака. А вот сказок и другой детской литературы мне читали мало.
Как я сейчас понимаю, именно от бабушки я получил огромный пласт информации в самых разных областях. Вот, например, что я впервые узнал именно от бабушки:
- основы Библии (без каких-либо попыток религиозного воспитания);
- важнейшие события отечественной истории (Вещий Олег, Иван Грозный, Смутное время, Петр и др. - примерно в версии гимназического курса);
- Какие бывают падежи (в том числе говорилось, что раньше был еще и звательный);
- об основных достопримечательностях Ленинграда;
- то, что химические элементы делятся на металлы и металлоиды (вторые теперь называют неметаллами);
- происхождение человека (при этом вспоминала, что ее бабушка говорила: «Может, ты и произошла от обезьяны, а я - нет…»).
Ну, и т.д. и т.п - много другого. И из науки, и из искусства, и просто из жизни.
Можно также отметить бабушкины характеристики некоторых исторических событий и персонажей, воспоминания - как они отложились в моей памяти:
- все бастовали и царь был вынужден дать манифест (о революции 1905 г.);
- все обнимались, целовались и поздравляли друг друга (о февральской революции);
- был такой мятеж Булах-Булаховича (детали не рассказывала);
- ничего не было, а потом разрешили частную торговлю, и все появилось (про НЭП);
- говорила я с твоим дедом Стефаном. После убийства Кирова вышли газеты с заголовками «Пудами крови ответим на смерь Кирова». Я и говорю, кровь зачем? А он - Наталия Ивановна, может, так надо?
- собирали собрания в Академии наук, требовали смертную казнь Тухачевскому;
- Сталин, конечно, потом собирался Европу захватить, когда немцы и англичане ослабнут (так что концепции Виктора Суворова я не очень удивился);
- Берия хотел власть захватить, но Хрущев с Жуковым и Фурцевой ему не дали.
И многое другое…
В 1971 г., когда я впервые поехал в Ленинград с папой, тетей и двоюродной сестрой, бабушка составили план поездки, которым мы в общем-то и руководствовались. В примечании «если останется время» числился и Ботанический институт. Но времени не осталось и тогда я в институт не попал…
Я бабушку звал «баб» - сокращенная форма «звательного» падежа от «баба». «Бабушкой» же у нас было положено именовать ее тетю, о которой шла речь выше.
Надо отметить, что из своей очень скромной пенсии бабушка выкраивала какие-то деньги на подарки и карманные расходы внукам (мне, по крайней мере). Баловала, одним словом…
Последние годы
Бабушка себя вполне неплохо чувствовала примерно до 1972 г. Потом стало хуже, проявилась болезнь Паркинсона. Ей стало тяжело ходить, к тому же появилась капризность, которой ранее никогда не было. Было, конечно, непросто. Ее не стало в марте 1978 г. На похороны пришло очень много народа, мне запомнилась Стефания Станюта.
Когда бываю в Минске, всегда стараюсь посетить бабушкину могилу на Северном кладбище; на памятнике, по ее желанию, высечены строки Якуба Коласа: «Адзвiнелi песнi лета, i ты песня сэрца спета…».
Наташа Петряевская (?после окончания гимназии)
В Ботаническом саду, 1961 г.
С внуками (я на руках)