Лебединое озеро
Я никак не думал, что не только в Ленинграде, но и во всем мире можно
сыскать столько ясных, хороших лиц, чтобы заполнить Невский от Лиговки
до Дворцовой. А с Дворцового моста волна за волной спускались все новые
и новые славные люди, и я был равный среди равных.
А.Мелихов "Во имя четыреста первого"
Я события августа 91-го наблюдала по телевизору. В первый день наблюдать было особенно нечего, кроме балета. А ощущения… Что-то вроде этого:
Словами - до крайности стерто (четырежды закрашенное краткое слово на школьных перилах имеет больше сходства с обозначаемым предметом) - это чувство можно выразить так: "Нет. В мире. Правды".
Да какой дурак этого не знает? Но какой же дурак не знает, что когда-нибудь умрет, однако люди каждый раз делают из этого событие. И для меня тоже вполне очевидно, что в Гондурасе, в Японии, в Германии может победить кто угодно - только не там, где я живу.
Это, наверно, и есть суть патриотизма: моей стране закон не писан. (Оттуда же)
А репортаж с митинга в Москве через два дня я смотрела с чувством, которое и описать не берусь. Море ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ лиц, и пьянящий дух братства и победы, и еще непривычный триколор, и Ельцин на танке. Впервые у меня, семнадцатилетней, возникло понимание того, что такое народ (не путать с толпой). И за это чувство я пожизненно буду признательна Борису Николаевичу. Да-да, все возможные возражения я слышала миллион раз. Он в одиночку одним движением руки развалил драгоценный ваш Союз, насквозь к тому моменту прогнивший, дирижировал оркестром и снайперами, спал в самолете, пулял по демократически избранному парламенту, подсунул нам этого КГБшника и вообще перед всеми кругом виноват. Каждый помнит что хочет, в конце концов. Я помню, что если бы не август 91, я бы никогда не узнала, как это: верить в справедливость, читать и говорить что хочется и надеяться на лучшее.
И вне зависимости от того, что за всем этим последовало и что я знаю сейчас, я смотрю документальные съемки тех дней с тем же чувством. Помноженным на горечь от того, что данным нам шансом мы так плохо распорядились.