По мнению зам.директора музея, украденный из музея предмет - это «вещь сложного происхождения»
В комментарии к посту dis_brukinson`а (http://old-rus.livejournal.com/381426.html) зам.директора старо-ладожского музея А.Селин написал: «Не так давно сотрудник того же сектора, где трудится Н. И. Платонова, вместе с одним из сотрудников Эрмитажа одного коллекционера чуть было не подвели под монастырь, с милицейским изъятием вещи "сложного" происхождения. Я резко осудил их за это» (http://old-rus.livejournal.com/381426.html?thread=3047410#t3047410).
Сообщаю, что «сотрудник того же отдела» - я, «сотрудник Эрмитажа» - Ю.М.Лесман, а «предмет сложного происхождения» - это археологическая находка, украденная из фондов музея. Коллекционер, купивший вещь, не знал о ее криминальном происхождении. Но как только я сообщил ему, что вещь краденая, он не просто согласился передать предмет правоохранительным органам, но сам был инициатором этой передачи.
Таким образом, ставлю всех в известность, что А.Селин своим комментарием вводит в заблуждение читателей ЖЖ dis_brukinson`а.
Добавлю к сказанному: на мой взгляд, зам.директора музея А.Селин, назвавший украденный из музея предмет всего лишь «вещью сложного происхождения», не имеет морального права работать в музее.
PS. В посткриптум я поместил ответ на комментарий А.А.Селина.
Я попробую Вам ответить, Адриан Александрович, хотя, как мне кажется, все уже сказано в основной части моего поста. Но, коли Вам угодно было просить публичного пояснения, извольте.
Прошлым летом Вы познакомили меня с коллекционером, и я осмотрел часть его коллекции. В процессе осмотра у меня появилоось подозрение, что один из предметов имеет уголовное прошлое. Дело в том, что практически идентичную вещь я знал по фотографии с начала нулевых годов. Вещь была найдена при археологических раскопках, и, по написании отчета о раскопках, была передана держателем Открытого листа вместе с другими находками в фонды местного музея. Именно в этом качестве я ее дважды опубликовал по фотографиям, предоставленным мне коллегой, проводившем раскопки.
После изучения коллекции (зарисовка, описание, фотографирование) я вернул предметы владельцу, но сообщил ему о своих подозрениях, и обещал выяснить, действительно ли предмет, купленный на антикварном рынке, и предмет, переданный по завершении работы над отчетом о раскопках в музей, это одна и та же вещь. Правда, сравнив фотографии я уже был уверен в том, что речь идет об одной и той же вещи. Но я все-таки, посчитал необходимым связаться с коллегой, предоставившим мне в свое время фотографии предмета, и рассказать ему о сложившейся ситуации. Через некоторое время коллега приехал по своим делам в Питер, я показал ему фотографии предмета из коллекции, сделанные мною, и коллега подтвердил, что именно этот предмет был найден при раскопках.
Коллекционеру я, кстати говоря, еще осенью переслал по электронной почте фотографии предмета, сделанные в начале нулевых, и он согласился с тем, что купленная им вещь и вещь, найденная при раскопках -- это один и тот же предмет. Тогда же было решено, что вещь надо обязательно вернуть в музей, но как именно это сделать, чтобы она не пропала вторично, мы тогда не решили.
Осенью прошлого года я предложил коллекционеру совместно опубликовать несколько предметов из его коллекции в виде доклада на Всероссийской научной конференции. Уточняю лично для Вас, Адриан Александрович, что к этому времени уже было принято решение о возвращении предмета в музей через правоохранительные органы, и оставалось только продумать саму процедуру передачи. С этой целью я обратился к сотруднику Эрмитажа и моему близкому другу Юрию Михайловичу Лесману с просьбой выступить посредником между нами (коллекционером и экспертом, то есть -- мною) и работниками милиции, с которыми у Лесмана были контакты в связи с проводимыми им исследованиями и судебными экспертизами по фактам разжигания межнациональной розни.
Владелец коллекции принял мое предложение о совместной публикации нескольких предметов из его коллекции, и вновь передал мне эти предметы (в том числе и вещь, украденную из музея). Были написаны и сданы в печать тезисы доклада. Вещи действительно находились у меня дома несколько месяцев -- все время, пока писался доклад. Кстати, опять сообщаю лично для Вас, Адриан Александрович: все эти месяцы мы переписывались с коллекционером по электронной почте и на сайте вКонтакте, неоднократно перезванивались, так что Ваши фраза "перестал выходить с коллекционером на внятную связь", по меньшей мере, не вполне корректна. Добавлю к сказанному, что тезисы нашего совместного с коллекционером доклада уже опубликованы, а доклад прочитан. Предметы, которым был посвящен доклад, я давно возвратил коллекционеру. Мы продолжаем с ним общаться, задуманы еще две совместные публикации.
Встреча с сотрудниками правоохранительных органов действительно состоялась у меня дома. Однако, Вы откровенно передергиваете, говоря о том, что "на квартире С.В.Белецкого кроме Ю.М.Лесмана коллекционера ждали милиционеры". Первым ко мне приехал как раз коллекционер, с которым было заранее оговорено, что состоится встреча с представителем правоохранительных органов. И только через некоторое время появились Лесман и двое сотрудников антикварного отдела милиции.
Мы с коллекционером подробно и под протокольную запись рассказали сотрудникам милиции всю ту историю, которую я сейчас рассказываю Вам, и передали им сам предмет, а также распечатки фотографий, сделанных в начале нулевых годов и ксерокопии страниц из полевого отчета, хранящегося в архиве ИА РАН в Москве. Все это было оформлено актом, который на милицейском языке называется "актом об изъятии". Понятыми при составлении акта стали Лесман и моя соседка по дому. После всего этого коллекционер уехал, а вскоре после него уехали Лесман и сотрудники правоохранительных органов.
Скрывать не буду: само название акта неприятно резануло слух всем нам -- и Лесману, и мне, и коллекционеру. Однако, сотрудники милиции, которым мы передали предмет, объяснили, что это официальное название акта, и других актов просто не бывает. Позднее это же объясняли мне и знакомые юристы.
Теперь по поводу Вашей просьбы "пояснить" мою позицию в отношении "морального права" заниматься музейной деятельностью. Вероятно, я сгоряча использовал неверное определение. Конечно, речь идет не о "моральном праве", а о "несоответствии занимаемой должности". Поясняю лично для Вас, Адриан Александрович. Музейный работник обязан воспринимать факт кражи предмета из музея как чрезвычайное происшествие, информация о котором должно быть доведена до сведений правоохранительных органов, с тем, чтобы факт кражи был расследован, и вор -- пойман. Если музейный работник (и, тем более, сотрудник, занимающий в администрации музея высокую должность) этого не понимает, а украденную из музея вещь ласково называет «вещью сложного происхождения», то он элементарно не соответствует занимаемой должности.
Сообщаю, что «сотрудник того же отдела» - я, «сотрудник Эрмитажа» - Ю.М.Лесман, а «предмет сложного происхождения» - это археологическая находка, украденная из фондов музея. Коллекционер, купивший вещь, не знал о ее криминальном происхождении. Но как только я сообщил ему, что вещь краденая, он не просто согласился передать предмет правоохранительным органам, но сам был инициатором этой передачи.
Таким образом, ставлю всех в известность, что А.Селин своим комментарием вводит в заблуждение читателей ЖЖ dis_brukinson`а.
Добавлю к сказанному: на мой взгляд, зам.директора музея А.Селин, назвавший украденный из музея предмет всего лишь «вещью сложного происхождения», не имеет морального права работать в музее.
PS. В посткриптум я поместил ответ на комментарий А.А.Селина.
Я попробую Вам ответить, Адриан Александрович, хотя, как мне кажется, все уже сказано в основной части моего поста. Но, коли Вам угодно было просить публичного пояснения, извольте.
Прошлым летом Вы познакомили меня с коллекционером, и я осмотрел часть его коллекции. В процессе осмотра у меня появилоось подозрение, что один из предметов имеет уголовное прошлое. Дело в том, что практически идентичную вещь я знал по фотографии с начала нулевых годов. Вещь была найдена при археологических раскопках, и, по написании отчета о раскопках, была передана держателем Открытого листа вместе с другими находками в фонды местного музея. Именно в этом качестве я ее дважды опубликовал по фотографиям, предоставленным мне коллегой, проводившем раскопки.
После изучения коллекции (зарисовка, описание, фотографирование) я вернул предметы владельцу, но сообщил ему о своих подозрениях, и обещал выяснить, действительно ли предмет, купленный на антикварном рынке, и предмет, переданный по завершении работы над отчетом о раскопках в музей, это одна и та же вещь. Правда, сравнив фотографии я уже был уверен в том, что речь идет об одной и той же вещи. Но я все-таки, посчитал необходимым связаться с коллегой, предоставившим мне в свое время фотографии предмета, и рассказать ему о сложившейся ситуации. Через некоторое время коллега приехал по своим делам в Питер, я показал ему фотографии предмета из коллекции, сделанные мною, и коллега подтвердил, что именно этот предмет был найден при раскопках.
Коллекционеру я, кстати говоря, еще осенью переслал по электронной почте фотографии предмета, сделанные в начале нулевых, и он согласился с тем, что купленная им вещь и вещь, найденная при раскопках -- это один и тот же предмет. Тогда же было решено, что вещь надо обязательно вернуть в музей, но как именно это сделать, чтобы она не пропала вторично, мы тогда не решили.
Осенью прошлого года я предложил коллекционеру совместно опубликовать несколько предметов из его коллекции в виде доклада на Всероссийской научной конференции. Уточняю лично для Вас, Адриан Александрович, что к этому времени уже было принято решение о возвращении предмета в музей через правоохранительные органы, и оставалось только продумать саму процедуру передачи. С этой целью я обратился к сотруднику Эрмитажа и моему близкому другу Юрию Михайловичу Лесману с просьбой выступить посредником между нами (коллекционером и экспертом, то есть -- мною) и работниками милиции, с которыми у Лесмана были контакты в связи с проводимыми им исследованиями и судебными экспертизами по фактам разжигания межнациональной розни.
Владелец коллекции принял мое предложение о совместной публикации нескольких предметов из его коллекции, и вновь передал мне эти предметы (в том числе и вещь, украденную из музея). Были написаны и сданы в печать тезисы доклада. Вещи действительно находились у меня дома несколько месяцев -- все время, пока писался доклад. Кстати, опять сообщаю лично для Вас, Адриан Александрович: все эти месяцы мы переписывались с коллекционером по электронной почте и на сайте вКонтакте, неоднократно перезванивались, так что Ваши фраза "перестал выходить с коллекционером на внятную связь", по меньшей мере, не вполне корректна. Добавлю к сказанному, что тезисы нашего совместного с коллекционером доклада уже опубликованы, а доклад прочитан. Предметы, которым был посвящен доклад, я давно возвратил коллекционеру. Мы продолжаем с ним общаться, задуманы еще две совместные публикации.
Встреча с сотрудниками правоохранительных органов действительно состоялась у меня дома. Однако, Вы откровенно передергиваете, говоря о том, что "на квартире С.В.Белецкого кроме Ю.М.Лесмана коллекционера ждали милиционеры". Первым ко мне приехал как раз коллекционер, с которым было заранее оговорено, что состоится встреча с представителем правоохранительных органов. И только через некоторое время появились Лесман и двое сотрудников антикварного отдела милиции.
Мы с коллекционером подробно и под протокольную запись рассказали сотрудникам милиции всю ту историю, которую я сейчас рассказываю Вам, и передали им сам предмет, а также распечатки фотографий, сделанных в начале нулевых годов и ксерокопии страниц из полевого отчета, хранящегося в архиве ИА РАН в Москве. Все это было оформлено актом, который на милицейском языке называется "актом об изъятии". Понятыми при составлении акта стали Лесман и моя соседка по дому. После всего этого коллекционер уехал, а вскоре после него уехали Лесман и сотрудники правоохранительных органов.
Скрывать не буду: само название акта неприятно резануло слух всем нам -- и Лесману, и мне, и коллекционеру. Однако, сотрудники милиции, которым мы передали предмет, объяснили, что это официальное название акта, и других актов просто не бывает. Позднее это же объясняли мне и знакомые юристы.
Теперь по поводу Вашей просьбы "пояснить" мою позицию в отношении "морального права" заниматься музейной деятельностью. Вероятно, я сгоряча использовал неверное определение. Конечно, речь идет не о "моральном праве", а о "несоответствии занимаемой должности". Поясняю лично для Вас, Адриан Александрович. Музейный работник обязан воспринимать факт кражи предмета из музея как чрезвычайное происшествие, информация о котором должно быть доведена до сведений правоохранительных органов, с тем, чтобы факт кражи был расследован, и вор -- пойман. Если музейный работник (и, тем более, сотрудник, занимающий в администрации музея высокую должность) этого не понимает, а украденную из музея вещь ласково называет «вещью сложного происхождения», то он элементарно не соответствует занимаемой должности.