Девятилетняя война окончена
Ну, всё. Теперь и я созрела для рассказа о своей истории.
Конец года на носу. И я хочу сказать, что именно этот год оказался очень тяжёлым и переломным для меня и для нас с Андреем.
Девять лет у меня не было дома. С тех пор, как я покинула родительский дом и вышла замуж, я переехала жить к мужу, парализованному, никаких вариантов выбора другой территории для совместного проживания не было. И девять лет я была вынуждена жить с его матерью, моей свекровью, бок о бок. Была вынуждена принять навязанную мне войну и защищать наше право быть вместе. Год назад я потеряла последнюю надежду найти хоть какой-то общий язык со свекровью - она стала меня оскорблять, позволять себе хамское и грубое отношение, до которого я никогда не позволяю себе опуститься. Ненависть и злоба свели её с ума, и последние остатки разума и какие-то остатки человеческого в ней исчезли в этот год.
После работы я приезжала не домой, а на чужую территорию, к мужу. Каждый вечер и каждые выходные меня ждали в нашей коммуналке - мины, окопы, траншеи, бомбёжки, перестрелки, бессмысленные в своей беспощадности атаки. Из-за каждого угла ждёшь нападения, надеваешь противогаз, ибо нечем дышать в ядовитых испарениях из-за постоянных газовых атак, и перебежками доходишь до бомбоубежища, укрытия, коим была наша с Андреем комнатка.
И вот, наконец, в этом году свершилось чудо - в конце октября свекровь переехала.
Война закончилась. Мы не могли поверить своему счастью. Мы приготовились к скорому приходу смерти - истощение в постоянных войнах со свекровью было полным: и психическим, и физическим - ещё несколько таких лет и всё, конец. Смерть нам казалось избавлением от того ада, в котором мы находились.
Брат мужа вместе с женой и двумя детьми переехал жить к нам. После того решающего разговора со своей матерью, когда он её уговорил с невероятным трудом переехать в квартиру, в которой жил до этого с семьёй, он плакал. Сказал, что это уже не мать, настолько душа её демонизирована и пропитана ненавистью. Сказал, что ошибался во мне и что мне надо ставить памятник. Свекровь постоянно по телефону наговаривала ему на меня, и он ей верил, как своей матери верил. Правильно, он ведь не видел того, что происходило все эти девять лет у нас в квартире, не видел её поведения.
И вот теперь, уже второй месяц я потихонку оттаиваю душой. Девятилетняя жизнь на чемоданах закончилась. Теперь я разгружаю нашу забаррикадированную комнату от коробок с вещами, выношу их понемногу за пределы нашей комнаты, осваиваю остальное пространство квартиры - антрессоли и прочее. В нашей комнате стало свободней - появился столик (раньше его вообще не было, я ела на коленках, а поднос с едой ставила на стул), комод (в него будут сгружены вещи из коробок). И самое главное - стало легче дышать, поменялась атмосфера в квартире, появилось ощущение тепла и уюта, теперь уже хочется приходить сюда, ДОМОЙ. Я почувствовала наконец, что можно жить нормальной, человеческой, МИРНОЙ, жизнью.
И знаете, что я поняла. Если раньше были войны за физическое выживание, то сейчас идут невидимые психологические войны - и они идут с неменьшим эффектом. Только способы ведения таких войн более изощрённые и тонкие, а убийства - неявные, опосредованные, через приходящие потом от накопившихся стрессов болезни.