Восточный маскарад 1833 года
В феврале 1833 года в Петербурге состоялся один из восточных костюмированных балов. Темой бала послужила сказка «Аладдин и волшебная лампа», а для некоторых танцев использовали музыку из оперы «Аладдин и Чудесная лампа» Николя Изуара и Бенинкори Анджело Мария. Торжество пришлось на Масленицу и было одним из самых запоминающихся событий петербургского бального сезона 1833 года.
Интересно, что на этот маскарад позволили явиться даже 11-летней Великой княжне Ольге Николаевне, хотя в ее возрасте девочки на балы обыкновенно еще не выезжали. Впоследствии Ольга Николаевна писала в книге "Сон юности": "Этой зимой, во время Масленицы, при Дворе был устроен большой костюмированный бал, на тему сказки «Аладдин и волшебная лампа». В Концертном зале поставили трон в восточном вкусе и галерею для тех, кто не танцевал. Зал декорировали тканями ярких цветов, кусты и цветы освещались цветными лампами, волшебство этого убранства буквально захватывало дух. В то время глазу еще непривычны были такие декорации, которые мы теперь видим на каждой сцене. Мэри и я появились в застегнутых кафтанах, шароварах, в острых туфлях и с тюрбанами на головах; нам было разрешено идти за Мама в полонезе. Какой блеск, какая роскошь азиатских материй, камней, драгоценностей! Я могла смотреть и искренне предаться созерцанию всего этого волшебства, не думая об обязанностях или правилах вежливости. Карлик с лампой, горбатый, с громадным носом, был гвоздем вечера. Его изображал Григорий Волконский, сын министра Двора, будущий муж прелестной Марии Бенкендорф. Этот бал остался в моем воспоминании кульминационным пунктом зимы 1833 года".
На тот маскарад была приглашена и Долли Фикельмон, которая не только принимала участие в одной из живописных кадрилей, но и оставила об этом запись в дневнике: "Кадриль Императрицы из оперы "Чудесная лампа" была превосходной и исключительно богатой. Сама же она выглядела чарующе красивой в своем костюме. Обойдя с кортежем все залы, Императрица опустилась на трон, а участники ее кадрили очень грациозно исполняли танцы, но все же их можно было бы лучше скомпоновать. Затем началась наша кадриль и произвела большой эффект. Менуэт и гавот мы станцевали просто превосходно, и все, по общему признанию, получилось прелестно. Особенно восторгался Император. Меня восхитила возможность носить такой туалет…"
Еще одним участником маскарада был воспитывавшийся во дворце вместе с Цесаревичем Александром юный Жозеф Виельгорский. В письме к В. А. Жуковскому он детально описал это торжество: "Вся Белая зала была освещена, и от бесчисленных свечей, коих свет отражался на беломраморных стенах, было даже больно глазам. Уже все были собраны в зале, как вдруг грянула музыка; двери отворились и явились торжественно кадрили, заимствованные из "Чудной лампы". Впереди всех шел князь Григорий Волхонский, одетый в чародея и неся на голове лампаду. За ним шел так называемый белый кадриль, составленный из восьми фрейлин, в числе коих находились Александра Фридрикс (она была сделана фрейлиною в день крещения Михаила Николаевича 8 ноября, когда Бенкендорф и Кутузов получили титулы графов), обе Бороздины, Шереметева и другие. На них были белые платья, украшенные голубым атласом и брильянтами, а сзади у каждой висел воаль из белого крепа.
Далее шел кадриль Императрицы. В нем находилась сама Императрица, Урусова, которая теперь княгиня Радзивиль, Юсупова, Щербатова, невеста Александрова, Воронцов-Дашков, мой Дядя, Шувалов и другие. Все были одеты в индейских платьях. У мужчин были длинные бархатные камзолы и тюрбаны, украшенные брильянтами и белыми перьями. У Воронцова одного было на 1500000 алмазов. Но всех превосходила Императрица богатством своего наряда. Ее один башмак стоил 75 000 рублей. Все платье было усыпано драгоценными камнями; необыкновенной величины алмазы, яхонты, изумруды украшали ее тюрбан, с которого шел до низу длинный воаль. Одним словом, было какое-то волшебное зрелище. Музыка соответствовала костюмам. Она была торжественна и величественна. Начались танцы. Все составлявшие кадрили то смешивались, то расходились, то сливались в одну толпу, то составляли отдельные группы; казалось, что танцующие спутаются, но ни в чем не бывало: все приходило в порядок. Народу было тьма, все хоры были полны".
К сожалению, помимо воспоминаний, единственным напоминанием об этом бале служит картина Б. П. Виллевальде "Костюмированный бал в Зимнем дворце при Императоре Николае I".