Рождество в старой Москве
"Чем вспоминается прежде всего Рождество в нашем доме? Прежде всего обилием всяких яств (но не питий!). На Пасхе были, так сказать, уставные яства.. На Рождество таких освященных "вкушаемых" яств не было, тут был просто праздник, радостный своей непосредственной радостью, так знакомый семье, особенно многочисленной: родился Младенец!..
Самый сытный, самый обильный обед в году был на Рождество, и был сыт и обилен он для всех, званых и незваных. Отец не высчитывал, кого надо ждать на Рождество, мама не совещалась с двумя кухарками, "белой" - Петровной и черной - Ариной, на сколько человек нужно готовить на Рождество на семью, на прислугу, на "молодцовскую", - отец только сообщал матери: "Я привез из города еще окорок: очень мне приглянулся" или "Я взял у Павлова сыру: очень хорош, слеза обильна", - и спрашивал маму только об одном: всего ли вдоволь припасено на праздник.
Но он знает, что мог бы этого и не спрашивать. Всего вдоволь. "Вдоволь" это идет и с собственного плетешковского двора, где поуменьшится к празднику гусиное и утиное население, «вдоволь» это идет от погреба, где стоят кадки с отличной солониной, и из кладовой, откуда немало банок с вареньем перенесено в дом.
Весь подсочельник и полсочельника посвящены стряпне и приготовлениям к празднику. Но к половине сочельника уже все готово. Дом весь вымыт, начищен, убран. Полы до блеска натерты полотерами. Годовой часовщик приходит, завел черные часы, проверил их ход: снизу им предстоит возвещать Новый год. Годовой же садовник осмотрел тропические растения, кое-что подрезал, кое-кому подсыпал земли. Вся прислуга сходила в баню. Все - и хозяева, и прислуга - причастились, приготовили себе к празднику обновы: никто не встретит его в старом платье, в ношеной рубахе, в одеванном костюме.
Встречать рождающегося Христа нужно во всем новом. Так его встречали - или, по крайней мере, старались встречать: если не все было новое у старушки Елены Демьяновны, приходившей к нам на праздник из богадельни, или у городского "мальчика", Миши Постникова, то что-нибудь новое было непременно: у ней - косынка или нарукавники, у него - суконная куртка или ремень на куртку.
Все домом звезду Рождественскую не встречали, и говеть (поститься) до звезды не было законом в нашем доме: кто хотел, говел; кто нет, тот обедал в обычное время по строго постному чину. Мама, няня, Петровна говели до звезды, говел до звезды и отец…. Мне всегда хотелось говеть с ним до звезды, но я был слабый, худой ребенок, и мне не позволялось это: нас кормили в обычное время.
Но я ждал появления первой звезды и переходил от окна к окну, выискивая ее появление в небе… Да, я, маленький мальчик, искал на небе ту звезду, ту самую, что указала пастухам на Вифлеемскую пещеру, что привела волхвов к яслям новорожденного Христа, я искал эту неугасаемую звезду - и находил ее.
Не всегда сияла она на зимнем небе, ее скрывали иной год низкие снежные облака, но всегда сияла она в моем детском сердце. Сочельник близился к исходу. Половина дома - помоложе - шла ко всенощной, меньшая половина - постарше- шла к утрене, начинавшейся в 2 часа ночи.
Елки в Рождественский сочельник у нас никогда не было: отец, как все старинные русские люди, считал, что во время рождественской всенощной не время для увеселений, хотя бы детских. И подарки нам дарили не под Рождество, а на Рождество…. Мы с нетерпением ожидали всегда первого дня Рождества, ожидали его не без сердечного трепета: Дед Мороз с елкой придет наверное, но оставит ли нам он елку?
Но вот наконец все страхи кончились. Дед Мороз приходил, принес елку, ушел в другой дом, - и вот она высокая, стройная, ласково пахучая, красуется в гостиной, вся в огнях и в причудливом святочном убранстве. Первое чувство наше к ней - это глубокое изумление: ведь это воплощенная сказка!
Елка и все, что на ней, были для нас не товаром, а даром доброго Деда Мороза, принесенным к нам в Плетешки из «некоторого царства, тридесятого государства», где нет никаких товаров, а сверкает чудесная жар-птица волшебной сказки.
Чего-чего не было на нашей елке! На самом ее верху была большая шестиконечная звезда, а в ней летящий ангел с небольшой елкой. Эта звезда была неизменна: как бы не менялись украшения на елке, на верхушке ее всегда была эта звезда. У нас было к ней особое чувство. Это было образом великой Вифлеемской звезды. На верхних ветках елки, на тонких резинках привешивали летящих ангелочков, возвещающих в золотые трубы Вифлеемскую Радость…
Но ниже вся елка во власти деда Мороза. Он развесил на ней причудливые стеклянные шары, сверкающие всеми переливами радуги; некоторые из них кажутся взятыми из снежных чертогов Деда Мороза: так волшебна игра их стеклянного инея. Серебряный иней бесконечными нитями покрывает всю елку.
Но елка - дерево, и на ней висят чудесные плоды: хрустальные яблоки, наполненные цветным сиропом, китайские яблочки, вишни из марципана с леденцом, золоченые и посеребренные грецкие орехи. Многочисленный шоколадный народ поселился на ветках елки: тут и шоколадные кони, медведи, собачки, кошки и, наконец, даже и Дед Мороз из шоколада, держащий в руках крошечную зеленую елочку из гусиных перьев.
Невозможно составить весь инвентарь картонажей, украшающий все ветки елки: львы, медведи, лисицы, сенбернарские собаки, павлины, гуси, аисты, старички-гномы, домики, часы карманные и стенные, лейки, яхты, луна, негры, рыбки всех величин и видов - и все это было наполнено и начинено драже и шоколадными лепешками. На ветках потощее и потолще развешаны были фигуры из пряников с наклеенными на них картинками.
Пряничные белые грибы росли на ветках, специальные елочные конфекты в пышных сорочках из золотой и серебряной бумаги и цветной фольги таились в гуще ветвей. Сверху донизу елка, как деревенская красавица, была увешана разноцветными стеклянными бусами и бусами из алых, янтарных и лиловых леденцов.
Пестрые свечи усеивали всю елку сверху и донизу. Под елкой на снегу из ваты сидел сам Дед Мороз. Веселый, добродушный и мудрый. Я не помню ни особых игр, ни песен вокруг елки; нас не надо было забавлять. Елка преисполняла нас особым весельем, только ей свойственным….
Елка стояла у нас до Крещенского сочельника - 4 января наступал конец "некоторому царству", вселившемуся в наш дом… У нас в детской оказывалось изобилие сластей и игрушек, елку уносили во двор, где она, сиротея, доживала до весны, но мы часто подходили к ней, и она оставалась для нас сказочной царевной, лишенной своего прекрасного царства".
Сергей Дурылин "В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва"