Трагедия России в письмах Полин Кросли

Nov 07, 2021 13:01





Полин Кросли была супругой военно-морского атташе США в Петрограде, русская трагедия разворачивалась на ее глазах, о чем она писала в письмах своим родственникам. В Россию она приехала в апреле 1917 года, а покинула ее через год - в апреле 1918 года. В Петрограде Полин, пока это было возможно, работала сестрой милосердия в Англо-русском госпитале, открытом супругой Джорджа Бьюкенена.

7 ноября 1917 года

"Этим утром анархисты повторили то, что пытались сделать в прошлом июле, только на этот раз более успешно. Весь город в их руках, хотя стрельба на улицах продолжалась сегодня весь день. Мисс Гуерадхи, переводчица, отважно явилась утром на работу, но около полудня стрельба усилилась, и она, позвонив домой матери, приготовилась ночевать у нас.

Стрельба, кажется, не утихает. Мы уже собирались ложиться, когда загремели тяжелые орудия. По телефону нам сказали, что это русский крейсер “Аврора” обстреливает с Невы Зимний дворец. Из наших окон видна Петропавловская крепость, ее освещают вспышки выстрелов из полевых орудий, которые, по-видимому, также стреляют по Зимнему дворцу".

"Сегодня один русский офицер-моряк, с которым Уолтер познакомился на острове Сааремаа, явился с обычной просьбой отправить его в Соединенные Штаты служить на флоте. Ходило немало слухов, что творилось на Сааремаа, когда остров захватывали немцы, и этот офицер подтвердил многие из них. Упомяну об одном печальном случае, из которого вы поймете, что за ужасные существа здесь у власти.

Некоторое время назад нас пригласил к себе в гости на Сааремаа общий знакомый, командир расположенной там части, с ним были жена и двое детей, мальчик и девочка. Он планировал вывезти их, если бы остров не удалось удержать. Командир оставался со своими подчиненными те несколько минут, пока немцам оказывалось сопротивление, и последовал за ними, когда его люди побежали. Он зашел домой, чтобы забрать семью на корабль, но то, что он увидел, заставило его застрелиться: его же собственные солдаты перебили всю его семью, изнасиловав жену и дочь. Могут ли люди быть хуже?"




"Прямо рядом с нашим домом ограбили почтовое отделение, молодую женщину, работавшую в нем, зверски убили. Количество подобных случаев все время растет, я привожу вам лишь несколько примеров".

"Убит еще один из лучших русских генералов, Духонин. Так они и уходят - всегда лучшие, - хотя Алексеев успел сдать полномочия Духонину и убит не был. Новый главнокомандующий - всего лишь второй лейтенант, но он для этой должности годится, как и для любой другой, ибо не осталось армий, которыми можно командовать".

"Несколько дней назад вышло распоряжение о последнем узаконенном грабеже: всякий, живущий в квартире, плата за которую составляет сто пятьдесят рублей и более, обязан обеспечить главарей бандитской шайки, правящей Россией, одеждой (по две теплых вещи). Поскольку квартир, которые бы стоили меньше, я не видела, это распоряжение касается очень многих".

12 ноября 1917 года

"Мы обошли Зимний дворец и видели последствия штурма, но, несмотря на выстрелы, которые слышали, и вспышки выстрелов из пушек, которые видели, несмотря на небольшие расстояния до мишеней, нашли всего лишь два места, где в это огромное здание попало нечто большее, чем пуля, выпущенная из винтовки...На стенах и окнах Зимнего видны сотни следов от пуль. Дворец выглядит так, будто болен корью. Нам сказали, что захваченные при штурме в плен женщины-солдаты были распределены по нескольким городским казармам. Не требуется воображения, чтобы представить себе их участь".




"Вот что бывает, когда по улицам ходят вооруженные отряды: сегодня утром один из них шел по Французской набережной. Навстречу - русский офицер. Никто не сказал ни слова, но один из отряда поднял винтовку, выстрелил, и офицер упал замертво. Отряд в полном молчании прошел мимо, никто даже не взглянул на труп. Мой приятель, бывший тому свидетелем и рассказавший мне про этот случай, не уверен, что стрелявший желал убить офицера, но не сомневается, что повода для стрельбы тот не давал. Только подумать! Петроград в руках бессердечной черни!"

20 ноября 1917 года

"Один из наших русских друзей рассказал о печальной судьбе своего пятнадцатилетнего племянника, которого убили вместе с шестьюдесятью его товарищами, как и он, военными кадетами. До его родственников дошли слухи, что тело мальчика бросили в Мойку, но найти его они не смогли. Убитых часто бросают в эту реку или в какой-нибудь канал - это еще одно нынешнее новшество".

"Кто-то оказался недоволен словом “месть”, употребленным мною в связи с деятельностью большевиков, и меня спросили: “Месть за что?”. Мой ответ был и остается: “Месть за цивилизацию, искусство, образование, мораль и вообще за жизнь!” (Если я упустила что-либо, на ваш взгляд, важное, добавьте сами. Не вижу ничего привлекательного в замыслах большевиков, по крайней мере, из того, что претворяется в жизнь.)"

29 ноября 1917 года

"Стало проявляться неуважение к иностранцам, в частности, к дипломатам. Советника бельгийского посольства и его жену заставили выйти из автомобиля и идти домой пешком, сам же автомобиль анархисты “конфисковали”. На машине был бельгийский флаг, советник показывал свой паспорт - но все без толку.

- Нет больше никаких дипломатов! Все интернационалисты! Никаких частных автомобилей, все теперь общественная собственность! - такие ответы советник получил на свои возражения, после чего пошел пешком".

5 декабря 1917

"Покупательная способность рубля так мала, что сравнение с прежними ценами превосходит мои арифметические способности. Я просто знаю, что лучше пойду пешком, чем за пятнадцатиминутную поездку заплачу сорок рублей (примерно $4) извозчику.

Видела балет с восхитительной Карсавиной, и теперь мне кажется, что никогда не увижу лучшей балерины. Может быть, из-за ее удивительного искусства музыка показалась бесподобной. Во всяком случае, я не пропустила самое лучшее из того, что может дать миру Россия.

Как жаль, что я не видела Россию во дни ее изобилия и спокойствия! Насколько мне известно, условия жизни рабочего класса здесь были самые благоприятные. Конечно, здесь не было политических свобод, и для подавления и наказания революционеров иногда принимались жестокие меры. Но с учетом того, каких результатов добились эти революционеры, я считаю принимавшиеся меры совершенно недостаточными.У нас нет политической свободы в начальной школе и в лечебницах для душевнобольных, а умственные способности большевиков вполне сопоставимы с находящимися в вышеупомянутых заведениях."

15 декабря 1917 года

"Солдаты и рабочие разграбили винные погреба Зимнего дворца, и теперь воздух в двух-трех кварталах вокруг него насыщен запахом превосходных вин. Снег окрашен красным вином и усыпан осколками бутылок. Грабившие унесли много вина, и, по словам наших друзей, им удавалось приобретать у солдат чудесное старое вино буквально за гроши. Но у меня самой не хватает смелости покупать вино у пьяных солдат и матросов.

Подобным образом разграбили и разгромили много продовольственных и винных магазинов. Обычно подъезжают на грузовике с торчащими из кузова винтовками и пулеметами. Народ либо разбегается, либо прячется по домам, и пошло веселье! Часть приехавших занята пальбой в воздух, чтобы народ на улицах не собирался. Немало выпивается на месте, очень немного уносят с собой - власть в Смольном не разрешает что-либо забирать с таких вечеринок, - прочее приводится в негодность. Битые бутылки и винные пятна остаются на снегу, пока следующий снегопад все не занесет".

"Сегодня по многолюдному Невскому проспекту шли двое офицеров в военной форме. На них напали солдаты, избили, ограбили, сорвали знаки отличия. Никто не вмешался, хотя толпа собралась огромная".

24 декабря 1917 года

"У двоих наших русских друзей прошли “обыски”: в Рябове, красивом имении, где мы успели побывать, и в городской квартире. Муж моей подруги уехал из города, и эти скоты восемь часов обыскивали ее квартиру и погреб".

"Куда бы мы ни пошли, повсюду слышна стрельба, но нам везет, под пули до сих пор ни разу не попадали. Интересно, долго ли будет продолжаться такое везение?!"

"Один чрезвычайно умный молодой офицер из русских, бывший у нас на ужине, объяснил, почему не пришел, как намеревался, ко мне в четверг. По дороге к нам, когда он был уже рядом, среди белого дня несколько человек попытались снять с него меховую шубу. Офицер ударил одного из этих скотов так, что тот зашатался. Оказанное сопротивление (явление ныне чрезвычайно редкое, так как при малейшем сопротивлении обычно убивают - нападают трое на одного, причем грабители вооружены штыками) явилось такой неожиданностью для остальных, что офицера отпустили. Но он опасался, что, если зайдет к нам в квартиру, грабители могут последовать за ним, поэтому пошел в противоположном направлении".

28 декабря 1917 года

"Нам сообщили, что скоро отключат воду, так что мы наполнили ванну и прочие свободные емкости. Если воду действительно отключат, трубы замерзнут, вот тогда попадем мы в положение! Надеюсь, это лишь очередная угроза, хотя в том, что касается угроз, у этих “красных” слово с делом не расходится".

"Серьезную озабоченность вызывает ситуация с подачей электричества: его могут неожиданно отключить в любое время, и неизвестно, когда дадут снова. Это ужасно неудобно. Свечи у нас еще не кончились (мы покупали их везде, где только могли), печи и керосиновые лампы - большое утешение".

3 января 1918 года

"Здесь возобновились уличные демонстрации и парады, их лозунги призваны вселить ужас в сердца всех, кому дороги закон и порядок. Насколько я понимаю, эти дьяволы желают свергнуть все, причем не превозносится ничто, кроме их собственной власти. Все их лозунги начинаются со слова “Долой”.

Каждый день по всей стране происходят убийства наиболее уважаемых людей, потом о них сообщается в печати. Здешняя пресса отличается поразительной желтизной и напоминает еженедельник “Воскресная школа”."

20 января 1918 года

"Толп на улицах, грабежей, стрельбы и убийств стало значительно больше, теперь в ход пошли бомбы. Почему так, никто, по-видимому, не знает, если только это не предварительно запланированная и набирающая силу подрывная деятельность. Дело отчасти в голоде и холоде, это несомненно. Скорее всего, животная природа человека позволяет легко преодолевать традиционные запреты. Организованной оппозиции большевикам не существует. В стрельбе и других проявлениях террора повинны мелкие банды, и погибают, в основном, ни в чем не повинные люди.

Неподалеку отсюда на улице был ранен хорошо одетый человек. Медсестра из Красного Креста попыталась ему помочь, но за это ее закололи штыком. Молодой солдат хотел оказать помощь медсестре, но на него напали и ранили. Можете себе представить, какое должно быть у бандитов мироощущение!"

"Вчера вечером в Мариинской больнице было совершено гнуснейшее убийство. Министров Временного правительства Шингарева и Кокошкина арестовали седьмого ноября в Зимнем дворце и заключили в Петропавловскую крепость. Они тяжело заболели, и их перевели в больницу. Вчера вечером они были убиты прямо на больничных койках людьми в военной форме. Никого в связи с этим убийством не арестовали".

"Недавно моя подруга, баронесса Мейдел, взяла извозчика, поехала за покупками и оставила его ждать перед лавкой, в которую вошла. Когда она вышла, извозчик стал ругаться, что ее долго не было. Тотчас собралась толпа и стала кричать “В Неву ее!”. Вам надоели подобные истории? Тогда о чем еще писать?

Снова казнили офицеров в Севастополе, и один офицер, приехавший оттуда, рассказал мне, что недавно расстреляли семьдесят человек. За что? Кто знает?!"

31 января 1918 года

"Погода у нас последнее время отвратительная, то оттепель то мороз, как результат - улицы в чудовищном состоянии. Их, разумеется, не расчищали этой зимой, потому что расчищать - значит работать. Теперь большевики приказали всем, кроме солдат и рабочих, заниматься расчисткой улиц, и можно видеть офицеров в форме, дам в котиковых шубах и детей, работающих кирками и лопатами, они убирают снег и лед. Платы за это они, естественно, не получают. Пока одни работают, другие, солдаты и рабочие, собираются на тротуарах и с отсутствующими выражениями на лицах глазеют на работающих".

"Рассказывают забавные истории об ограбленных, которым повезло. Следующая история, по-моему, правдива. С одного джентльмена в очень холодную ночь сняли хорошую меховую шубу, и он сказал солдату-грабителю, что не отказался бы от его старой форменной куртки, чтобы не замерзнуть. Солдат отдал ему куртку, джентльмен стал носить ее у себя дома и однажды обнаружил в ее кармане восемь тысяч рублей.

Другой джентльмен, еще более находчивый, сумел сохранить свое пальто, сказав грабителям: “Зачем меня грабите?! Я всего пять минут назад снял это пальто с буржуя!”. Как видите, мы тут время от времени смеемся".

"В нашем доме сейчас живет психиатр, один из известнейших врачей в России, он возглавляет одну из крупных психиатрических больниц в Петрограде. По его словам, он вскоре должен будет выпустить всех своих пациентов, поскольку не может обеспечить им питание. Я высказала мысль, что Смольный очень хорошо подошел бы для их размещения".

10 февраля 1918 года

"Русские откровенно говорили мне: “Знаете, мы никогда не испытывали ненависти к Германии, и, поскольку союзники нас не спасли, мы, вполне естественно, будем счастливы, если Германия избавит нас от этих ужасных скотов, правящих теперь нашей страной!”

Pauline Crosley "Intimate letters from Petrograd"

русская трагедия

Previous post Next post
Up