Мария и её герцог
Когда читала "Дневник" Марии Башкирцевой, всегда было интересно, что это за таинственный герцог Г., которому были посвящены все детские грезы Мари, правда не всегда понятно, чего было больше в этом экзальтированном навязчивом подростковом чувстве: любви к самом герцогу или в большей степени к его титулу и внушительному состоянию. Мари видит его впервые в Бадене, затем часто - на променаде в Ницце.
"Господи! Дай мне герцога Г., я буду любить его и сделаю его счастливым, и сама я буду счастлива и буду помогать бедным! Грешно думать, что можно купить милость Бога добрыми делами, но я не знаю, как это выразить. Я люблю герцога Г. Я не могу сказать ему, что я его люблю, да если бы я и сказала, он не обратил бы никакого внимания. Боже мой, я молю тебя… Когда он был здесь, у меня была цель, чтобы выходить, наряжаться, а теперь!.. Я выходила на террасу в надежде увидеть его издала хоть на одну секунду. Господи, помоги мне в моем горе, я не могу просить большего, услышь же мою молитву. Твоя благость так бесконечна. Твое милосердие так велико. Ты так много сделал для меня!.. Мне тяжело не видеть его на прогулках. Его лицо так выделялось среди вульгарных лиц Ниццы.
"Сегодня утром я слышу стук экипажа на улице, гляжу и вижу герцога Г., едущего на четверке лошадей со стороны бульвара. Боже мой! Ведь если он здесь, он будет участвовать в апрельской охоте на голубей; я непременно поеду. Сегодня я еще раз видела герцога Г. Никто не умеет держать себя, как он; он имеет вид какого-то короля, когда едет в своей карете. Сегодня утром я читала Swiss Times, я просматривала список путешественников не только в Ницце, но везде. Я нашла герцога Г. в Неаполе. Этот список - от 10-го марта. Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты дал мне возможность узнать, где он был. Когда я прочла его имя, я не верила глазам своим, так оно для меня дорого".
герцог Уильям Гамильтон
"Мне кажется, что нас разделяет такая громадная бездна, особенно, если мы поедем летом в Россию! У нас серьезно об этом поговаривают… Как могу я думать, что он будет моим! Он думает обо мне не больше, чем о прошлогоднем снеге, я для него не существую. Если мы останемся зимой в Ницце, я еще могу надеяться, но мне кажется, что с отъездом в Россию все мои надежды разлетятся в прах, все, что я считала возможным, разрушится. Думая об этом, я чувствую, что сердце мое не то, что разбивается, но я чувствую какую-то тихую тупую боль, которая ужасна; я теряю все, что считала возможным. Я достигла высшей ступени горя, это какое-то изменение во всем моем существе. Как это странно, я только что думала об удовольствиях, о стрельбе в цель, а теперь голова моя полна самых грустных мыслей. Я совсем разбита этими мыслями. О, Боже мой! При мысли, что он никогда не полюбит меня, я просто умираю от тоски! У меня больше нет никакой надежды… Это было чистое безумие - желать невозможного. Я хотела слишком прекрасного! Но нет, я не должна так распускаться. Как я смею отчаиваться! Да разве нет Бога, который всемогущ и который мне покровительствует! Как я смею думать таким образом! Разве Он не находится повсюду, заботясь о нас. Он может все. Он всемогущ, для Него нет ни пространства, ни времени. Я могу быть в Перу, а герцог в Африке, и если Он захочет, Он соединит нас. Как я могла хоть на одну минуту допустить эти безнадежные мысли, как я могла хоть на одну секунду забыть о Его божественной доброте! Неужели потому, что Он не дает мне сейчас же того, чего я желаю, я могу отрицать Его? Нет, нет. Он милосерд и не допустит мою прекрасную душу терзаться преступными сомнениями. О Господи! Услышь мою молитву, поддержи меня".
"Я должна быть или герцогиней Г. - этого я всего больше желаю (потому что Бог видит, до какой степени я люблю его) - или знаменитой актрисой, но эта будущность не улыбается мне так, как первая. Это, конечно, лестно - видеть благоговение всего мира, начиная с самых малых и кончая монархами, но другое… Я предпочитаю быть великосветской женщиной, герцогиней в этом обществе, чем считаться первой среди мировых знаменитостей, потому что это - совсем другой мир".
"Наверное, моя любовь к герцогу Г. так сильна потому, что я никому о ней не говорю. Это - как флакон с духами: пока он закупорен - аромат силен. А стоит открыть пробку, он улетучивается". - Мари лукавит - ее матушка и тетушка прекрасно были осведомлены о ее "романе", в курсе был даже доктор семьи Башкирцевых - все они то и дело называли Мари "герцогиней".
Тот самый герцог Г. из дневника тогда еще начинающей русской художницы - это Уильям Дуглас-Гамильтон (12-й герцог Гамильтон). Он был сыном герцога 11 герцога Гамильтона и принцессы Марии-Амалии Баденской, одна из его сестер была княгиней Монако, а сам Уильям был наследником огромного состояния. Он часто бывал в местах, популярных среди высшей европейской аристократии - Баден, Ницца, Париж. Когда Мария Башкирцева писала, что он думает о ней не больше, чем о прошлогоднем снеге, она была права - едва ли этот денди вообще заметил 13-летнюю барышню, ловившую взглядом его образ в толпе и посвящавшую ему страницы своего дневника. Уильям Гамильтон едва ли даже знал фамилию Башкирцевых - он вращался в другом обществе, до поры до времени - был увлечен итальянкой Джойей, которая была его содержанкой.
Герцогиня Мэри Гамильтон (урожденная Монтегю)
В 1873 году (то есть именно тогда, когда Мари была особенно погружена в свои мечты и переживания, связанные с Гамильтоном), Уильям женился на леди Мэри Монтегю. Эту "радостную" весть Мари узнала от своей гувернантки:
"Я отыскивала заданный урок, когда Хедер, моя гувернантка, англичанка, сказала мне: «Знаете, герцог женится на герцогине М.». Я приблизила книгу к лицу, почувствовав, что покраснела, как огонь. Я чувствовала, как будто острый нож вонзился мне в грудь. Я начала дрожать так сильно, что едва держала книгу. Я боялась потерять сознание, но книга спасла меня. Чтобы успокоиться, я несколько минут делала вид, что ищу… Урок свой я отвечала прерывающимся от неровного дыхания голосом. Я собрала все свое мужество, как, бывало, бросаясь в воду с мостика купальни, и сказала себе, что надо преодолеть себя. Я попросила диктовать мне, чтобы хоть несколько времени иметь возможность не говорить. С наслаждением ушла я наконец к роялю - попробовала играть, но пальцы были холодны и непослушны. Княгиня попросила меня научить ее играть в крокет. «С удовольствием», - отвечала я весело, но голос мой еще дрожал. Подали карету, я побежала одеваться. В зеленом платье, с золотистыми волосами, беленькая и розовая - я хороша, как ангел или как женщина. Мы едем. Все время я думаю: он женится! Возможно ли? Я несчастна, несчастна не по-прежнему - из-за обоев или мебели, но действительно несчастна. Я не знаю, как сказать княгине, что он женится (потому что ведь когда-нибудь они все равно узнают это), и сознаю, что лучше сказать самой. Я выбираю момент, когда она садится на диван так, что свет падает сзади меня. Моего лица не видно. «Княгиня, знаете новость (мы говорим по-русски): герцог Г. женится». Наконец! Сказано… Я не покраснела, я спокойна, но что делается во мне, в глубине моей!!!"
"Вечером я не могла писать. Я бросилась на колени и плакала. Вошла мама; чтобы она не увидала меня в этом виде, я притворилась, что иду посмотреть, не готов ли чай. И еще я должна брать латинский урок! Какая мука! Какая пытка! Я не могу ничего делать, не могу смириться! Нет в мире слов для выражения моих чувств! Но что меня волнует, бесит, убивает- это зависть: она меня раздирает, злит, сводит с ума! Если бы я могла ее высказать! Но ее надо скрывать и быть спокойной, и от этого я еще более жалка себе. Когда откупоривают шампанское, оно пенится и успокаивается, но когда лишь приоткрывают пробку, оно шипит, но не успокаивается. Нет, это сравнение неверно, я страдаю, я совсем разбита!!! Я забуду все это, конечно, со временем! Сказать, что мое горе вечно, было бы смешно; нет ничего вечного! Но дело в том, что теперь я не могу думать ни о чем другом. Он не женится - его женят. Это дело рук его матери. О, я его ненавижу! Я не хочу, нет я хочу видеть его с ней! Она в Бадене, в Бадене, который я так любила! Эти прогулки, эти прогулки, эти магазины, где я его видела!"
С этого дня Мари перестает просить в своих молитвах сделаться женой герцога. Она еще некоторое время переживает, плачет и даже катается по полу в истерике. Впрочем, вскоре она погружается в другой, не менее платонический и не менее надуманный "роман".
Через несколько лет, Мария встретит своего герцога в Париже и отметит, что он из Аполлона Бельведерского превратился в очень толстого англичанина. В 1880 году Мари сделает к своим записям о герцоге приписку: [ Все это из-за господина, которого я видела раз десять на улице, которого я не знала и который даже не подозревает о моем существовании.]