Последний бал
Выпускницы Смольного института. 1918 год, Новочеркасск.
Революция перебросила нас, институток-харьковчанок, под гостеприимный кров Донского Мариинского института в Новочеркасске.Начальницей его было сделано все возможное, чтобы мы и Смолянки могли разместиться как можно удобнее. Наша начальница и некоторые выехавшие с нами классные дамы по-прежнему руководили нами. Мы чувствовали себя как дома. В воскресные дни умудрялись танцевать по коридорам, петь, гулять парочками. Другими словами, вели тот образ жизни, что и в родных стенах на Сумской улице Харькова.
Не помню дату традиционного бала в Донском кадетском корпусе, в октябре или ноябре. От институток-хозяек мы узнали, что пригласительные билеты на бал присланы не только им, но и Смолянкам, и Харьковчанкам. Мы заволновались - кто будет выбран? Выбрали конечно из трех старших классов.
Покидая Харьков, мы смогли взять с собой из родных стен не так уж и много. Поэтому парадных форм из тонкого камлота, батистовых передников и пелеринок было ограниченное количество. Начались примерки, подшивки, выбор новых туфелек с ушками. Все суетились, все принимали участие в подготовке счастливиц к балу.
Наконец, настал день долгожданный. У каждой выбранной на кровати лежало все, вплоть до остроконечной шапочки-"монашки" и неуклюжей, тяжелой шубы, крытой темно-зеленой шерстью. Поверх всего белели, как подвенечные платья, воздушные и нарядные переднички и пелеринки.
Зажглись электрические лампочки - как сигнал к переодеванию.Расчесывали друг друга, стараясь выпустить "непокорный" локон из прилизанной прически; просили искусниц затянуть талию потоньше и завязать изящные банты... Наконец последние приготовления кончены, и мы попарно отправились в сырую мглу осеннего вечера, радуясь улицам, домам, встречным, всему - даже собачонке, попавшейся на дороге.
Уже в швейцарской внушительного здания Кадетского корпуса нас встретило радушие кадет: шубки, галошки, варежки снимались, вешались и складывались с галантностью и лаской доброй встречи. Охватило теплом и светом.
Оркестр грянул вальс... Кого пригласят первой?! Кого?! Только бы не стоять у стенки, сбоку у классных дам, зорко наблюдающих за нами...
Е.Л. перевела глаза с танцующих на люстру и в этот момент услышала звонкий, веселый голос: "Разрешите пригласить на тур вальса"... Она, чуть вздрогнув, опустила глаза - перед ней стоял кадет, кудрявый как девушка, он лучисто улыбался.
Е.Л. опустила руку на его плечо и они понеслись по паркету под упоительные звуки вальса. И вдруг она увидела, что рука лежит не на кадетском, а на золотом офицерском погоне. Форма кадетская, а погоны... Как странно! Но спросить не решилась.
- Как вы чудно танцуете!
- Правда? - и Е.Л. смутилась: как глупо она ответила!
Когда смолк оркестр он предложил ей:
- Пойдемте, я покажу вам классы. Почти везде устроены "уголки для бала".
Нельзя было не увидеть старания кадет и не заметить, сколько было вложено труда и фантазии, чтобы украсить Корпус к этому балу. Масса рисунков, корпусных значков - и везде цветы, зелень, угощения. И откуда все это взялось в смутное время?
Кто-то из его одноклассников, раскланявшись, пригласил ее: "Разрешите на мазурку..."
- Нет, нет, мазурка с мадемуазель моя! Правда? - кавалер Е.Л. заглянул ей в глаза. - Меня зовут Сережа, Сережа Слюсарев.
После мазурки, уже заранее, около Е.Л. образовалась очередь приглашающих ее на следующие танцы. Но Сережа что-то умоляюще шептал своим товарищам и, хотя классная дама уже предупредила: "Не все же с одним!", но получилось так, что главные танцы были заняты Сережей. Она разрумянилась и уже доверчиво клала руку на золотой погон, который Сережа заслужил в боях.
-Мне сказали: за какую-то отвагу, - скромно объяснил он. - А в Корпус все равно прогнали - чтобы окончил, пока на фронте спокойно. Но вряд ли удастся...
Опять мелькали вокруг пары, опять пенилось в бокалах прохладительное. Младшие кадеты сновали тут и там, разнося закуски и напитки. Е.Л. никогда не знала такого радушия. И... такого своего успеха.
Вальсы кружили голову, а слова Сережи - еще больше.
- Я вас люблю... полюбил с первого мгновения... Приду к вам на прием в Институт... с разрешения начальницы...
- Это невозможно...недопустимо, - шептала Е.Л., - никто не позволит...
Бал кончился. Накидывали шубки, помогали надевать галоши, держали смешные остроконечные шапочки. Провожали на улицу. Сережа долго махал в след, Е.Л. украдкой оборачивалась...
В один из приемных дней, когда Е.Л. сидела за уроками, к ней наклонилась классная дама:
- Елочка, тебя с разрешения начальницы ждут на прием.
Е.Л. вскочила. Сердце ее готово было выскочить из груди. Кто мог прийти? Папа? Но он так далеко, в Екатеринодаре. Сережа? Но как он мог добиться у начальницы этого свидания?
Она почти бежала.
Сережа стоял посреди приемной. Он уже издали шаркал ногой и протягивал руку...
Институтки вокруг шептались: как начальница позволила эту встречу, как это кадет с офицерскими погонами мог добиться разрешения?!
Кто-то входил в приемную, кто-то кому-то делал традиционный реверанс, кто-то прижимался к любимой мамочке, с которой не виделись целую неделю... А Е.Л. сидела и, как во сне, слушала Сережу. И каким жестоким показался звонок, известивший об окончании приема. "Я еще прийду, начальница разрешила", - пообещал он, целуя руку.
Новое свидание произошло не на приеме и скорее, чем Е.Л. могла ожидать. В будний день, когда за окном шел снег с дождем, когда класс жужжал как рой пчел, классная дама вызвала Елочку в коридор.
- Начальница разрешила тебе попрощаться с Сережей - он уезжает на фронт.
Сережа стоял в конце коридора у большого окна, рядом со столиком дежурной классной дамы.Он снова протянул навстречу руки.
- Елочка, я уезжаю на фронт...завтра... Срочно вызывают в полк.
В голубых глазах ни тени замешательства. Они светятся любовью.
- Согласитесь быть моей женой, когда кончится эта революция...Дайте слово... прошу вас!
Е.Л. зарделась, смутившись. Слова ответа застревали в горле - как же тут-то, при классной даме! Но Сережа ждал ответа, и она едва внятно прошептала: "Я спрошу маму и папу", хотя из души рвалось: "Я вас тоже люблю, Сережа!"
Он поцеловал ей руку и шаркнул ногой, вытянувшись в струнку перед классной дамой, повернулся и молодцеватой походкой кадета зашагал по длинному коридору. У выхода к лестнице он обернулся. Е.Л. почему-то сделала реверанс. А сердце плакало...
А к Сочельнику Институт эвакуировался. В Крыму Е.Л. узнала от кадет Донского Корпуса, что Сережа пал смертью храбрых.
Е. Крылова.