Singraphus notitia Anamnesis vitae Status genealogica 1 2 3 4 5 3.
После обеда мы поставили два ящика напротив нашего агрегата №7 у бетонной колонны, так, чтобы можно было сидеть, облокотившись на нее и разглядывать работающих людей.
Четверо абитуриентов тягали наполнившийся контейнер.
Он поддавался с огромным трудом, по десять сантиметров в минуту. Наверно в нем было несколько центнеров.
Если вы когда-нибудь двигали в квартире шкафы или другие тяжелые предметы - холодильник или стиральную машину, то понимаете, что их лучше не толкать сзади, да еще и в верхней точке, а тянуть на себя, зацепив за низ. Ну, если уж тянуть не позволяет пространство - например, когда уже нужно задвинуть в самый угол - то толкать нужно так, чтобы точка приложения была как можно ниже, а суммарный вектор сил как можно более горизонтальным, а не направлен в пол. В том случае, когда вы цепляете предмет снизу и тянете его на себя, вектор имеет оптимальное направление - по ходу движения и немного вверх.
Я к пятому курсу уже несколько квартир поменял, мебели потягал будь здоров.
Ганс поднял лопату для подборки мусора, валявшуюся у него под ногами. Ее рабочая грань была изуродована зазубринами и загнута. Минут двадцать мы ржали над этой лопатой. Потом он нашарил плоский камень и стал править лезвие.
А я поднял кусок толстой проволоки, которой скручивали разобранные контейнера, и тоже занялся делом - стал тщательно его выпрямлять. Отличное занятие.
Абитуриенты продвинули контейнер еще сантиметров на восемь, от толчков в верхние грани металлодеревянного параллелепипеда, он начал разваливаться. В конце концов зарылся передней ножкой в плотную, натоптанную поверх бетонного пола, грязь и встал колом. От того, что они не могли отодвинуть этот контейнер и на его место поставить пустой, им пришлось остановить аппарат.
Одна девочка, из стоявших на ленте конвейера подошла к нам
- Извините, а вы не могли бы им помочь? - с некоторым вызовом сказала она, кивая на бестолково толкущихся вокруг контейнера парней
- Кы-как говорил Мы-маркс, бытиё определяет сы-сы-сознание, - уклончиво ответил Ганс, - а Гы-генри пы-поправляет его: сознание определяет кы-конвейер.
- Это работа для одного человека, - сказал я, - я не могу ее делать вшестером.
- Может быть, вы тогда встанете на сортировку? Вас же к нам на помощь направили, я правильно поняла?
- У меня контрактура Дюпюитрена, мне противопоказана вибрация
- Мы-мыши мы т-тебе штоли, кы-картошку перебирать?
Она вернулась на место, рядом с Туфонкой, они о чем-то переговаривались, недовольно поглядывая в нашу сторону
Туфонкой мы прозвали маленького паренька, смахивающего на цыгана, смуглый такой, с густыми черными сросшимися бровями и толстыми чувственными губами. Девочкам такие персонажи нравятся. На ужине в лагерной столовой нам наваливали по миске каши - гречневой или гороховой, а потом еще по банке тушеной говядины на двоих раздавали. И вот когда начиналась раздача тушенки, он просыпался от спячки, нетерпеливо ерзал на скамейке, зорко следил за справедливостью и истерично орал «Туфонка! Туфонка!». Очень он эту тушенку любил.
Ганс закончил выпрямлять лопату и принялся этим же камнем точить лезвие. Он рассказал мне длинную историю про одного японского мастера, который всю жизнь занимался тем, что точил лезвия рубанков камнем, вручную. А потом его лезвия снимали стружку два микрона толщиной. Периодически Ганс смотрел, прищурившись, на лезвие и пробовал его пальцем. Выходило замечательно и скоро этой его лопатой можно было бриться - до того она стала острой.
А я в результате соорудил охуенный крюк, просто произведение искусства - он приятно лежал в руке и прямо таки напрашивался въебать кому-нибудь хорошенько. Очень полезная вещь, а главное красивая. Он был такой длинный и изящный, им можно было дотягиваться до разных предметов и подцеплять их, например, до какой-нибудь картошки, разбросанной повсюду. Просто так, не вставая с места - хуяк! - наколол картошечку и закинул ее в контейнер для гнилья.
Ганс решил испытать свою лопату на утрамбованной корке грязи - как раз на пути контейнера. Отточенное лезвие лопаты резало ее как масло. Через несколько минут весь путь представлял из себя идеально гладкую поверхность. Любо дорого посмотреть. Прямо на сердце праздник.
Я тем временем отогнал ватагу от контейнера, зафиксировал толстой проволокой отвалившиеся борта, из той же проволоки соорудил ребра жесткости.
Подцепил его снизу крюком
«Зззззззззззззззззззззззз!» - чуть ли не бегом откатил контейнер на место, в другой конец ангара. Так легко поддался, я сам не ожидал. По ровному бетонному полу он скользил идеально.
Мы опять сели. Мы сделали работу, которую они вчетвером делали бы два часа. Следовательно, теперь с чистой совестью можем все это сэкономленное время не напрягаться.
Мы нашли, что все это КСП задумано и спланировано очень даже разумно, в соответствии с последними достижениями НОТ. Это было современное предприятие. Но подобно римскому водопроводу в средневековой Европе, захваченному варварами, оно не функционировало. Все занимались всем, без всякой специализации. Сначала они гуртом стояли на сортировке, швыряя через головы друг друга что попало под руку в соответствующий ящик или контейнер, периодически промахиваясь или ошибаясь; когда тара наполнялась, выключали агрегат и тем же гуртом, как бурлаки на Волге тащили разваливающийся контейнер по неровному засраному полу, агрегат, забитый землей вечно ломался, сетки швырялись как попало в безобразные кучи, ящики ставились через жопу, отчего пространство загромождалось, передвигаться становилось затруднительно и даже травмоопасно.
А главное - все это было некрасиво. Это все давило на психику, блядь, это распиздяйство.
К нам подошел Гиви.
- Тиздес?
- Чего? Пиздец? Кому пиздец?
- Да нэт. Ти здесь, я говорю. Спецодежда спрашиваль?
- Да, конечно, еще вчера.
Он отвел нас к железному контейнеру во дворе, открыл амбарный замок, внутри навалом лежали комбезы, перчатки, ветошь. Все комбезы были БУшные, серые, но в углу мы раскопали новенькие, черные, с красивыми погонами.
- Этот нелза
- Почему?
- Патамушта новий. Беры серый
- Нам то хоть можно черные взять? Абитуре - серые
- Ладыно. Одын чорный бэри
- Два
- Я сказал одын
- Два или ничего не возьмем
- Ладыно
Мы приволокли и вывалили возле нашего агрегата ворох барахла. Разбирайте! Абитура оживилась, выбирая себе по размерам комбезы, расхватывая перчатки.
Облачившись в черную форму с широким поясом, погончиками и галифе, в высоких черных резиновых сапогах, Ганс стал выглядеть как офицер ваффен СС. У него еще внешность такая, если помните картину Герасимова «Мать партизана», так вот этот фашист с прутом на картине - вылитый Ганс. Я видимо смотрелся аналогично, потому что он глянул на меня с многозначительной улыбкой и произнес
- Deutsch Ordnung bestimmt ist
Я учил в институте английский в отличие от него, и поэтому разобрал лишь расхожее «дойче орднунг», но не стал просить перевода, а щелкнул крюком плашмя по голенищу сапога и выкрикнул
- Marsch nach Osten!
Всякая схема мертва. Всякий производственный, социальный, идеологический конвейер, подобно этому агрегату КСП, работает до тех пор, пока в него заправляют картофель, человеческое мясо, топливо эмоций, кровь пассионариев. Великие стройки строятся на 90 процентов… зеками, да. Рабами, наемниками, планктоном - не важно. Но до тех пор, пока не умрет последний амортизатор Павка Корчагин. Потом зеки разбегаются, ломая все, что было построено. Римский акведуки со всей их сложнейшей инженерией превращаются в источник стройматериалов для примитивных варварских лачуг.
Игра увлекла нас. Она увлекла нас настолько, что мы уже не понимали, мы ли играем в нее или она играет в нас. Теперь мы разговаривали с вверенным нам коллективом исключительно по-немецки, а там, где знание языка этого не позволяло - а мне оно не позволяло в 95 случаев из 100 - на ломаном русском. Иногда просто говорили абракадабру.
- Дафай-дафай! Deutsch Armee bei Moskau braucht eine Kartoffel! - у Ганса прорезался командирский голос, по-немецки он почему-то совсем не заикался.
- Dies ist eine Kartoffel, - терпеливо разъяснял я, тыча крюком как указкой нашей активистке на проплывающую мимо нее по ленте картошку, - ти есть объязан сортирирен Kartoffel для германский армия. Nicht reden!
Первым делом мы расчистили площади под складирование готовой продукции. Расчертили своими крюками (с которыми мы теперь, как с символами власти, не расставались ни на секунду. Гансу я тоже сделал стандартный офицерский прут) квадраты, сетки и ящики складывали аккуратно, один к одному, не жалея на скрупулезную, педантичную подгонку ни времени, ни сил.
Логистику отработали идеально. Всем работникам было вменено под страхом расстрела сосредоточиться исключительно на одном виде продукции, каждому на своем. Это избавляло от раздумий и мук выбора и, как следствие - от ошибок и потери времени. Стой себе и выхватывай только крупный картофель, или только гнилой, бросай его в свой ящик у себя под боком. И не надо заботиться о его замене - мы сами подставляли пустые ящики, оттаскивали полные.
Потом мы запретили им выключать агрегат. Никаких сбоев, никаких перекуров. Никаких разговоров.
- Alle Arbeiten! - орал Ганс, перекрикивая грохот механического монстра, когда человек на подборке - назначенный нами на сетки в конце конвейера длинный белобрысый дрыщ - давал знак, что сортировщиками допущен брак
- Данке, ефрейтор Шмульке, - говорил я ему, проходя мимо, - Фатерлянд вас не забывайт!
Он был оличный работник, на хорошем счету и потому произведен нами в ефрейторы.
Я щелкал крюком по металлическому корпусу конвейера, между вечно перешептывающимися, хихикающими и периодически кидающими в нашу сторону недовольные взгляды Туфонкой и той самой активисткой.
- Матка! Яйко-млеко, картошшка дафвай! Nicht расгофвор! Их бин работАть!
Иногда нам стоило больших усилий, чтобы не заржать. Конечно, большинство абитуриентов с нас угорали не меньше нас самих. И только Туфонка периодически залупался и бунтовал
- Пофему вы так с нами йазговаиваете? Я не потейплю!
В один прекрасный день мы отвели его в сторонку
- Kommissar? Jude? - Ганс зацепил его крюком за отворот куртки комбинезона и резко провернул на пару оборотов, так что плотная ткань серой солдаткой формы стянула ему грудь и затрещала. Я встал сзади. Туфонка вспыхнул
- Йусский я! Йусский!
- Ты есть много гофворить - ми будим тибя немношка пух-пух - schiessen!
- Я пйо вас все йасскаву… Фафисты!
- Кому ты расскажешь, Туфонка? Что расскажешь? Что тебя в Еврейской области поймали в плен фашисты? Или может быть о том, что ты отказывался выполнять продовольственную программу Партии? Призывал к свержению советского строя?
Туфонка аж задохнулся от такого неожиданного и несправедливого наезда
- Будешь пиздеть много, мы тебе устроим «я про вас расскажу». В институте хочешь учиться?
Тушонка стоял как обосраный. Ганс резко дернул крюк к себе
- Arbeiten, russische Schwein!!! - заорал он ему в самое лицо и Тушонка почесал на рабочее место быстрее пущенного им ветра.
С девочками мы обходились деликатно, обращаясь не иначе как «фройлян Суворофф» или «фройлян Гретхен». Почему Гретхен? А хуй его знает. Рассыпались в комплиментах, просили извинить за неудобства лагерной жизни, отнестись с пониманием к нашим требованиям, ибо «Deutsch Soldaten und Offiziere braucht eine Kartoffel». Иногда даже читали им стихи. «Как это написать ващ Dichter ЛерматОфф «мне есть чуть-чуть грустно, потому что фвесело тебе»». Проходя мимо своей блондиночки, я непременно бросал что-нибудь типа: «Карашо! Гут, фройлян фон Суворофф» и она обязательно награждала меня обворожительной улыбкой. Она так мило улыбалась, что сердце мое заходилось в сладкой истоме…
Результаты не заставили себя ждать. «Зззззззззззз!» «Ззззззззззззззз!» отъезжали контейнера. «Тыдыч-тыдыч» четко ложились сетки и ящики в поленницы, собираясь в геометрически идеальные кубы. Всю физически тяжелую работу мы выполняли вдвоем - благодаря рационализации, упорядочению и, в немалой степени, игре, она не была уже настолько тяжелой и унылой.
За день наш агрегат№7 стал производить продукции, как весь остальной КСП.
Вскоре мы в порядке поощрения личного состава, и рискуя нарваться на неприятности, сократили рабочий день. Выработав две-три нормы, часа за полтора до окончания смены останавливали агрегат, с полчаса убирали рабочее место (Туфонка возмущался этим фактом, ибо считал это нарушением прав человека), вычищали узлы, соскабливали с пола налипшую землю и организованно шли в лагерь. Это был охеренный бонус. Тут уж большинство работников прощали нам все наши дурачества.
Через пару дней, когда мы направились было к воротам, подкатил Гиви.
- Пачиму неэ работаиш?
- Аlles, норма перевыполнена
- Эээ, рабочий дэнь нэ окончэн. Всэ должен быть здэсь.
- Нас не ебет. Наши люди хорошо потрудились - теперь они хотят спокойно умыться, переодеться и придти в столовую пораньше, чтобы не давиться в очереди.
- Нэт, иди назад!
Пара абитуриентов остановилась в нерешительности.
- Аlle nach Hause gehen! - приказал им Ганс
- Пойдем, пойдем, - подбадривали абитуриенты сами себя, - они сами
- Нас сюда поставил Борис Залманович. Наша задача - поднять выработку, а не отбывать срок.
- Эээ… разбыремся. Пока иды.
Мы вышли за ворота.
- Сы-сука, сы-сейчас побежит ды-докладывать.
- Да пошел он на хуй. Запевай!
Und wenn wir marschieren,
Dann leuchtet ein Licht,
Dass Dunkel und Wolken
Strahlend durchbricht
(И когда мы маршируем,
Тогда сверкает свет,
Который прорывается, сияя,
Сквозь тьму и тучи)
- затянул ефрейтор Шмульке. Это Ганс его выучил. И откуда он все это знал?
Und wenn wir uns finden,
Beim Marsch durch das Land,
Dann glüht in uns allen
Heiliger Brand.
Und wenn wir im Sturme
Dem Ziel uns genaht,
Dann ragt vor uns allen
Neuland der Tat.
Du Volk aus der Tiefe,
Du Volk in der Nacht,
Vergiss nicht das Feuer,
Bleib auf der Wacht!
(И когда мы находимся
В марше по стране,
Тогда пылает в нас
Священный пожар.
И когда мы штурмуем,
Цель приближается к нам,
И перед нами возвышаются
Деяния неизведанных земель.
Народ из пучины,
Народ из ночи,
Не забудь об огне,
Стой на страже!)
Выводили мы нестройным трио, безбожно перевирая слова. Девочки пели "На улицах Саратова". Бордовый закат освещал нашу разбитую дорогу.
Продолжение - Status genealogica 4