Клинические записки
Январь выдался абсолютно сумасшедшим. Сначала десятидневная поездка через Мордовию, Чувашию, Казань и Екатеринбург до Новосибирска. Потом три рабочих дня. Под вечер среды сначала одна скорая, которая впрочем помогла. Потом пару дней релакса и еще две скорые. Последняя из которых привезла в 123 Медсанчасть ФМБА. Просветив все уголки бренного тела, врачи призвали не жалеть сейчас живота своего. А главный и вовсе дал отмашку: "Резать к чертовой матери. Не дожидаясь перитонитов!" Тому и быть. Воспаленный желчный за борт, чуть меньше суток в реанимации со всеми пирогами в виде постоперационного сушняка (вспоминал военные фильмы, как раненый просит пить, а сестра только слегка смачивает губы со словами "Потерпи, родной!") и всяких трубок и датчиков. Потом отдельная палата. Конечно же номер 6. Итого 12 дней лечения в стационаре.
В отличие от случая десятилетней давности, когда попав в клинику, я за короткий период написал небольшую повесть, в этот раз меня не хватило на такой объем творчества. И физическое состояние после операции не то, и персонажи в отделении преммущественно очень степенные. Но тезисно записывать сиюминутное ничего не мешало. В итоге вел "Клинические записки". Где-то веселые, где-то не очень. Их и публикую. На память.
ВОРОХ ПЕРВЫЙ
Михаил, бывший сосед по палате, неожиданно пришел со своим новым соседом, седобородым дедком 82-х лет, с целью обсудить перспективы запуска аэроэкспресса из Усово в Шереметьево. Что интересно, инициировал разговор сам дедушка, рассказывая как бесподобно в Усово отстроили новую платформу. Бодрый такой старик :)
Взлетая с ВПП-2 по курсу 1 из Внуково, самолеты западных направлений или же обходящие Москву с запада, разворачиваются практически над нашей медсанчастью. Смотрю и словно выздоравливаю.
Спирт здесь - дело привычное. А вот когда в процессе перевязки врач обтирает тебя чистейшим авиационным керосином, чувствуешь себя летчиком. От характерного запаха в крови повышается уровень патриотизма.
Большинство стариков-пациентов здесь конечно выглядят слабыми и несчастными. Когда на их фоне попадаются бодрые и постоянно улыбающиеся, чувствуешь, что у тебя то самого все и вовсе неплохо.
В реанимации в трех метрах от меня лежал дедушка с двусторонней пневмонией. Он кричал и бредил, дергал конечностями, пытался соскочить с койки, швырял прикрепленные провода, вырывал трубки, грыз капельницу. Его легкие издавали страшнейшие хрипы. Все его поведение, а особенно речь, убеждали меня в том, что человек совсем в ином измерении и вряд-ли когда то уже вернется в данное. Вчера я узнал, что не ошибся.
Маленькая белокурая медсестра Яна в течении раннеутреннего получаса успела выдать мне градусник, влить две капельницы, забрать градусник, сделать укол и наложить компресс на мои подуставшие от иглы распухшие вены. Такой деловой электровеник!
Первое что смутно смутно помню после операции - меня везут коридорами на каталке, а сверху проносятся эти квадратные больничные лампы. Мне это напомнило мою первую поездку по Северомуйскому тоннелю на БАМе. Я тогда начал засыпать на подъезде к Казанкану со стороны Таксимо, т.е. непосредственно перед тоннелем. И вот тоже самое: полуоткрытые глаза, полуотключенный мозг, темный коридор тоннеля и лампы, лампы, лампы...
Непритязательного человека среднестатистическая больница лишь утвердит в его непритязательности.
Глядя на тумбочку с остатками обеда вспомнил один из любимых моментов из "Москва - Петушки" про компот с белым хлебом :)
После той постоперационной жажды, что изматывала меня в реанимации, я испытываю к воде те же чувства, как люди пережившие продолжительный период голода. Знаете наверно таких? Для которых полупустой холодильник - уже психоз. Которые набирают в магазинах вдвое больше потребностей и часть после выкидывают. Им постоянно кажется, что пища снова вот вот кончится. Вот и я уже несколько дней чту и лелею воду, как важнейший ресурс. И хороший глоток живительной жидкости делает меня если не счастливым, но светлым и благостным. Интересно, как надолго этот синдром?
ВОРОХ ВТОРОЙ
Режим рабочего и колхозницы - это когда ложишься в 21-22, а встаешь либо в 4, как на ферму или в поле, либо в 5.30-6.00, как на завод.
Кризис сказывается даже на этой, весьма неплохой клинике. Сестры говорят, что такое вообще впервые. То закупят дешевый лейкопластырь (этому я был свидетель, когда в первый день никак не могли его прилепить к руке катетер) , то лейкопластыря не окажется вообще. Все чаще появляются дешевые капельницы, с которыми трудно управляться. В препаратами нет-нет, да перебой. Надо отдать должное, персонал при всём этом работает не покладая рук и все описанное больными почти не ощущается.
Отчаянье - это когда приезжает скорая, с ней две добрые добрые тетки, а в заветном чемоданчике нет ни ношпы, ни баралгина. На базе оных не выдали, а тебя всего корчит. Впрочем ни что другое из имеющегося у них в ту ночь тоже не помогло. Надежда - когда вторая, приехавшая через два часа, состоит из одного серьезного мужичка, заветный ящичек которого оснащен куда как лучше. Врач с насмешливо-пофигистическим лицом привыкшего ко всему и расспрашивал подробнее, и делал на порядок больше движений.
А ведь если вспомнить, что спровоцировало приступы, в конечном итоге приведшие меня на эту койку, то все кажется вполне безобидным. Винегрет, кефир, рыбка под маринадом. Ничего жареного или острого. Что-то требовалось животу для старта. Что-то еле заметное. Какая-то последняя искра.
В хирургическом отделении самая распространенная фраза пациентов, переведенных в палату после интенсивной терапии звучит так: "Да, не ел(а) уже трое (четверо, шестеро...) суток. Когда разрешат не знаю. А уже и не хочется".
Ощущение, что здесь я наматываю пешком по коридору больше, чем в иной рабочий день
Лиза и Оля - две медсестры-противоположности, сошедшиеся на полигоне хирургического отделения. Молоденькая Лиза возит капельницы по коридору гордо приподняв головку, улыбаясь краями губ и намеренно изящно двигая бедрами. Средних лет полная Оля наоборот вышагивает, как солдат, с вечно напряженной и недовольной миной. И обе постоянно что-то путают и забывают. И обе, бляха, работают в одну смену. Моя левая рука, и без того опухшая, за эту ночь вовсе стала ныть горючими слезами. Ибо компресса у них не допросишься, а пытаться впендюрить капельницу туда, куда ее уже нельзя ставить - это завсегда.
Медсестра Роза, армянка средних лет, оказывается имеет большой стаж медработника. Работала еще в Армении, потом перебралась в Москву и уже несколько лет в 123-й медсанчасти. Как скрупулезно, профессионально, с душой, от и до эта женщина делает абсолютно все. В голове все по полочкам, в руках все спорится и вертится.
Какая-то трудноходящая пришлая бабуля из соседнего отделения стала выпрашивать у наших сестер специально самоклеящуюся повязку. Мол, ваш завотделением мне обещал. Яна честно пошла в перевязочную и нашла только пол-листа нужного материала. Ну и разумеется ласково попросила бабушку подождать до завтра, а "завтра все будет в наличии и получите целый лист". Еще секунду назад несчастная тихая сгорбленная старушка вдруг оказалась не такая уж старушка, вытянулась как струна, гневно вытаращила глаза и высокочастотно вызвизгнула на весь коридор: "Мы Афганистан прошли!!!"
Тем временем сегодня уже неделя, как я здесь
ВОРОХ ТРЕТИЙ
Приезжал Саша Фетисов. Даже договорился с охраной и прорвался в отделение, несмотря на неурочное время. Привез классных книг про паровозы.
На яндекс-бейджике 8 тысяч обеденных денег, которые сгорят в ночь с 31-е на 1-е. Отдал бейдж брату. Тот обещал разумно распорядиться. И судя по смс-отчетам неплохо с этим справляется :)
Так привозят какую-нибудь еле живую бабушку, которая сама не поворачивается с бока на бок, невнятно говорит и ее усохшую почти не видно среди одежды, одеял и покрывал. Ходишь мимо нее в коридоре и не хочется думать о будущем. Мало ли какое оно.
Моя бывшая палата слегла в полном составе с чем то простудно-вирусным. Меня, судя по всему, спасают ежедневные 4 банки антибиотиков и противовоспалительных.
Ощущение, что все мужички, попавшие сюда с различной формой панкреатита, в жизни совсем не дураки выпить. Что впрочем логично. После купирования основного обострения, их бодрые исконно русские лица и веселый говорок позволяют мало сомневаться, что свою веселую жизнь они применяют на какие то там диеты.
Швы сняли в два этапа. Сначала через один, на следующий день остальные. Теперь можно сказать, что расшили окончательно.
Оптимизм - это когда пациент с панкреатитом, которому прописан стол#5, утром кладет на хлеб сантиметровый слой сливочного масла и прижимает сверху вторым куском. Супероптимизм - когда в обед этот же пациент присовокупляет к диетическому супчику шмат сала и соленые огурцы.
Все-таки военные врачи узнаются по уверенной речи и определенному набору только им присущих манер. Как выяснилось и хирург, меня оперировавший (он же зав. хирургического отделения), и мой лечащий врач - оба хирурги высшей категории со стажем более 30 лет, полковники в запасе и отставке соотвественно.
Самый пожалуй позитивный персонаж, что встретился мне здесь за все это время - это медбрат Толик из отделения реанимации. Такой плотненький небольшого роста постоянно улыбающийся активный бородач со светлым каре на голове. Как он бесподобно приводил меня в чувство после наркоза. "Димон! Ну Димон! Давай держись, Димон. Ну ка сожми мою руку как следует. Ай, молодца! Сейчас подышим самостоятельно." Вспоминая нынче его постоянную лыбу и насмешливые глаза, понимаешь, что в те нелегкие сутки именно он насколько мог делал наше существование легче.
А меня тем временем выписали. Все-таки только дома, ощутив этот блаженный покой, понимаешь, что даже отдельная палата в клинике не дает отключиться от атмосферы, хоть и уютного, но общежития. Так и засыпаю в начале десятого и высыпаюсь в четырем-пяти утра. Только вместо капельницы у меня чай с медом :)
В отличие от случая десятилетней давности, когда попав в клинику, я за короткий период написал небольшую повесть, в этот раз меня не хватило на такой объем творчества. И физическое состояние после операции не то, и персонажи в отделении преммущественно очень степенные. Но тезисно записывать сиюминутное ничего не мешало. В итоге вел "Клинические записки". Где-то веселые, где-то не очень. Их и публикую. На память.
ВОРОХ ПЕРВЫЙ
Михаил, бывший сосед по палате, неожиданно пришел со своим новым соседом, седобородым дедком 82-х лет, с целью обсудить перспективы запуска аэроэкспресса из Усово в Шереметьево. Что интересно, инициировал разговор сам дедушка, рассказывая как бесподобно в Усово отстроили новую платформу. Бодрый такой старик :)
Взлетая с ВПП-2 по курсу 1 из Внуково, самолеты западных направлений или же обходящие Москву с запада, разворачиваются практически над нашей медсанчастью. Смотрю и словно выздоравливаю.
Спирт здесь - дело привычное. А вот когда в процессе перевязки врач обтирает тебя чистейшим авиационным керосином, чувствуешь себя летчиком. От характерного запаха в крови повышается уровень патриотизма.
Большинство стариков-пациентов здесь конечно выглядят слабыми и несчастными. Когда на их фоне попадаются бодрые и постоянно улыбающиеся, чувствуешь, что у тебя то самого все и вовсе неплохо.
В реанимации в трех метрах от меня лежал дедушка с двусторонней пневмонией. Он кричал и бредил, дергал конечностями, пытался соскочить с койки, швырял прикрепленные провода, вырывал трубки, грыз капельницу. Его легкие издавали страшнейшие хрипы. Все его поведение, а особенно речь, убеждали меня в том, что человек совсем в ином измерении и вряд-ли когда то уже вернется в данное. Вчера я узнал, что не ошибся.
Маленькая белокурая медсестра Яна в течении раннеутреннего получаса успела выдать мне градусник, влить две капельницы, забрать градусник, сделать укол и наложить компресс на мои подуставшие от иглы распухшие вены. Такой деловой электровеник!
Первое что смутно смутно помню после операции - меня везут коридорами на каталке, а сверху проносятся эти квадратные больничные лампы. Мне это напомнило мою первую поездку по Северомуйскому тоннелю на БАМе. Я тогда начал засыпать на подъезде к Казанкану со стороны Таксимо, т.е. непосредственно перед тоннелем. И вот тоже самое: полуоткрытые глаза, полуотключенный мозг, темный коридор тоннеля и лампы, лампы, лампы...
Непритязательного человека среднестатистическая больница лишь утвердит в его непритязательности.
Глядя на тумбочку с остатками обеда вспомнил один из любимых моментов из "Москва - Петушки" про компот с белым хлебом :)
После той постоперационной жажды, что изматывала меня в реанимации, я испытываю к воде те же чувства, как люди пережившие продолжительный период голода. Знаете наверно таких? Для которых полупустой холодильник - уже психоз. Которые набирают в магазинах вдвое больше потребностей и часть после выкидывают. Им постоянно кажется, что пища снова вот вот кончится. Вот и я уже несколько дней чту и лелею воду, как важнейший ресурс. И хороший глоток живительной жидкости делает меня если не счастливым, но светлым и благостным. Интересно, как надолго этот синдром?
ВОРОХ ВТОРОЙ
Режим рабочего и колхозницы - это когда ложишься в 21-22, а встаешь либо в 4, как на ферму или в поле, либо в 5.30-6.00, как на завод.
Кризис сказывается даже на этой, весьма неплохой клинике. Сестры говорят, что такое вообще впервые. То закупят дешевый лейкопластырь (этому я был свидетель, когда в первый день никак не могли его прилепить к руке катетер) , то лейкопластыря не окажется вообще. Все чаще появляются дешевые капельницы, с которыми трудно управляться. В препаратами нет-нет, да перебой. Надо отдать должное, персонал при всём этом работает не покладая рук и все описанное больными почти не ощущается.
Отчаянье - это когда приезжает скорая, с ней две добрые добрые тетки, а в заветном чемоданчике нет ни ношпы, ни баралгина. На базе оных не выдали, а тебя всего корчит. Впрочем ни что другое из имеющегося у них в ту ночь тоже не помогло. Надежда - когда вторая, приехавшая через два часа, состоит из одного серьезного мужичка, заветный ящичек которого оснащен куда как лучше. Врач с насмешливо-пофигистическим лицом привыкшего ко всему и расспрашивал подробнее, и делал на порядок больше движений.
А ведь если вспомнить, что спровоцировало приступы, в конечном итоге приведшие меня на эту койку, то все кажется вполне безобидным. Винегрет, кефир, рыбка под маринадом. Ничего жареного или острого. Что-то требовалось животу для старта. Что-то еле заметное. Какая-то последняя искра.
В хирургическом отделении самая распространенная фраза пациентов, переведенных в палату после интенсивной терапии звучит так: "Да, не ел(а) уже трое (четверо, шестеро...) суток. Когда разрешат не знаю. А уже и не хочется".
Ощущение, что здесь я наматываю пешком по коридору больше, чем в иной рабочий день
Лиза и Оля - две медсестры-противоположности, сошедшиеся на полигоне хирургического отделения. Молоденькая Лиза возит капельницы по коридору гордо приподняв головку, улыбаясь краями губ и намеренно изящно двигая бедрами. Средних лет полная Оля наоборот вышагивает, как солдат, с вечно напряженной и недовольной миной. И обе постоянно что-то путают и забывают. И обе, бляха, работают в одну смену. Моя левая рука, и без того опухшая, за эту ночь вовсе стала ныть горючими слезами. Ибо компресса у них не допросишься, а пытаться впендюрить капельницу туда, куда ее уже нельзя ставить - это завсегда.
Медсестра Роза, армянка средних лет, оказывается имеет большой стаж медработника. Работала еще в Армении, потом перебралась в Москву и уже несколько лет в 123-й медсанчасти. Как скрупулезно, профессионально, с душой, от и до эта женщина делает абсолютно все. В голове все по полочкам, в руках все спорится и вертится.
Какая-то трудноходящая пришлая бабуля из соседнего отделения стала выпрашивать у наших сестер специально самоклеящуюся повязку. Мол, ваш завотделением мне обещал. Яна честно пошла в перевязочную и нашла только пол-листа нужного материала. Ну и разумеется ласково попросила бабушку подождать до завтра, а "завтра все будет в наличии и получите целый лист". Еще секунду назад несчастная тихая сгорбленная старушка вдруг оказалась не такая уж старушка, вытянулась как струна, гневно вытаращила глаза и высокочастотно вызвизгнула на весь коридор: "Мы Афганистан прошли!!!"
Тем временем сегодня уже неделя, как я здесь
ВОРОХ ТРЕТИЙ
Приезжал Саша Фетисов. Даже договорился с охраной и прорвался в отделение, несмотря на неурочное время. Привез классных книг про паровозы.
На яндекс-бейджике 8 тысяч обеденных денег, которые сгорят в ночь с 31-е на 1-е. Отдал бейдж брату. Тот обещал разумно распорядиться. И судя по смс-отчетам неплохо с этим справляется :)
Так привозят какую-нибудь еле живую бабушку, которая сама не поворачивается с бока на бок, невнятно говорит и ее усохшую почти не видно среди одежды, одеял и покрывал. Ходишь мимо нее в коридоре и не хочется думать о будущем. Мало ли какое оно.
Моя бывшая палата слегла в полном составе с чем то простудно-вирусным. Меня, судя по всему, спасают ежедневные 4 банки антибиотиков и противовоспалительных.
Ощущение, что все мужички, попавшие сюда с различной формой панкреатита, в жизни совсем не дураки выпить. Что впрочем логично. После купирования основного обострения, их бодрые исконно русские лица и веселый говорок позволяют мало сомневаться, что свою веселую жизнь они применяют на какие то там диеты.
Швы сняли в два этапа. Сначала через один, на следующий день остальные. Теперь можно сказать, что расшили окончательно.
Оптимизм - это когда пациент с панкреатитом, которому прописан стол#5, утром кладет на хлеб сантиметровый слой сливочного масла и прижимает сверху вторым куском. Супероптимизм - когда в обед этот же пациент присовокупляет к диетическому супчику шмат сала и соленые огурцы.
Все-таки военные врачи узнаются по уверенной речи и определенному набору только им присущих манер. Как выяснилось и хирург, меня оперировавший (он же зав. хирургического отделения), и мой лечащий врач - оба хирурги высшей категории со стажем более 30 лет, полковники в запасе и отставке соотвественно.
Самый пожалуй позитивный персонаж, что встретился мне здесь за все это время - это медбрат Толик из отделения реанимации. Такой плотненький небольшого роста постоянно улыбающийся активный бородач со светлым каре на голове. Как он бесподобно приводил меня в чувство после наркоза. "Димон! Ну Димон! Давай держись, Димон. Ну ка сожми мою руку как следует. Ай, молодца! Сейчас подышим самостоятельно." Вспоминая нынче его постоянную лыбу и насмешливые глаза, понимаешь, что в те нелегкие сутки именно он насколько мог делал наше существование легче.
А меня тем временем выписали. Все-таки только дома, ощутив этот блаженный покой, понимаешь, что даже отдельная палата в клинике не дает отключиться от атмосферы, хоть и уютного, но общежития. Так и засыпаю в начале десятого и высыпаюсь в четырем-пяти утра. Только вместо капельницы у меня чай с медом :)