(no subject)
За едою разговоры - вековой обычай, еда за разговорами - извечная привычка. Семейные ли обеды с хлебниковским серебром и золотом немолчания; публичные ли излияния и возлияния, на которых мух принято мешать с котлетами (читай: читалей-писателей - с икрою и галетами); дружеские шепоты и крики ли в мансардах с травами нечаянно не чайными и винами Массандры: ушей чувствительность растет с наполненностью ртов и языка развязанность - с туманностью голов.
Мне за едою нравится молчать и уходить от всех недалеко (в себя хотя бы), глотать, а также резать и жевать нежадно - сосредоточенно-ритмично и неплотоядно. Все лучшие решения, стратегии побед и тактики свершения приходят через наполнение, их форма и фактура - вопрос приготовления. Нет более процесса упоительного, пьянящего, успокоительного, чем составление букета запахов и вкусов, что раскрывается под гладкостью укусов, присыпанных крупицами острот, которых полон всякий дружественный рот.
Стоишь июльским вечером на каменном полу, в пространстве камерном «полу-полу» - полустоловой-полукухни - огнем командуешь: гори иль тлей, теперь потухни. Вскрываешь, режешь, промываешь - бывает, что случится ощипать, ошпарить (и ошпариться, и топнуть, и вскричать), отбить и взбить, сварить, изжарить, томить (томиться), загустить, потом разбавить. Огонь убавить, выветрить весь жар, сцедить бульон и остудить навар, смешать (смешаться лишь на миг), унять кастрюльный сытый хрип, запечь, запеть, уйти беспечно. Промыть две сотни чьих-нибудь костей (но здесь дождаться следует гостей), убрать все косточки из вишни слишком дачной, чтобы без сахара считать ее удачной. Потом одеться, вспомнить, на кого имеешь мудрый зуб (за ним держать язык, не надувая губ) и сплюнуть яд (не в суп, избави Боже!), команду дать параду ноже-ложек, примерить случаю приставший теплый взгляд и выстроить фарфоровый отряд. Так, пустишь кровь томатам - то оперой почтив их память, а то матом - а заодно и выпустишь свой пар, по страхам нанесешь решительный удар; разложишь мысли, размотаешь, верно, нервы и с мудростью, достойной хоть Минервы, заткнешь кому угодно рот, когда кормить гостей придет черед.
Мне за едою нравится молчать и уходить от всех недалеко (в себя хотя бы), глотать, а также резать и жевать нежадно - сосредоточенно-ритмично и неплотоядно. Все лучшие решения, стратегии побед и тактики свершения приходят через наполнение, их форма и фактура - вопрос приготовления. Нет более процесса упоительного, пьянящего, успокоительного, чем составление букета запахов и вкусов, что раскрывается под гладкостью укусов, присыпанных крупицами острот, которых полон всякий дружественный рот.
Стоишь июльским вечером на каменном полу, в пространстве камерном «полу-полу» - полустоловой-полукухни - огнем командуешь: гори иль тлей, теперь потухни. Вскрываешь, режешь, промываешь - бывает, что случится ощипать, ошпарить (и ошпариться, и топнуть, и вскричать), отбить и взбить, сварить, изжарить, томить (томиться), загустить, потом разбавить. Огонь убавить, выветрить весь жар, сцедить бульон и остудить навар, смешать (смешаться лишь на миг), унять кастрюльный сытый хрип, запечь, запеть, уйти беспечно. Промыть две сотни чьих-нибудь костей (но здесь дождаться следует гостей), убрать все косточки из вишни слишком дачной, чтобы без сахара считать ее удачной. Потом одеться, вспомнить, на кого имеешь мудрый зуб (за ним держать язык, не надувая губ) и сплюнуть яд (не в суп, избави Боже!), команду дать параду ноже-ложек, примерить случаю приставший теплый взгляд и выстроить фарфоровый отряд. Так, пустишь кровь томатам - то оперой почтив их память, а то матом - а заодно и выпустишь свой пар, по страхам нанесешь решительный удар; разложишь мысли, размотаешь, верно, нервы и с мудростью, достойной хоть Минервы, заткнешь кому угодно рот, когда кормить гостей придет черед.