Это всего лишь конец света / Juste la fin du monde
В фильме «Это всего лишь конец света» почти ничего не происходит: семья болтает, переругивается, вспоминает эпизоды из прошлого, а Гаспар Ульель с прекрасными глазами преимущественно молчит и никак не решится сказать, что скоро умрёт. В мучительных перепалках можно увидеть трагедию семьи как социальной конструкции, скрепляющей людей, неспособных понять друг друга. Или рассматривать личную тайну главного героя как формальный приём в композиционной основе пьесы Лагарса, которую экранизировал Долан.
Для меня истина происходящего в том, что самое важное - предмет запрещённый, о нём и нельзя говорить. Острее всех это чувствует брат смертельно больного Луи, пускай между ними и разыгрываются ожесточённые споры на грани с физическим насилием. Возможно, споры эти подспудно инициированы как раз тяжестью разделяемого обоими чувства. На поверхности братья пребывают на разных полюсах: утончённый богемный литератор и грубый работяга, один - профессиональный жонглёр словами, другой с порога заявляет, что он «не любитель слушать и разговаривать», но их антагонизм по существу мнимый.
Все члены семьи, конечно, знают, что Луи не такой, как они: всегда погружён в стихию языка, всегда занят работой вымысла. Мать просит его «рассказать историю», сочинить на ходу какие-нибудь сплетни, чтобы хоть так приблизить к себе и заодно употребить его профессиональные навыки ко всеобщему удовольствию за ужином. Он для развлекательной застольной беседы оказывается малопригоден, даром что писатель; да и старший сын, Антуан, «байки» выслушивает неохотно - более того, при намёке на литературность, сконструированность разговора агрессивно сопротивляется попыткам встроить его в чужой сюжет, сделать персонажем, подчинённым авторской воле. Антуан не хочет быть приколотым, как бабочка, в чужой альбом: для него это вопрос самозащиты, отстаивания своей субъектности, которая отказывается себя артикулировать. Так он на свой лад сохраняет тайну заброшенности человека в мире и безмолвной сердцевины самой жизни - сырой и хаотичной, свернувшейся в тёмный клубок в закрытых комнатах и рассеянной повсюду, как ветер, который колышет занавески. Он принципиально не хочет делать из жизни материал для пьесы: может быть, ему просто хватает мужества позволить ей исчезнуть тихо, непознанной и неисчерпанной.
Но всё же теперь Антуана и Луи объединяет глубинное понимание - изначальное ли или конечное - того, что выразить главное, невыразимое лучше всего посредством молчания. И потому, встретившись спустя много лет, они даже не хотят и не пытаются прорывать ткань обыденной речи и вязнуть в душеспасительных беседах.
И тем более недопустимо прямое говорение о смерти - можно разве что залить экран примиряющим золотистым светом и показать, как дурацки дрыгает лапкой птичка, которая вылетела из часов и тут же скончалась.
