"Дикие" (реж. Данель Эль-Пелег и Уриэль Синай)
-
Есть в сетевом лексиконе такое слово - «милота». Употребляется, когда умиление зашкаливает. Так вот, зашкаливает оно в прямом смысле слова при просмотре трогательной до слез ленты израильтян Данель Эль-Пелег и лауреата Пулитцеровской премии Уриэля Синая «Дикие», победившей на внутриизраильском конкурсе докфильмов DocAviv. Бесхитростная, снятая без каких-либо сценарных или операторских изысков картина о работе приюта-лечебницы для диких животных в Галилее стала в буквальном смысле слова памятником её главному герою - Шмулику, молодому израильскому доктору Айболиту, скоропостижно скончавшемуся в возрасте Христа сразу после съёмок. Не знаю, насколько уместны такие сравнения применительно к людям нехристианского вероисповедания, но ветеринар Шмулик и его коллеги действительно выглядят всемогущими богами для страдающих собак, гиен, попавших в приют с огнестрелом, пингвинёнка, за аппетитом которого с тревогой следит вся больница, отравленных в озере Кинерет птиц, успешно с помощью Шмулика разродившейся оленихи с неправильным предлежанием плода, искалеченного отморозками ёжика. Добрый доктор Шмулик исходит каким-то внутренним свечением, когда много месяцев подряд терпеливо делает массаж газели, на которую уже все махнули рукой и рекомендовали к усыплению, и чудо происходит - она встает и идёт, и есть в этом исцелении подлинно библейские смысл и мораль: доброта лечит и способна творить чудеса. А если чуда всё-таки не произошло (при виде тушек мёртвых птиц и мышей у зрителя предательски начинают работать слёзные железы), то принять это легче всего тогда, когда ты сам сделал всё, что мог и что от тебя зависело.
Казалось бы, снять такой простой по исполнению фильм легче лёгкого: ставь себе спокойно камеру в разные операционные, да уходи по своим делам, периодически переставляя её из операционной для птиц в операционную для зверей. Но авторам важно не просто фиксировать операции, уколы и перевязки - они сняли настоящую философскую притчу о божественной природе человека, который чувствует себя нужным и хочет помогать всякой живой твари. Несколько снятых сверху планов пустынного рамат-ганского холма, где приткнулась зверячья больница, отсылают нас к фотокартинам Жана Артюса-Бертрана, крупные и сверхкрупные планы оленьего глаза и пота над губой врача, которому предстоит принять решение об усыплении четвероногого пациента, плавный перевод камеры с людей на братьев их меньших, - вот, собственно, и все приёмы оператора и фотожурналиста с мировым именем Уриэля Синая, и в этой простоте залог красоты и ясности восприятия. Фильм заканчивается кадрами тель-авивского зоопарка, где многодетные израильские семьи тыкают пальцами во вчерашних пациентов доброго доктора Шмулика, не подозревая, какой титанический труд скрыт за пределами клеток и вольеров, а какой-то ортодоксальный папаша, показывая дитяти антилопий рог, важно изрекает: «Это шофар, сынок». Обыденное, восходящее к божественному - это и есть лейтмотив доброй и светлой картины Эль-Пелег и Синая.
Есть в сетевом лексиконе такое слово - «милота». Употребляется, когда умиление зашкаливает. Так вот, зашкаливает оно в прямом смысле слова при просмотре трогательной до слез ленты израильтян Данель Эль-Пелег и лауреата Пулитцеровской премии Уриэля Синая «Дикие», победившей на внутриизраильском конкурсе докфильмов DocAviv. Бесхитростная, снятая без каких-либо сценарных или операторских изысков картина о работе приюта-лечебницы для диких животных в Галилее стала в буквальном смысле слова памятником её главному герою - Шмулику, молодому израильскому доктору Айболиту, скоропостижно скончавшемуся в возрасте Христа сразу после съёмок. Не знаю, насколько уместны такие сравнения применительно к людям нехристианского вероисповедания, но ветеринар Шмулик и его коллеги действительно выглядят всемогущими богами для страдающих собак, гиен, попавших в приют с огнестрелом, пингвинёнка, за аппетитом которого с тревогой следит вся больница, отравленных в озере Кинерет птиц, успешно с помощью Шмулика разродившейся оленихи с неправильным предлежанием плода, искалеченного отморозками ёжика. Добрый доктор Шмулик исходит каким-то внутренним свечением, когда много месяцев подряд терпеливо делает массаж газели, на которую уже все махнули рукой и рекомендовали к усыплению, и чудо происходит - она встает и идёт, и есть в этом исцелении подлинно библейские смысл и мораль: доброта лечит и способна творить чудеса. А если чуда всё-таки не произошло (при виде тушек мёртвых птиц и мышей у зрителя предательски начинают работать слёзные железы), то принять это легче всего тогда, когда ты сам сделал всё, что мог и что от тебя зависело.
Казалось бы, снять такой простой по исполнению фильм легче лёгкого: ставь себе спокойно камеру в разные операционные, да уходи по своим делам, периодически переставляя её из операционной для птиц в операционную для зверей. Но авторам важно не просто фиксировать операции, уколы и перевязки - они сняли настоящую философскую притчу о божественной природе человека, который чувствует себя нужным и хочет помогать всякой живой твари. Несколько снятых сверху планов пустынного рамат-ганского холма, где приткнулась зверячья больница, отсылают нас к фотокартинам Жана Артюса-Бертрана, крупные и сверхкрупные планы оленьего глаза и пота над губой врача, которому предстоит принять решение об усыплении четвероногого пациента, плавный перевод камеры с людей на братьев их меньших, - вот, собственно, и все приёмы оператора и фотожурналиста с мировым именем Уриэля Синая, и в этой простоте залог красоты и ясности восприятия. Фильм заканчивается кадрами тель-авивского зоопарка, где многодетные израильские семьи тыкают пальцами во вчерашних пациентов доброго доктора Шмулика, не подозревая, какой титанический труд скрыт за пределами клеток и вольеров, а какой-то ортодоксальный папаша, показывая дитяти антилопий рог, важно изрекает: «Это шофар, сынок». Обыденное, восходящее к божественному - это и есть лейтмотив доброй и светлой картины Эль-Пелег и Синая.