«Остров голодных призраков» (реж. Габриэль Брейди)
-
Весьма претенциозный и уже добившийся восьми побед и 12 номинаций в разных премиях и фестивалях документальный дебют Габриэль Брэйди, чьё гражданство даже после утомительного поиска установить не удалось, «Остров голодных призраков» - австралийско-британско-немецкая копродукция, которая уже успела победить в документальной номинации прошлогоднего фестиваля Tribeca. В России внимание к Tribeca-2018 было приковано потому, что среди победителей была и короткометражка с Захаром Прилепиным в главной роли, но и в остальных номинациях фестиваля наградили исключительно дебютантов. Главная достопримечательность принадлежащего Австралии Острова Рождества в Индийском океане - сезонная миграция красных земляных крабов-эндемиков, когда 150 миллионов особей разных размеров синхронно перемещаются к морю для отложения икры. Любование деловито шагающими толпой по острову крабиками (чего уж говорить, зрелище действительно уникальное, must see) занимает половину экранного времени картины. Но это ни разу не природоохранный очерк канала National Geografic - миграция крабиков зарифмована режиссёром с миграциями биологического вида homo sapiens sapiens, чьи представители непостижимыми путями и траекториями доплывают до райского Острова Рождества и попадают в отнюдь не райские условия лагеря-накопителя для беженцев. Самого лагеря мы не увидим, а о его существовании узнаем от социального работника По Лин Ли, приехавшей на остров добровольно и работающей в штате лагеря психологом и психотерапевтом.
Казалось бы, нет более остросоциальной и злободневной проблемы для сегодняшней документалистики, чем судьба людей, вынужденных не по своей воле перемещаться по земному шару. На мой взгляд, с такой «вкусной» темой Габриэль Брэйди не справляется совершенно. В свободное от гипнотического созерцания крабиков время мы видим фрагменты пациентских приёмов психолога По Лин Ли (может, профессионалы меня поправят, но у меня сложилось ощущение, что она не дипломированный врач, а скорее, гражданская активистка, захотевшая быть полезной и допущенная администрацией лагеря к людям в состоянии фрустрации) - люди рассказывают об абстрактных физиологических и психологических ощущениях без привязки к реальной истории, источнику страхов, депрессии, психоза. Мы не знаем ни об их гражданстве, ни о том, что подтолкнуло их к бегству - можем лишь о чём-то догадываться по языку, на которых они говорят. Например, беженец, рассказывающий о том, что он и его товарищи зашили себе рот, говорит на фарси. Как можно было, убегая из Ирана, приплыть в моря Индонезии?? Если пытаться выстроить логическую цепочку - может быть, это оппозиционер, бежавший после подавления иранского восстания 2009 года (беженцы сидят в лагере годами в тщетной надежде получить убежище). А может, просто диссидент, конфликтующий с режимом аятолл. А может, какой-нибудь персидский Павленский, вместо уютной Европы попавший в переплёт. С пациентами, говорящими по-арабски, и того хуже - ни одного опознавательного намёка, а жаль: если крабики, путешествующие по острову, все одинаковые, то историю человеческих трагедий можно было бы подсветить как-то конкретнее, если уж ты замахиваешься на кино с высоким гражданским звучанием, иначе получается выстрел вхолостую. Ведь материала для репортажа-бомбы с острова предостаточно: одни безымянные могилы китайских иммигрантов-шахтёров (это и есть «голодные призраки», вынесенные в название) чего стоят. Или, например, брошенное По Лин Ли вскользь упоминание, что госслужащим острова грозит 2 года тюрьмы за распространение информации о том, что происходит в лагере. А что, чёрт возьми, там реально происходит? Может, это не лагерь, а концлагерь, а мировая общественность находится в преступном неведении? Но Габриэль Брэйди, судя по всему, крабики куда интереснее людей (в этом смысле она гораздо больший импрессионист, чем, например, затрагивавший похожую тему в «Море в огне» Франческо Рози), да и По Лин Ли, как мы узнаём из финальных титров, сворачивает свою гуманитарную миссию и возвращается с острова домой. Видимо, теперь ей самой понадобится психолог. И вновь хочется воскликнуть: «Врачу, исцелися сам!»
Весьма претенциозный и уже добившийся восьми побед и 12 номинаций в разных премиях и фестивалях документальный дебют Габриэль Брэйди, чьё гражданство даже после утомительного поиска установить не удалось, «Остров голодных призраков» - австралийско-британско-немецкая копродукция, которая уже успела победить в документальной номинации прошлогоднего фестиваля Tribeca. В России внимание к Tribeca-2018 было приковано потому, что среди победителей была и короткометражка с Захаром Прилепиным в главной роли, но и в остальных номинациях фестиваля наградили исключительно дебютантов. Главная достопримечательность принадлежащего Австралии Острова Рождества в Индийском океане - сезонная миграция красных земляных крабов-эндемиков, когда 150 миллионов особей разных размеров синхронно перемещаются к морю для отложения икры. Любование деловито шагающими толпой по острову крабиками (чего уж говорить, зрелище действительно уникальное, must see) занимает половину экранного времени картины. Но это ни разу не природоохранный очерк канала National Geografic - миграция крабиков зарифмована режиссёром с миграциями биологического вида homo sapiens sapiens, чьи представители непостижимыми путями и траекториями доплывают до райского Острова Рождества и попадают в отнюдь не райские условия лагеря-накопителя для беженцев. Самого лагеря мы не увидим, а о его существовании узнаем от социального работника По Лин Ли, приехавшей на остров добровольно и работающей в штате лагеря психологом и психотерапевтом.
Казалось бы, нет более остросоциальной и злободневной проблемы для сегодняшней документалистики, чем судьба людей, вынужденных не по своей воле перемещаться по земному шару. На мой взгляд, с такой «вкусной» темой Габриэль Брэйди не справляется совершенно. В свободное от гипнотического созерцания крабиков время мы видим фрагменты пациентских приёмов психолога По Лин Ли (может, профессионалы меня поправят, но у меня сложилось ощущение, что она не дипломированный врач, а скорее, гражданская активистка, захотевшая быть полезной и допущенная администрацией лагеря к людям в состоянии фрустрации) - люди рассказывают об абстрактных физиологических и психологических ощущениях без привязки к реальной истории, источнику страхов, депрессии, психоза. Мы не знаем ни об их гражданстве, ни о том, что подтолкнуло их к бегству - можем лишь о чём-то догадываться по языку, на которых они говорят. Например, беженец, рассказывающий о том, что он и его товарищи зашили себе рот, говорит на фарси. Как можно было, убегая из Ирана, приплыть в моря Индонезии?? Если пытаться выстроить логическую цепочку - может быть, это оппозиционер, бежавший после подавления иранского восстания 2009 года (беженцы сидят в лагере годами в тщетной надежде получить убежище). А может, просто диссидент, конфликтующий с режимом аятолл. А может, какой-нибудь персидский Павленский, вместо уютной Европы попавший в переплёт. С пациентами, говорящими по-арабски, и того хуже - ни одного опознавательного намёка, а жаль: если крабики, путешествующие по острову, все одинаковые, то историю человеческих трагедий можно было бы подсветить как-то конкретнее, если уж ты замахиваешься на кино с высоким гражданским звучанием, иначе получается выстрел вхолостую. Ведь материала для репортажа-бомбы с острова предостаточно: одни безымянные могилы китайских иммигрантов-шахтёров (это и есть «голодные призраки», вынесенные в название) чего стоят. Или, например, брошенное По Лин Ли вскользь упоминание, что госслужащим острова грозит 2 года тюрьмы за распространение информации о том, что происходит в лагере. А что, чёрт возьми, там реально происходит? Может, это не лагерь, а концлагерь, а мировая общественность находится в преступном неведении? Но Габриэль Брэйди, судя по всему, крабики куда интереснее людей (в этом смысле она гораздо больший импрессионист, чем, например, затрагивавший похожую тему в «Море в огне» Франческо Рози), да и По Лин Ли, как мы узнаём из финальных титров, сворачивает свою гуманитарную миссию и возвращается с острова домой. Видимо, теперь ей самой понадобится психолог. И вновь хочется воскликнуть: «Врачу, исцелися сам!»