Бег зайца через поля (La course du lievre a travers les champs) 1972
Сон, вызванный полетом пчелы за секунду до пробуждения. Мальчики и девочки играют в гангстеров, играют в ограбления, играют в любовь, в жизнь и смерть. Или наоборот, это все о том, что все-все и даже самые крутые парни в душе инфантильные дети, заигравшиеся в свои игры, пока их не позвали домой? Или это галлюцинации, мучаемого совестью человека? Зрителя с самого начала посылают по разным дорогам цитатой из Кэрролла и скалящимися Чеширскими котам = каждый может выбирать «или-или». Но важно не то, кто кому снится, а то, каким странным и удивительным кажется мир зайцу, бегущему через поля.
Есть фильмы, которые понимать на разных уровнях восприятия, у которых есть объем и разные проекции - когда можно видеть круг, а можно шар. Поверхность камня или мозаику, в которой этот камень служит пазлом в общей картине. Так и вязкий нео-нуар Рене Клемана - поэтическая медитация, прекрасный пульсирующий мир, постоянно движущийся, необъятный и зыбкий. Как будто смотришь на сеанс какой-нибудь игры Go, правила которой тебе непонятны, но оторваться невозможно. Дано шесть планирующих похищение героев - четыре мальчика и две девочки, все имеют двойников в своем Зазеркалье (или скорее наоборот, как раз они то и являются порождением детской фантазии). Здесь вообще все не те, чем кажутся. Разве что главный герой измениться не может по определению. Он и так уже мертвец, несущий смерти всем вокруг. Заяц, обреченный с самого начала на вечный бег и петляния во все сужающемся круге, ради нарушения старого принципа воздаяния за грехи, выраженного словами детской пугалки - «А если ты совершишь что-то дурное, то придут цыгане и заберут тебя». Вне зависимости от того, сколько ты пробежишь, будет ли раскаяние или без него обойдемся. Все в вечном побеге, но никто не уйдет отсюда живым, а моральных аксиом никто не отменял. Никакой тебе свободы воли, никакого «или-или». Остается только никогда-никогда сдаваться и доиграть красиво, то есть сдохнуть красиво, поставив последним ходом точку в совершенном рисунке жизни. «А теперь я ложусь и засыпаю, и прошу Господа хранить мою душу»… «Я ложусь и засыпаю» - никому не хочется этого делать, как неугомонным детям не хочется укладываться по вечерам, но так велит голос, повелевающий этим миром и дергающий нити.
