О текущем
Обвинили в отсутствии высокодуховности.
Объяснили, что высокодуховный человек душой стремится к прекрасному, а сердце и всё прочее отдаёт людям.
Не чахнет над накопленным златом, а легко, с радостью расстаётся с пятидесятью долларами на издание сборника стихов никому не известной, но очень, очень талантливой поэтессы.
(На вопрос «что так дорого?» был получен ответ «не на газетной же бумаге печатать!»)
Оправдываться бессмысленно, чего нет, того нет.
Зато есть хорошая память.
Идешь, скажем, себе, и вдруг слышишь смачное чавканье и хруст разгрызаемых костей.
Подкрадёшься на цыпочках, заглянешь, а там, за кустами, упомянутая высокодуховная особь урча доедает кого-то, возможно, столь же высокодуховного.
Сыто цыкнет зубом, тряхнёт золотыми кудрями и с лирой подмышкой взовьётся к горниим высотам,
И парит в эмпирееях, излучая высокодуховное сияние такой силы и яркости, что глазам больно.
Слезятся.
Как ни прищуривайся, не увидишь кровавых пятен на белоснежном хитоне.
Объяснили, что высокодуховный человек душой стремится к прекрасному, а сердце и всё прочее отдаёт людям.
Не чахнет над накопленным златом, а легко, с радостью расстаётся с пятидесятью долларами на издание сборника стихов никому не известной, но очень, очень талантливой поэтессы.
(На вопрос «что так дорого?» был получен ответ «не на газетной же бумаге печатать!»)
Оправдываться бессмысленно, чего нет, того нет.
Зато есть хорошая память.
Идешь, скажем, себе, и вдруг слышишь смачное чавканье и хруст разгрызаемых костей.
Подкрадёшься на цыпочках, заглянешь, а там, за кустами, упомянутая высокодуховная особь урча доедает кого-то, возможно, столь же высокодуховного.
Сыто цыкнет зубом, тряхнёт золотыми кудрями и с лирой подмышкой взовьётся к горниим высотам,
И парит в эмпирееях, излучая высокодуховное сияние такой силы и яркости, что глазам больно.
Слезятся.
Как ни прищуривайся, не увидишь кровавых пятен на белоснежном хитоне.